Время надежд (Книга 1) - Игорь Русый

- Сюда! - крикнул Густав.

Тот огляделся, быстро вскочил на ноги. Этот невысокий, коротконогий солдат легко был ранен в щеку, кровь залила ему подбородок, и он кривил толстое, рыхлое лицо.

В дыму появились еще фигуры. Услыхав крик, они подходили к разбитой пушке. Густав насчитал шесть человек. Все они были ранены.

- Прятались, недоноски! - выкрикнул он. - Бросили оружие... Кошачье дерьмо! Хотели сдаться Иванам?

- Тут никто не сдавался, - хмуро проговорил коротконогий солдат. - Я думаю, господин унтер-офицер, что русские просто удрали, - нос его задвигался, а в глазах блеснули хитроватые огоньки. - Мы отбились.

- Ах вот как! - опешил Зиг. - Имя?

- Рядовой Клаус Лемке, господин унтер-офицер.

Я из Саксонии Нам пастор часто говорил: если в шкуру воткнется колючка, не брыкайся, иначе она уйдет еще глубже.

- Ищите других раненых, - приказал Густав. - Оружие найти! Быстро!

Солдаты разошлись искать живых еще товарищей и винтовки.

Зиг направился к легковой машине, в которой ехали офицеры. Машину перевернуло взрывом снаряда. Внутри изрешеченной осколками кабины застыли мертвецы. Зиг нашел чей-то пистолет, засунул в свою кобуру. Он прошел еще немного по дороге и наткнулся на лежащего кверху лицом Рихарда Крюгера, товарища детства. Штык ударил ему в горло, и вокруг дырки спеклась черная кровь.

- Тебе не повезло, Рихард, - пробормотал Зиг. - А Паула еще не знает, что стала вдовой.

Ему вспомнилась та ночь, когда Паула, лежа рядом с ним, обнимая его, деловитым голосом заявила, что будет женой Рихарда. "Только дуры выходят замуж по любви, - сказала еще она. - Любить - значит быть рабыней, а не госпожой. Я узнала это с тобой..."

Она сбросила одеяло, встала на колени и ладонями провела по животу, бедрам, как бы позволяя ему любоваться своим гибким, молодым телом, а затем дрожащими руками обхватила его голову, прижала к своей груди, пахнущей ландышами.

"Да, - подумал Зиг, - известие о смерти Рихарда ее не слишком огорчит..."

Вспомнилось ему и то, как Рихард уже во время войны, получая от нее письма, говорил: "Ты не представляешь, до чего Паула наивна. Я думаю, раньше она даже ни с кем не целовалась".

- Господин унтер-офицер, - сказал подбежавший Лемке, - на дороге бронетранспортер.

Бронетранспортер медленно ехал от леса, и кто-то с него разглядывал место побоища.

- Это наш, - ответил Густав.

- Есть приказ, господин унтер-офицер, - добавил заискивающим тоном Лемке, - тем, кто выиграл бой с русскими танками, предоставлять недельный отпуск.

"Он, пожалуй, неглуп", - думал Зиг.

- Лемке, вы уверены, что русские испугались?

- Уверен, господин унтер-офицер, - быстро доложил тот. - Русские отступили.

- Ладно, - усмехнулся Зиг и, понизив голос, добавил: - Растолкуй всем. Эти молокососы еще сболтнут лишнее.

- Я давно заметил, господин унтер-офицер, люди в отдельности бывают умнее, чем все общество.

- Как это понять, Лемке?

- Даже молокососы, господин унтер-офицер, не кусают титьку, в которой есть молоко, - выкатывая круглые глаза, отчего лицо его приняло бравое и глуповатое выражение, уточнил солдат.

Бронетранспортер подъехал и остановился.

- Что случилось? - крикнул, высовываясь над бортом, гауптман с седыми висками и крючковатым носом.

- Нас атаковали русские танки, - доложил Зиг.

- Проклятье! - выругался офицер. - Куда ушли, сколько их?

Густав объяснил все, и тот начал по рации говорить с каким-то штабом.

- Вам приказано ждать здесь! - снова крикнул он. Бронетранспортер, развернувшись, уехал.

Два солдата на шинели волокли останки раздавленного танком офицера. Громко икнув, Лемке отвернулся.

Лицо его стало бледно-серым, точно под кожей разлили свинец.

- Что за нежности? - спросил Зиг.

- Это наш лейтенант. У него трое детей, имение в Саксонии, - отозвался Лемке, приседая у колеи, выдавленной гусеницей танка.

Густав подумал о том, что и у Рихарда под Берлином есть имение, а теперь ему ничего не надо. Паула станет хозяйкой всего, что упорно долгие годы наживали Крюгеры спекуляцией и торговлей.

Втайне Густав завидовал богатству Рихарда и всегда при нем старался как-то доказать превосходство своего ума. И когда Паула стала женой Рихарда, у него даже не возникло угрызений совести за то, что скрыл от товарища их прежние отношения: для сильной личности это ненужный хлам, который бывает помехой на пути к цели. Глядя и сейчас на труп Рихарда, он лишь удивлялся мелочности своего прежнего глупого тщеславия в сравнении с тем великим, что предстояло осуществить на полях России, то есть победить и стать господином мира. Но все имеет смысл лишь при жизни.

Дым еще расползался, стелясь по яркой веселой зелени луга, как черный туман. И Густаву пришла мысль, что, вероятно, старый языческий, переживший века обычай накрывать головы черным в знак траура и горя когда-то родился при виде таких дымов.

"Отчего русский не стрелял? - подумал он. - Чувствуют близость поражения? А слабость всегда укрывается личиной добродетели". И, приняв такое объяснение, усмехнулся.

Опять на дороге показался бронетранспортер, сопровождавший две легковые машины. Почти на ходу, едва шофер притормозил, выпрыгнул командир дивизии - еще моложавый, с едва заметной сединой на висках, получивший генеральские погоны из рук фюрера в Париже.

- Мой бог, - пробормотал он, увидев страшный ряд мертвецов и только несколько живых солдат.

Из другого "мерседеса" выбрался коротенький, толстый майор с заспанными, укрытыми в жирных складках век глазами.

- Смотрите, Ганзен... Это мой лучший батальон.

Это рыцари, добывшие фюреру Париж, - сказал генерал таким тоном, будто и майор повинен в катастрофе.

Ганзен лишь слегка кивнул и равнодушным, ничего не выражавшим взглядом посмотрел на трупы, на обломки грузовиков, кое-где еще слабо дымившиеся, на следы гусениц в траве, и глаза его уперлись в унтерофицера.

Зиг доложил о нападении русских танков, о завязавшемся бое. Он не говорил, как протекал этот бой, но сам вид унтер-офицера в измазанной грязью куртке с двумя медалями, с забинтованным плечом, спокойным, твердым взглядом убеждал, что схватка была отчаянной и жаркой.

Генерал крепко пожал руку унтер-офицеру.

- Вы будете представлены к награде, - сказал он. - Благодарю за мужество!

Ганзен же молча наклонился, подобрав окурок русской папиросы, внимательно осмотрел его со всех сторон.

- Я полагаю генерал, встреча с этим батальоном для русских оказалась неожиданной, - майор взглянул на унтер-офицера, - русские танкисты имели другую задачу.

XVII

Самолет подлетал к Берлину. Внизу мелькнули бетонные линии Темпельхофа и ангары. Густав считал, что ему здорово повезло: командир дивизии сам распорядился выписать отпускной билет, да еще нашлось место в этом четырехмоторном санитарном транспортнике. Отделаться царапиной, когда разгромлен батальон, и через день ходить по Берлину - это ли не удача!