Это не любовь (СИ) - Шолохова Елена
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что я – вообще? – изогнул он вопросительно бровь.
– Ну… в общем, я знаю, что у вас есть…
– Ты про Ларису? – догадался он. Нахмурился сразу. – Ларисы сейчас нет в городе. Когда она вернётся, я, конечно, с ней поговорю. Постараюсь объяснить...
Юлька уставилась на него в изумлении, даже рот приоткрыла.
– Но ты же не думала, что я буду играть на два поля? – спросил он с усмешкой.
– Значит… значит, вы выбрали меня? – ликование так и рвалось наружу.
Ну как с ним не сойти с ума – когда за десять каких-то минут, пока завтракали, она успела и впасть в отчаяние, и погневаться, и обидеться, и вознестись от восторга на небо, ну или куда там возносятся…
Он не стал отвечать, наверное, решил, что и так наговорил достаточно. Поднялся из-за стола, поблагодарил за завтрак.
– Я пойду немного поработаю, – и с улыбкой добавил: – А то вчера не удалось.
94
После завтрака Юлька, нацепив наушники, вымыла посуду. Потом прошлёпала в гостиную – Анварес и правда сосредоточенно работал, зарывшись в книги. Но почувствовав её взгляд, обернулся. Посмотрел пристально, с каким-то особенным интересом. Потом, будто в ответ на собственные мысли, качнул головой и произнёс:
– Прости, надо доделать тут…
А Юльке хотелось, чтобы он отвлёкся от этих талмудов, говорил с ней, пусть бы даже опять читал занудные нотации, какой должна быть хорошая девушка.
– А мне что делать? Домой пойти? – спросила и напряглась в ожидании.
– А тебе нужно домой?
Она покачала головой.
– Можешь уроки поделать, например, самая прилежная студентка. Вон возьми мой планшет, если понадобится что-нибудь погуглить.
Юлька спорить не стала. В конце концов им и правда задали много, а она с её долгами и прогулами и так плелась в хвосте. Уселась там же, забравшись на диван с ногами, чтобы и заниматься, и украдкой за ним наблюдать.
Начала с самого противного предмета – со стилистики. Не понимала она все эти стилистические девайсы, путалась и блуждала в понятиях. Но тут попробовала собраться и вникнуть в тему лекции. Благо тетради с конспектами из рюкзака накануне не выложила и носила с собой. Однако скупые строки с множественными сокращениями мало что прояснили.
– А чем отличается синекдоха от метонимии? – спросила у Анвареса.
Ну и пусть, что предмет не его, но близко же к литературе.
Он развернулся, сообразил не сразу, даже переспросил:
– Что?
Юлька повторила вопрос. На удивление, он тотчас отложил свои книги и записи и принялся охотно объяснять. Между прочим, доходчиво и с примерами.
– А парафраз?
Юлька сыпала вопросами, уточняла, заучивала, потом просила проверить себя.
Его явно забавляло то, что отвечала она непременно стоя. Если что-то забывала и не могла ответить – снова усаживалась, перечитывала, сосредоточенно бормоча под нос. Потом объявляла:
– Всё! Я готова! – И снова вставала перед ним, вытянувшись в струнку, как на сцене.
Сколько бы у него там работы ни скопилось, но ей он не то что не отказывал, а помогал с нескрываемым удовольствием. Настолько нескрываемым, что затем, выслушав, встал из-за стола. Подошёл к ней, не сводя глаз, обнял за талию, решительно притянул к себе.
У Юльки от этого его уверенного движения мгновенно сжалось всё внутри томительно и сладко. А уж когда он приник к её губам – отвечала на поцелуй с не меньшим жаром.
Спустя время, он, всё ещё разгорячённый, прижал её к себе, целуя в макушку, и вдруг прошептал:
– Наедине давай на «ты»? И без этого «Александр Дмитриевич». А то я в такие моменты чувствую себя, знаешь, чуть ли не престарелым извращенцем.
– Ой, я не могу с вами на «ты»!
– Сможешь.
– Да нет же!
В один миг она оказалась на спине, а он навис сверху, склонившись совсем низко. Смотрел на неё неотрывно, а глаза так и лучились теплом и смехом.
– Повторяй, – произнёс одними губами, – ты…
– Ты, – прошептала послушно, как зачарованная.
– Теперь сама.
– Ты…
– Умница, – улыбнулся он и, склонившись ещё ниже, поцеловал в кончик носа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})95
В органный зал они тем вечером не попали. Перенесли культурный выход на воскресенье.
Юлька упросила заехать сначала в общежитие, хотя бы переодеться. Он, в общем-то, не возражал, но… опять остановился за полкилометра.
Это слегка омрачило радость, точно пятнышко на праздничном наряде, крохотное, еле заметное, но оно есть, ты об этом знаешь и досадуешь про себя. Так и тут.
Но Юлька решила не заострять внимание и переборола неприятное ощущение, ведь, по большому счёту, это мелочь. Главное же, он с ней. И это не просто случайный порыв или стечение обстоятельств. Сейчас всё у них уже осознанно. Едут вон в Польский костёл, вместе, как настоящая пара, а предварительно он завёз её в кафе, накормил вкусно. А заодно насмешил рассказом, как однажды пошёл в театр на голодный желудок и чуть со стыда не умер – так громко урчало в животе весь первый акт спектакля. Он, несчастный, так конфузился, что никак не мог вникнуть в игру актёров. И как только начался антракт, первым помчался в буфет.
Юлька уплетала сочные позы, слушала его, смеялась, а про себя думала, что ещё две недели назад она о таком и мечтать не могла.
Они почти закончили с трапезой, как у Анвареса завибрировал сотовый. Прервавшись на полуслове, он извлёк телефон, бегло взглянул и тотчас переменился в лице. Сложно сказать, что именно в нём стало другим, но возникло такое ощущение, будто внутри у него погас свет.
Юлька догадалась – сообщение пришло от Ларисы. И пусть Анварес обещал, что порвёт с ней – на душе вдруг стало тяжко. Всего лишь на миг она представила, что он, например, передумает, и сразу в груди образовался тяжёлый ком.
Настроение стремительно падало вниз, она пыталась успокоиться, твердила себе, что Анварес – человек слова. И раз пообещал – значит, выполнит. Не помогало. Он и сам смолк, стал какой-то отстранённый, будто эта случайная смска встала меж ними стеной.
* * *Сначала органный зал впечатлил её своим великолепием. Готическая красота, не помпезная, не вычурная, а сдержанная и величественная, наполняла благоговейным трепетом. Когда заиграл орган низкими, густыми переливами, внутри так всё и затрепетало.
Но вскоре Юлька попросту заскучала. Такую музыку она не то что не любила, а даже не понимала. Она и имя композитора не сразу смогла выговорить – Пахельбель. Нет, кое-что из классики ей нравилось, но лишь отдельные вещи и обязательно в рок-обработке. Ну и не два часа подряд.
Юлька осторожно поглядывала вокруг – все, и Анварес в том числе, сидели с такими одухотворёнными лицами, будто, утонув в звуках органа, забыли обо всём на свете, даже не дышат.
Сначала она стеснялась того, что все наслаждаются музыкой, а ей скучно. Но потом скучно стало настолько, что уже и не до стеснения.
Она раз за разом смотрела на часы, но время, как назло, тянулось невыносимо медленно. Даже голова разболелась и начало подташнивать. Еле-еле дождалась, когда концерт закончится.
Одно хорошо – Анварес вновь ожил-оттаял.
– Ну что? Как тебе? – спросил её, когда они покинули костёл.
Вид при этом имел такой, словно ожидал от неё восторгов.
– У меня голова разболелась, – уклончиво ответила Юлька. – И пить хочу.
Они подъехали к ближайшему павильону.
– Посиди тут, я быстро, – велел Анварес, выходя из машины. Закрыл дверцу, но снова открыл. Заглянув, спросил: – Может, что-нибудь ещё хочешь?
Юлька помотала головой:
– Нет. Хотя… можно чупа-чупс. Малиновый или клубничный.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Анварес усмехнулся, но спустя несколько минут вернулся в машину, прижимая рукой к груди бутылку с минералкой и ещё какие-то шелестящие свёртки с печеньем, круасанами, конфетками.
– Не знала я, что наш строгий преподаватель литературы такой сладкоежка, – удивилась Юлька.
– Это всё тебе. И это тоже, – Анварес протянул ей чупа-чупс.