За звездным горизонтом - Сергей Котов

— Ты… говорила с ним? Напрямую? — спросил я.

— Да, — кивнула Лиля, — и ты тоже говорил. Там, в игре. Просто не помнишь этого. Тогда он забрал у нас эти воспоминания, но теперь вернул мне.

— Он… запрещал тебе говорить со мной? Что было бы, если бы ты вдруг… скажем, взбунтовалась? Решилась открыться миру? Остальным людям? Да хотя бы даже и уцелевшим Вечным? Они ведь остались, так?

— Я бы никогда этого не сделала, — улыбнулась Лиля.

— Почему?

— Ты бы понял, если бы помнил. И я ненавижу Вечных.

— Так расскажи мне. Сейчас.

Лиля вздохнула и грустно улыбнулась.

— Гордь… там, куда я попаду… там больше, чем просто жизнь. Ты тоже там был, но помнишь самый первый уровень. Там, где проверялась наша способность на погружение… это сложно объяснить.

— Не все люди на это способны? — вдруг дошло до меня.

— Верно, — улыбнулась Лиля, — меня всегда привлекал ум. Ты умный, Гордей. Наверно, поэтому у него на тебя особенные планы.

— Какие?

Лиля пожала плечами.

— Какие, Лиль? Говори, если тебе хоть что-то известно!

— Я уже сказала гораздо больше, чем планировала, — она улыбнулась, будто бы извиняясь, и пожала плечами.

— Что ж… надеюсь, этот разговор действительно был в его планах, — сказал я, — и он не станет наказывать тебя за то, что ты сделала…

— Я тоже на это надеюсь, Гордей, — ответила Лиля, глядя мне в глаза.

— Прощай тогда?

Она сделала полшага мне навстречу. В её глазах была странная смесь беспокойства, страха и удовлетворения.

— Скажи… что ты будешь теперь делать? — спросила она.

Конечно, это была ошибка, вызванная главной человеческой слабостью: любопытством.

Именно в этот момент я вдруг понял её настоящие мотивы.

В них не было места совести, беспокойству обо мне или других сентиментальных соображений.

Зная меня, она хотела бунта. Хотела, чтобы я не смог принять ту часть реальности, которая её была открыта.

Теперь, когда надежны на то, что я уйду сам, по доброй воле, в результате инъекции, больше не было — она решилась на последнее средство.

Однажды поддавшись соблазну, она не хотела видеть, что кто-то продолжает играть отведённую ему роль в замысле, сохраняя чистый рассудок и мотивы. В конце концов, она могла решить, что где-то, на каком-то этапе режиссёр этого спектакля мог поменять свои приоритеты — ведь правил игры она по-прежнему не знала. И, сделав свой выбор, могла рассчитывать только на милость высших сих.

Встретившись со мной, она хотела поставить нас на один уровень. Уровнять наши шансы.

— Лиля, — я нацепил самую добрую из своих улыбок, — я лечу к звёздам. Именно это я и собираюсь делать.

— Но теперь ты ведь понимаешь, кто за этим стоит? Что ты часть его замысла?

Лиля искренне недоумевала.

Мне вдруг в голову пришла шальная мысль сегодня вечером позвонить Кольке, но я отогнал её как недостойную.

— Это было моё решение, — сказал я, вздохнув, — не твоё. Не кого-то ещё. Я сам решился на инъекцию. И ты представления не имеешь о моих настоящих мотивах, Лиль… тебе кажется, что какое-то время ты успешно рулила мной, так? И тебе это льстило. Но понимаешь, в чём фокус, — я улыбнулся, — всё это время моя воля была со мной. Я не делал ничего такого, чего не хотел бы сам. А теперь у меня есть главное для того, чтобы прикоснуться к тайнам, которые стоят того, чтобы жить эту жизнь.

Лицо Лили исказилось. Будто гримаса боли обезобразила её красивые черты. Она больше не считала нужным сдерживаться.

— Скажи, вам хотя бы эту жизнь дадут дожить? — спросил я, — ты ведь не отправишься в миры своих грёз прямо завтра?

Лиля промолчала.

— У вас будут дети? — продолжал я, — это вам дозволено?

— Почему ты так зациклен на этом? — спросила она, взяв себя в руки; её лоб разгладился, глаза приобрели прохладное выражение, — почему ты всегда так много говорил о самом примитивном, самом низком инстинкте размножения как о чём-то возвышенном?

Вместо ответа я только улыбнулся и покачал головой.

— Слушай, я надеюсь, что между вами есть хотя бы страсть, — сказал я, — береги её. Береги её как собственную жизнь.

— У нас всё хорошо, — сказала Лиля.

— Кольке привет передавай, — сказал я. — Я не держу на него зла. Теперь мне его даже жалко.

Лиля сжала губы и, не прощаясь, быстрым шагом направилась куда-то в чащу этого жутковатого парка-могилы. Я наблюдал за ней, пока её тонкая фигура не перестала мелькать, растаяв среди древесных стволов.

Глава 15. Лада

Челнок был загружен под завязку. Кроме обычных припасов, с ними летели семенные образцы, часть замороженных эмбрионов, молекулярный репликатор, две поточные сборочные линии на наноботах, аналоговые станции и резервные системы жизнеобеспечения, распечатанные на мирофильмах учебники, схемы, описания технологических процессов и прочее-прочее-прочее. Всё, что теоретически могло пригодится для первого этапа колонизации.

Понятно, что формально это всё было нужно для проведения соответствующих предварительных тестов, но Гордей всё равно не мог отделаться от мысли: «Они готовятся к тому, что мы там застрянем».

Понимание, что вероятность такого развития событий вовсе не равнялась нулю добавляло остроты происходящему. Но ещё Гордей чувствовал, что где-то в глубине души хочет это.

— Готов? — Евгений посмотрел на него.

Теперь, за штурвалом челнока, он выглядел значительно более уверенно, чем там, в Координаторской. От смущения не осталось и следа.

— Готов, — подтвердил Гордей.

— «Москва» челноку «А-ноль-три-ноль». Мы готовы к отстыковке.

— Добро «А-ноль-три-ноль», — послышалось в шлемофоне, — отстыковку подтверждаем.

Лёгкий толчок. На несколько секунд вернулась сила тяжести, нормальная по вектору: импульс был направлен перпендикулярно центральной оси челнока.

Зев шлюза быстро исчезал внизу. «Москва» висела среди звёзд каменной громадой, украшенной редкими гирляндами технических огней. Гордей поднял голову. Лада быстро приближалась; это движение было даже заметно на глаз — они набрали приличную скорость.

Через несколько минут челнок начал манёвр, и планета медленно вплыла в центр обзорных иллюминаторов. Прямо под ними проходила линия терминатора. Где-то там, внизу, был рассвет.

Сколько раз Гордей в своих снах видел последний полёт над Землёй, сколько раз вспоминал прощание с родной планетой. И вот — перед ним новый мир. А он всё никак не может отделаться от ощущения нереальности происходящего.

— Заходить будем мягко, — улыбнулся Евгений, — погодные условия позволяют. Максимальные перегрузки на уровне четырёх «же».

— Отлично, — машинально ответил Гордей.

— Волнуешься? — неожиданно добавил навигатор-пилот.

— Да, — признался он.

— Я тоже. Но это приятно, скажи же?

Гордей не ответил. Лишь улыбнулся. Это действительно было приятное волнение.

На Ладе было два крупных континента и множество архипелагов. Первый континент имел форму вытянутого вдоль экватора неправильного треугольника. Его верхний угол достигал умеренных широт, а нижний лишь немного выходил за пределы тропика. Под континентом лежали три крупные цепи островов, протянувшиеся вдоль линий разломов литосферных плит, образуя изогнутые хребты, сходящиеся к полярной шапке южного полюса, где лёд никогда не таял.

Второй континент представлял собой сильно вытянутый полумесяц, центральный сегмент которого лежал аккурат на Северном полюсе. Дальний конец полумесяца почти достигал экватора на противоположной первому континенту стороне планеты, условно названным «западным полушарием». Ближний же конец почти касался первого, «экваториального» континента. Расстояние между этими крупными островами суши составляло меньше сотни километров, а пролив был заполнен мелкими островами.

Район высадки первых колонистов находился на небольшом плоскогорье, в десяти километрах от северного побережья «экваториального» континента. Это плоскогорье со всех сторон было окружено довольно густыми джунглями, где и обнаружили останки древних сооружений. При этом непосредственно в зоне высадки росла лишь невысокая трава нескольких видов из «зелёной» ветви местных растений. Экологи предполагали, что это было связано с относительной бедностью местных почв, тонкий плодородный слой которой подвергался повышенной эрозии из-за частных осадков, вымывающих микроэлементы через пористое основание, образованное лёгкими породами.

Плоскогорье со всех сторон окружали обрывы, высотой до трёх километров, изобилующие многочисленными