Гордое сердце - Перл Бак

Она не ответила. Что получилось бы из нее, если бы она осталась в их маленьком домике и в качестве Сюзан Гейлорд убивала бы час за часом, день за днем?

— Люди не видят того, — продолжил отец и развел руки, — что для них не важно. Это то, что мы все делаем. Мир прекрасно обойдется без одного музыкального произведения или стихотворения и без таких, как мы с тобой, у которых есть потребность творить. Это важно только для нас. — Минуту он помолчал, перебирая пальцами. — Я советую тебе только одно: откажись от той своей жизни, если только можешь. Если ты сможешь это сделать, значит, ты в состоянии без этого жить, и все снова будет очень просто. Люди будут понимать тебя и больше любить, если ты не будешь отличаться от них. Боже, как же люди ненавидят тех, у кого голова выше, чем у них! Они будут спихивать тебя вниз, топтать ногами и при случае отсекут тебе голову.

Он замолчал, а она сидела и смотрела на его нежные, изящные руки. Она ничего не говорила, но, помимо своих мыслей, снова и снова слышала его слова. Теперь она не знала, что, собственно говоря, надо делать и как быть. До сих пор она жила совершенно естественно и бессознательно, словно дитя, жила каждым кусочком своего существа. И именно такую ее любил Марк. Она знала только это и ничего более.

В доме было так тихо, что шум и грохот машин, делавших новый колодец, эту тишину только усугубляли. Старый колодец Сюзан приказала тотчас же засыпать. Уже никто не сможет напиться из него. Пока работа не будет сделана, она решила переехать к родителям.

— Оставайся здесь, пока не вернется Марк, — просила ее мать.

Вечером она всегда принимала решение вернуться в дом, где она жила ребенком. Но утром ее снова тянуло в свой дом. Время между посещениями Марка она считала напрасно прожитым. Утром и после обеда она следила за часами, когда же ей, наконец, можно будет отворить двери маленькой, белой больничной палаты, где Марк неподвижно лежит на кровати, сонно улыбается, когда входит Сюзан, но почти не говорит. Ежедневно, утром или после обеда, она встречается с его отцом или матерью. Вместе они никогда не приходили. У них было большое хозяйство, надо было доить коров и заниматься уборкой.

— Как тебе сегодня кажется наш мальчик, Сюзан? — каждый раз спрашивал отец хриплым голосом, и она всегда отвечала ясно и громко:

— У Марка снова все будет хорошо!

Мать Марка говорила редко. Она всегда брала Сюзан за руку, крепко держала и одаривала ее типичной тусклой улыбкой Марка. Иногда они вместе сидели полчаса у постели Марка — столько им разрешалось. Марк не разговаривал ни с одной из них. Когда время кончалось и они вместе выходили на теплое солнце, Сюзан говорила: «Сегодня так красиво, смотрите! Я так рада, что погода установилась. Воздух такой свежий! Это полезно Марку».

Старая миссис Кининг соглашалась: «От воздуха очень много зависит». Они улыбались друг другу и прощались, потому что больше им нечего было сказать.

День за днем она отказывалась думать о чем-то, кроме того, что Марк сможет мобилизовать все силы и выздороветь. Она нуждалась в нем, и он это видел. Она постоянно говорила ему об этом.

— Милый, все остановилось до того момента, пока ты снова не придешь домой. Мы все ждем тебя.

Когда из Нью-Йорка пришло письмо, она положила его, не вскрывая, на свой рабочий стол. Ни минуты она не могла думать о своей другой жизни, которая была так далеко от Марка. Если уж она не может быть с Марком, то должна о нем, по крайней мере, думать. Ни за что на свете она не хотела прятаться за работой от страха, что смогла бы забыть о Марке.

«Я противная, — думала она. — Я и теперь могла бы работать и забыть о том, кого люблю».

И потому она не работала. А если все же по ночам к ней закрадывались мысли о любимом деле, если всплывали в памяти знакомые образы, она сразу же отсылала их прочь. В душе у нее никого не должно быть, кроме Марка. Она чувствовала, что если ей удастся думать только о Марке, то она сохранит ему жизнь. Если она ни на минуту не даст ему выскользнуть из ее мыслей, то у него не будет возможности уйти из жизни. Она сможет удержать его в жизни. По крайней мере, она в это верила и не боялась. Она должна его спасти. Ей всегда удавалось все, чего она хотела добиться. Доктор сказал ей серьезно: «Я обязан вам сказать, миссис Кининг, что я недоволен. Ваш супруг слишком поддается болезни и вообще не сопротивляется». Даже тогда она ничего не опасалась. У нее всегда все завершалось хорошо. Она не даст Марку умереть.

— Это особенный случай, — сказал доктор позже, — здесь нет нормального протекания болезни. Нет улучшения.

— Но ему и не становится хуже, — упорно защищала свое мнение Сюзан.

— Болезнь не может остановиться на одном месте, — ответил доктор. — Если состояние больного не улучшается, это значит, что оно скоро ухудшится.

В один прекрасный день Марку ни с того, ни с сего полегчало, и в тот же день он скончался. Когда Сюзан пришла, он немного поговорил с нею.

— Что делают дети? — спросил он, открыв глаза.

— Они хорошо себя чувствуют, если не считать того, что мы все по тебе тоскуем.

Некоторое время они посидели молча.

— Я все еще усталый, — сказал он страшно слабым голосом.

— Ясное дело, тебе надо отдохнуть, — утешала его Сюзан. — Ты будешь отдыхать столько, сколько тебе захочется, любимый. Только о нас не забывай.

Он улыбнулся и через минуту снова спросил:

— Над чем ты сейчас работаешь?

— Ни над чем, — быстро ответила она. — Я вообще не могу работать, пока тебя нет дома. Сначала тебе обязательно надо выздороветь и вернуться домой.

— А что будешь делать потом? — спросил он медленно слабеющим голосом.

— Я совершенно переделаю ту группу, милый, — сказала она нежно. — Но только когда у тебя все будет в порядке.

— У той женщины лицо было повернуто в сторону, да? — прошептал он.

— Да, — тихо ответила Сюзан.

Больше он ничего не сказал. Он закрыл глаза; Сюзан сидела и смотрела на спокойное выражение его лица. Марк повернул голову к стене и тихо умер.

Как он мог умереть так быстро, так спокойно? Если бы только ей пришло в голову, что он думает о смерти, она схватила бы его и держала, она звала бы его и отогнала мысли о смерти. Когда она закричала, было уже поздно. Его уже не было. В палату прибежала медсестра.

— Так ведь… ведь… — потрясенно сказала она.

— Быстро, — выдавила из себя Сюзан.

Но спасти его не удалось. Он ускользнул от них без малейшего усилия, без спешки, просто от усталости.

— У него был страшно усталый вид, — сказала Сюзан, и у нее перехватило горло. Теперь она могла совершенно отчетливо вызвать в памяти последний взгляд Марка. — Потом он закрыл глаза и повернул лицо в сторону.