Весло невесты - Лина Дорош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неизвестные — это кто или что?
— А это смотря где.
— Гениально, Амалия Львовна!
— Смотря, какую систему ты решаешь. Сходу я тебе три варианта могу назвать: ты и я, я и я, ты и ты.
— Вы никак математик?
— Нет, девочка, но в школе очень любила этот предмет. В кабинете математики я сидела под плакатом «Математика ум в порядок приводит». Кажется, Ломоносов сказал, хотя могу ошибаться, — Амалия натирала специями курицу и поставила решетку в камин, — как хочешь, а я созрела для ужина.
— Амалия Львовна, а романы у Вас были? Чтобы и признания, и прощания?
По тому, с какой любовью Амалия относилась к своему телу, было и так всё понятно. Спрашивать, чтобы получить ответ «да-нет», смысла не было. Хотелось подробностей. У такой колоритной и очень настоящей женщины должны были быть эпизоды ей под стать. Она еще потянула паузу. Я не мешала входить в воспоминания. Наконец она дала именно тот ответ, которого я так не ждала:
— Да.
— Вообще, это было и так понятно. Хотелось услышать рассказ о любви, а не пошлое «да».
Амалия улыбнулась.
— Это было лет семь назад, — она говорила так, будто рассказывала о вчерашнем происшествии.
— И ничего после не было?!
— Настоящих романов — нет. Таких, что выходят за пределы пошлого, как ты говоришь, «да» — такое случилось в моей жизни однажды и именно семь лет назад.
— Я молчу и внимаю с почтением. Хотя понимаю, что это не история Вашего замужества.
— Это не она. Пошли уже в дом чай пить? За чаем и расскажу. Такие истории просят стен.
— Коварная!
Амалия колдовала над заварником. Потом наполнила чашки душистым напитком. Потом достала трехлитровую банку варенья и налила мне в розетку, а себе — в пиалу. Достала чайные ложки и столовые. И начала есть варенье здоровенной столовой серебряной ложкой.
— Что с Вами? — я на секунду перестала ждать рассказа про роман века.
— Это правильный способ поедания варенья, — она смаковала, и полуприкрытые глаза подтверждали — ей очень вкусно, она не притворяется, — это он, герой романа моей жизни, научил меня правильно есть варенье.
— Столовой ложкой? — я переспросила с недоверием.
— Ага.
— Очень изысканно.
— Ты ничего не понимаешь, — она хлебнула чаю, — с варенья у нас всё и началось.
— Как у мух.
— Чего?!
— Простите, ассоциация возникла — я не виновата. А Вы паузы поменьше делайте, чтобы ассоциации не того. И не туда.
— Хорошо. В общем, прелюбопытный был момент — в городе стали регулярно появляться люди, жаждущие купить наш комбинат. Новость о приезде очередного покупателя особого впечатления на меня не произвела. Он напросился на прием. Я предложила ему чай — он согласился. Нам конфеты, печенье принесли к чаю. А он сидит и не пьет. И не ест. Говорим всё вокруг да около завода, и вдруг он спрашивает: «Амалия Львовна, а не угостите ли Вы меня вареньем?» Я решила, что он шутит. А он опять про варенье — очень, говорит, люблю домашнее варенье. Я ему принесла из своей тайной комнатки розетку с таким же, как это, царским, в смысле из красного крыжовника, вареньем. Знаешь, почему царским его называют?
— Потому что мэр варит?
— Оно уже было царским, когда его моя мама, простая домохозяйка, варила, — она легонько ткнула указательным пальцем мне в лоб, — прежде чем варить, каждую ягодку насквозь протыкают иголкой.
— Тогда оно мазохистским должно называться! Зачем, Вы мне объясните? Неужели иголка отдает какие-то элементы, которые делают его вот таким вот царским?
— Про элементы не знаю, просто при варке ягоды не разваливаются и остаются целыми. А цельносваренная ягода — истинно царское удовольствие.
— Можно добавки? Царские-то ощущения продлить хочется.
— Пожалуйста, — Амалия и мне достала пиалу и налила в нее варенья до краев.
— А столовая ложка здесь при чем? — я почувствовала, что уже вот-вот и в моей жизни появится очередной бзик, и варенье я теперь тоже начну есть только самой большой в доме столовой ложкой.
— Он посмотрел на плоскую розетку и сказал, что это кощунство. Варенья ему надо никак не меньше, чем чаю — это раз. И ложка ему нужна столовая и желательно серебряная — это два. Я удивилась не меньше твоего, но принесла полную чашку варенья и ложку, какую он просил.
Дальше она рассказывала в лицах.
— Вы, знаете, Амалия Львовна, — она изобразила высокий и приятно картавящий мужской голос, — варенье — это удивительное блюдо. Настоящее варенье никогда не будет слишком сладким. Поэтому его можно есть, не ковыряя чайной ложкой по одной ягодке, а видеть и поглощать сразу несколько ягод. Согласитесь, что две крыжовинки на языке — вкуснее, чем одна?
Амалия Львовна изобразила себя тогдашнюю, семилетней давности.
— Вы шутите?
— Никогда не был настолько серьезен, — она изобразила, как минуту или две он молча смаковал чай и варенье, — пригласите меня в гости?
— Зачем? Мы все вопросы можем решить здесь.
— А чай? Я думаю, что сами Вы завариваете чай вкуснее, чем Ваша помощница, — она показала, как он слегка подался вперед и пристально на нее посмотрел, — я прав?
Амалия вернулась в «сейчас» и, помолчав несколько секунд, продолжила:
— Он пришел вечером и принес охапку ромашек. Больших белых ромашек. И остался на несколько дней. Он так смешно картавил и вообще чем-то был похож на Вертинского. Я его так и дразнила: «Мсье Вертинский?». А он после этих слов начинал петь: «В бананово-лимонном Сингапуре в бури, когда пам-пам-пам-пара-пам-папам…»
Она опять начала показывать в лицах:
— Может быть, Ваши пальцы пахнут ладаном?
— Нет, Малечка, мы за мир, ромашки и варенье, а потому я буду тебе петь только «В бананово-лимонном Сингапуре в бури…», — она с наслаждением передразнивала, как он пел только начало фразы, потому что дальше слов он не помнил.
— Ромашки охапками, варенье столовыми ложками — а где же аристократизм, мсье Вертинский?
— В крови, Малечка, в крови, и никогда не ищи его в цветах и варенье. В лучшем случае найдешь жучка.
Она замолчала, но не вернулась оттуда, из «семь лет назад». Я решила ей помочь:
— Ау!
— Я здесь, — она с теплотой посмотрела на меня, — знаешь, девочка, мне очень хотелось спросить: «А в худшем?»
— Спросили?
— Нет.
— Почему?
— А ты могла бы влюбиться в мужчину, сильно похожего на Вертинского? — она опять смеялась глазами.
— Нет. У меня официальный свекор очень похож и тоже картавит — поэтому, исключительно исключено.
— Потому что картавит?
— Потому что я все звуки выговариваю и не считаю это недостатком. А он явно считает меня не совсем полноценной. Так почему не спросили?