Битва веков - Александр Прозоров

Они подходили к Лопасне, когда вдруг движение застопорилось, послышались крики. Андрей поднялся в стременах, пытаясь понять, в чем дело, но разглядел впереди лишь непонятное столпотворение.

— Пробка, что ли, у реки? — не понял он.

Ряды опричников зашевелились, расступились. Зверев увидел, что часть отряда медленно пробирается назад.

— Царя, царя спасайте! — наконец понял он смысл выкриков. Рынды с Иоанном, протиснувшись меж всадников, наконец миновали князя Сакульского и моментально взяли в карьер. Оставшиеся служивые люди сомкнулись, расползлись от края и до края тракта, попятились на несколько шагов. Спереди послышался звон стали, донеслись крики ярости и боли.

Зверев снова привстал на стременах. Впереди, всего в паре сотен саженей, шла отчаянная сеча. Андрей схватился за ремень бердыша, отпустил — толку от него на тесной дороге пока что не было никакого. Обойти толпу лесом тоже казалось идеей невыполнимой: по левую руку перед далеким ельником тесно рос шипастый боярышник, по правую начинался густой сырой ольховник, понизу заплетенный густой малиной. Можно, конечно, одолеть — но устанешь прорубаться.

— Что делать станем, княже? — спросил Полель.

— Да уж не драпать! — сквозь зубы ответил Зверев.

Звон сабель стих, конная масса опричных скакунов подалась немного вперед, остановилась. Ненадолго наступила непонятная тишина, вскоре перешедшая в тихое шипение. Но тут, то там начали ржать и брыкаться кони. И вдруг с сухим стуком в луку седла прямо перед ним впилась длинная тонкая стрела.

— Ах ты, зараза! — Князь Сакульский открыл колчан, вытянул лук, насадил на большой палец кольцо с пазом для тетивы, привстал на стремени. Многие опричники уже вовсю пускали стрелы вперед и вверх. Дальше по дороге, у поворота, им отвечали какие-то всадники. Андрей удивленно хмыкнул: — Татар же тут быть не может! Откуда здесь татары? Это же Серпуховская дорога. Ее вся наша рать закрывает! Неужели опять измена?

Он выдернул из седла стрелу, наложил на тетиву и пустил во всадников у поворота. Тотчас боль обожгла руку: стрела вражеская на излете рассекла предплечье от локтя до самого запястья.

— Ах вы, твари! — Князь подтянул колчан и одну за другой выпустил во врага все полсотни стрел, что в нем находились. В ответ две стрелы чиркнули по его кольчуге, еще одна вонзилась в круп коня, заставив того затанцевать на месте.

— Обожди, княже! Дай замотаю… — Полель перехватил его руку, с которой крупными каплями сочилась на дорогу кровь, приложил мох, быстрыми движениями примотал тряпицей.

Опричники в этот самый момент дружно взревели:

— За Русь! Ура, ур-ра!!! — помчались вперед.

Похоже, стрелы кончились не только у Андрея, и бояре решили взять врагов в рогатины. Князь, отвлекшись, опоздал — но это ничего не меняло. На узком тракте рубиться могли только первые ряды. Задним оставалось лишь слушать и поддерживать товарищей криками.

Атака оказалась успешной — после короткой сечи враги снова попятились, оторвались на безопасное расстояние и опять принялись забрасывать опричников стрелами. Больше всего доставалось, как обычно, лошадям, но и бояре несли потери. Кому-то стрела пробила неприкрытое кольчугой колено, кому-то угодила в лицо. Не встречая отпора, враги стали приближаться, а с малого расстояния узкие граненые наконечники могли пробивать даже кольчуги. Опричники снова ринулись вперед:

— Бей татар!!! — орали самые первые из них, прежде чем насадить басурман на рогатины или самим выпасть из седла с пикой в груди.

— Татары… — смирился с неприятной реальностью князь. — Проклятые крымчаки! Как же они прорвались? Может, передовой дозор?

Однако избранная тысяча таяла на глазах, выстилая дорогу телами и заливая ее кровью, отнимая по две-три басурманских жизни в обмен на каждую свою — но татар меньше не становилось. Дозоров численностью в тысячи сабель — не бывает. Такой отряд называется уже авангардом. И за ним следуют главные силы.

— Неужели татары уже разгромили земское ополчение? — По спине Андрея Сакульского пополз холодок ужаса. — Имея сто тысяч против шестидесяти — вполне могли.

Между князем и линией рубки оставалось уже не больше десятка рядов, и татары неумолимо вырубали эту преграду минута за минутой. Андрей вынул из петли и перехватил рогатину ближе к низу ратовища, чтобы помогать своим товарищам, колоть крымчаков из-за их спин, когда враг окажется в пределах досягаемости. Но тут вдруг оказавшаяся слишком тонкой полоска русских всадников под напором бесчисленной массы татар начала отступать. Сначала медленно, а потом все быстрее. Седоки еще продолжали сражаться — но их скакуны, что были сжаты в плотную массу, эту битву уже проиграли. Не умея быстро пятиться, лошади поднимались на дыбы, опрокидывались. Некоторые ухитрялись развернуться и облегченно мчались прочь, унося против воли к Москве еще жаждущих боя опричников, крайних же всадников напор просто отшвырнул в придорожные заросли. Татары с радостным гиканьем помчались вперед по освобожденной дороге, пряча сабли и хватаясь за луки. В своем азарте басурмане не обращали внимания на врагов, что копошились справа и слева, они метали стрелы в спины тех, кто надеялся ускакать.

К сожалению, не все. Андрей, рухнувший вместе с конем в малинник под корни крупной ольхи, был прикрыт тушей неуклюже брыкающегося скакуна, а вот опричник, ловко соскочивший рядом с седла, упал почти сразу, получив в грудь сразу четыре стрелы. Князь подставляться не стал и, освободив ногу из стремени, отступил на четвереньках, продираясь между плотно растущими стеблями. Такой он был не один, ветки тряслись справа и слева, впереди. Кустарник словно ожил и весь ежился, как от чесотки. Но азарт гнал татар вперед и вперед, им некогда было сворачивать и прочесывать лес, а поднявшиеся лошади вдобавок закрывали обзор.

Отступив на пару сотен саженей, Андрей поднялся на ноги, оглянулся. Сквозь густую рощу дорога уже не просматривалась. Значит, и их оттуда было не разглядеть.

— Эй, кто тут живой? — негромко спросил Зверев. — Изольд, Полель, вы целы?

— Целы, княже, — поднялся слева из малинника его полусотник. — Полель, я видел, тоже среди деревьев у коней петлял.

— Я здесь! — послышался знакомый голос позади. — Подумал, пропадем, пока набег будем пересиживать. Поклажу со своего заводного снял.

Холоп поднялся, перехватывая чересседельную сумку, что висела на спине, в руку и забрасывая на плечо.

— Молодец, — кивнул Андрей. — Самым сообразительным оказался.

Сам он бежал в том виде, в каком свалился: пояс с саблей, бердыш через плечо. Изольд — тоже. Рогатины оба потеряли где-то у дороги.

— Андрей Васильевич? Это ты? — Чуть в стороне вырос из малины молодой опричник в рассеченной на животе кольчуге. — Меня помнишь? Боярский сын Василий Сиделин. Вместе с боярами Басмановыми к покойному дьяку Кошкину заходил.

— Ты ранен?

— Нет, токмо броня порвана. Поддоспешник не прорезали.

— Еще кто-нибудь уцелел? — показался из-за деревьев еще один опричник с ярко-рыжей бородой.

— Кого-нибудь там видел? — ответил вопросом на вопрос князь.

— Я здесь! — отозвался кто-то еще. — Запыхался немного, сейчас…

Захрустели стебли, поднялся безусый паренек в тяжелом колонтаре из нашитых поверх стеганки в два слоя железных пластин.

— Еще кто есть?! — огляделся Зверев.

На этот раз никто больше не отозвался.

— Переждем? — предложил рыжебородый. — Татары пройдут, и можно выбираться.

— Не пройдут, — мотнул головой Андрей. — Много слишком. Да и потом по этому тракту не к своим, а на их лагерь или дозор скорее выйдешь. Нужно поворачивать на Калужскую дорогу. Тут до нее верст двадцать или тридцать. За пару дней доберемся.

И он первый отправился в сторону заката. Вскоре под ногами зачавкало, поднялась крапива высотой по грудь, ольха уступила место иве, а за нею открылась неширокая речушка. Возможно — та самая Ловать. Князь подобрал длинную валежину, потыкал с берега дно. Оно оказалось твердым.

— Вроде как мелко и не топко. — Он решительно вошел в воду, побрел через русло, и вскоре благополучно оказался на той стороне, вымочившись лишь по пояс.

Как это нередко бывает, противоположный берег оказался заметно выше и суше, уже через четверть часа они выбрались в сосновый бор.

— Привал, — скомандовал Зверев. — Тут нас басурмане уже не выследят, даже если дымок заметят. Через реку и болотину не полезут.

В спасенной Полелем сумке, помимо перевязочных средств, обнаружилось сушеное мясо. Развести костер боярам труда не составило — огниво имелось в поясной сумке у каждого. А вот котелка, понятное дело, не нашлось ни одного. Пришлось бросить жребий и варить бульон в шлеме рыжебородого Иова.

Обсушив одежду, выспавшись и подкрепившись, утром бояре отправились в путь уже веселее. Да и шагать по полупрозрачному сосновому бору было куда легче, чем продираться через болотину у Ловати. Пару раз, правда, им влажные низины пересекать пришлось — но там земля хоть и чавкала, но даже ног не намочила, а вместо непролазного малинника стелился необъятный брусничник. Еще раз переночевав у костра, на третий день бояре все же выбрались на широкую утоптанную дорогу. Иного тракта, кроме Калужского, здесь быть не могло, и они уверенно повернули на север.