Драконья доля - Надежда Кузьмина

С луком всё оказалось не так страшно. Тиваль подобрал мне короткий, чтобы силёнок натянуть тетиву хватало, объяснил, как держать стрелу тремя пальцами, как прицеливаться. Оказалось, что я не совсем косая — три из пяти стрел с двадцати шагов попадали в чучело.

— Тренируйся. Не забывай делать поправку на ветер. Умение полезное — если освоишься, то в лесу с голоду не пропадёшь… и эй, думай, что творишь! Чего с натянутым луком на меня уставилась?

Ой!

Казалось, всё идёт хорошо… кроме одного. Выяснилось, что я совершенно не умею врать. И что делать это вообще ужасно тяжело. Например, ляпнула я сдуру изначально, что жила в деревне с одной бабушкой, не упоминая ни Ортея, ни Лив, ни Милёну с Белёной, ни малышню. А в разговоре, как начнёшь обсуждать что-нибудь интересное, скажем, какие травы да приправы надо класть в кадку при засолке огурцов, так на язык и просится: «А вот Лив всегда листья смороды добавляла…» Раз сболтнула, другой… и допрыгалась до того, что Оласа поинтересовалась, кто такая эта Лив, на которую я всё время ссылаюсь. Я замялась, соседка, говорю. Мол, иногда нам помогала… А самой ещё неудобнее стало.

— Вы, похоже, дружно жили. Даже обедали вместе, а ты за её ребятнёй приглядывала, — кивнула Оласа.

А когда это я про обед-то упоминала? Ох, не припомню!

Выходило, что надо или признаваться, что не всё рассказала, или впредь трепать языком поменьше. Но, если скажу, что обманывала — и жила не там и не с теми, с кем говорила, и ушла из деревни не потому, что бабушка померла, и вообще зовут меня не Суной, — кем будет считать меня Оласа? И как посмотрит на такую гору вранья Батька? Я ж от него уже не раз и не два слышала, что живут патрульные, как одна семья, и друг другу доверяют, потому что без доверия в бою, когда нужно положиться на прикрывающего спину товарища, никуда.

А я, кроме того, что о себе много чего утаила, так, может, ещё и в преступницах числюсь. Мысли о том лорде не давали покоя… Вдруг меня ищут? Хотела бы я знать… Только как такое выяснить? Начать спрашивать — как палку в муравейник сунуть.

И про Гифару я изначально не так сказала. Тиваль-то считает, что я у тётки жила. А на самом деле я служила в особняке Инрис, а никакой тётки и в помине не было. Опять, выходит, ложь…

Значит, придётся терпеть и следить за языком. Только от всего этого мне было нехорошо, неуютно, муторно на душе. Как же правильно себя вести? Обязана ли я делиться со всеми своей историей? Вот в Сайрагане узнали, что никого у меня нет, и чем это кончилось? Говорить правду — это как открыться для удара под дых. А не говорить, получается, тоже плохо…

Как же быть?

Когда от заново отстроенного моста вернулись патрульные, я наконец узнала, для какой надобности надобен амбар.

Произошло всё так.

С утра, проездив Храпа, я вооружилась луком и отправилась на стрельбище. Остановилась у черты, прищурилась. Солнце светило с правого плеча, ветра почти не было. Тиваль велел мне стрелять с двадцати шагов в тонкий дощатый щит, стараясь, чтобы стрела пробивала тот насквозь. Ведь мало просто попасть в цель, надо ударить с достаточной силой, чтобы если не убить, так хоть ранить противника.

Встав понадёжнее — левая нога впереди, правая сзади, — подняла лук в вытянутой левой руке, а правой, не глядя, потянулась за стрелой. Щаззз я каааак…

— Давно учишься стрелять? — донеслось из-за спины.

— Вторую неделю, — отозвалась я. И, осознав, что голос незнаком, обернулась: — Ой, а вы кто?

— Мы — Коннорт, — улыбнулся стоящий в трёх шагах сзади парень.

Это — Коннорт? Который тренер? Что-то не похоже. Мелкий, кабы не ниже меня, щуплый, светлые волосы на голове выстрижены так, что на макушке вихром в три пальца торчат как гребень у петуха, сам выглядит пацан пацаном. Скулы острые, глаза светло-карие, почти жёлтые, с кошачьим прищуром. Одет в кожаную безрукавку, серые, судя по неровному окрасу, в прошлом чёрные штаны с широким поясом и сапоги для верховой езды. На шее какой-то шнурок болтается, но что на нём висит — не разглядеть.

— Мы ночью вернулись. Можешь звать меня просто Коном. А ты, если верно понимаю, Суна.

— Ну, да-а… — протянула я, не совсем понимая, что говорить.

— Тиваль и Батька меня озадачили, велели научить тебя драться. Ты как, сама-то хочешь учиться?

— Да, очень хочу! — разом оживилась я.

Этот вопрос я уже обдумала. Если бы тогда, в Сайрагане, я хоть как-то могла выкрутиться без битой бутылки, не пришлось бы мне сейчас переживать…

— Тогда бросай лук и, пока у меня есть время, пошли.

Договорив, не дожидаясь ответа, повернулся и, посвистывая, двинулся прочь вихляющейся походкой. Я фыркнула: парень, а со спины на девку смахивает, больно мелкий да гибкий. И движется не так, как мужики ходят. Те ноги прочно ставят, как сваи вбивают, а этот — ну прям танцор.

Кон, пройдя несколько шагов, обернулся:

— Что встала? До обеда ждать не буду!

Ойкнув, побежала следом.

Выяснилось, что наш путь лежит в амбар.

После светлого дня внутри показалось сумрачно, свет падал косыми лучами через щели в дощатых стенах, освещая земляной пол, столбы опор крыши… Углы тонули в тени, и помещение казалось здоровенным, как если б загон, где я трюхала верхом, накрыли крышей.

Зайдя на несколько шагов внутрь, затопталась в нерешительности. И зачем нас сюда принесло?

— Сун, не тормози, нам в дальний угол, — ткнул пальцем мой проводник. И хитро ухмыльнулся: — Если, конечно, не хочешь прямо на земле валяться.

Как это валяться? Он о чём?

— Пока шли сюда, я поглядел, как ты двигаешься. Не безнадёжно, но работать надо. И ещё — твоя одежда не пойдёт. Что за нездоровая любовь к юбкам? Какой смысл лишнюю тряпку до лодыжек поверх штанов накручивать? Чтоб в ногах путалась?

А что ещё должны любить девушки? Ещё верхом в штанах ладно, там по-другому просто не выйдет, но чтоб по дому без юбки ходить, это кем надо быть? У этого Кона всё с головой ладно?

— Как ты забавно открываешь-закрываешь рот. Сказать что-то хочешь?

Да! Много чего хочу! Прищурилась:

— Так сидеть мягче!

— Да что ты? А я и не сообразил… — ехидно осклабился Кон. — Ладно, не сердись. Сейчас покажу, в чём дело, сама поймёшь.

Пока я возмущённо фыркала и прикидывала, как бы ответить, мы оказались в дальней части амбара. Пол тут — целый угол — был застелен широкими тюфяками.

— Здесь маты, — обернулся ко мне Кон. — Внутри — опилки, чтобы падая, лишних синяков не наставить. Мы тут тренируемся. А теперь слушай внимательно, что скажу. Точнее, сначала посмотри на меня.

Подошёл вплотную, встал почти нос к носу, поднял руку, провёл ладонью по воздуху, прикидывая, кто из нас выше. Вроде всё же он, но не больше, чем на палец. А я ведь не шибко рослая… То есть для мужика Кон совсем мелкий. Наверное, потому и придумал себе на голове этот чудной гребень, чтобы выше казаться.