Огонь для Проклятого (СИ) - Субботина Айя

— Расскажите об этом одержимым.

Кажется, этими словами я окончательно лишаюсь его явно выстраданного самообладания. Черты лица Дра’илла заостряются, глаза заливает надменный холод.

— Одержимые, госпожа, — совершенно иной случай.

Жду, что он продолжит объяснение, но этого не происходит. Старый халларн просто молчит, давая мне понять, что разумения северной девчонки абсолютно недостаточно для понимания доступных ему истин.

Когда человек на столе вздрагивает, делает глубокий вздох, а затем заходится в лающем оглушительном кашле, просто отхожу в сторону.

За все эти дни они не сделали вообще ничего, не приблизились к разгадке мора ни на шаг.

Руки и ноги человека на столе начинают конвульсивно биться. Его пытаются удержать, пытаются что-то влить в раззявленный рот.

Разворачиваюсь и ухожу. Уже на улице стаскиваю с лица маску и бросаю ее под ноги. Прохладный морозный воздух заполняет легкие. Прикрываю глаза. Магн’нус был прав, северным шаманам нечего делать среди просвещенных и умудренных опытом лекарей Империи. У них не найдется общих разговоров.

«Не раскисать, не опускать руки».

Как бы ни повернулась судьба, я, даже если вскоре предстану перед вопрошающими взорами Предков, буду точно знать, что сделала все, на что была способна, чтобы спасти свой народ. А забиваться в угол и плакать от слабости и несправедливости смогу когда-нибудь потом, когда никто не увидит и когда от меня больше ничего не будет зависеть.

А пока мне нужно написать послания соседним кланам. Нужно рассказать им, чтобы с опаской пускали к себе чужаков. Или… Боги! Не пускали их вовсе. Не верю, что считаю это решение верным. И как на его фоне просить о помощи, учитывая, что на Белую ярмарку и без того собралось большое количество народа?

И все же я прошу о помощи. Прошу, понимая, что Магн’нус прав хотя бы в том, что соседи могут не успеть. Но если есть хотя бы небольшой шанс побороть мор с помощью чужих шаманов, я этим шансом воспользуюсь. Не обманывая и не зазывая в слепую ловушку, кратко, но излагаю все, как есть на самом деле. Если кто-то и придет в Лесную Гавань, он должен полностью осознавать, чем рискует.

Воронов выпускаю под самое утро, когда рассветает.

— Хёдд, — Магн’нус подходит тихо, отчего я вздрагиваю, потому что ненадолго забылась, наблюдая за тем, как большие черные птицы одна за другой поднимаются в небеса.

Поворачиваюсь на голос.

— Что ты наговорила Дра’иллу?

— Тебе пересказать всю нашу беседу?

— Нет, лишь ту ее часть, где ты говорила о Тени. Ты действительно о ней упомянула?

Голос мужа звучит ровно и почти безэмоционально — и оттого еще более странно, что его интерес касается именно моих слов о Тени. Разумеется, я подозревала, что старый лекарь тут же доложит своему господину о нашей небольшой перепалке, но ничего страшного в этом нет. Напротив, я и сама хотела поговорить с Магн’нусом, потому что его уверенность в собственных лекарях явно преувеличена.

— Да, — не собираюсь отпираться. — Твои лекари ни на шаг не приблизились к излечению болезни. Их так называемая вакцина ничего не дала. Выпивший ее человек все равно умер.

Я не видела его смерть, лишь ее начало, но сомнений в его конце у меня нет.

И Магн’нус меня не переубеждает.

— Они делают больше, чем все вокруг вместе взятые, — говорит, делая еще шаг ко мне. — Не всегда сразу удается отыскать верное решение. Иногда приходится плутать.

— Трудно выбраться на верную дорогу, если закрыл глаза и идешь в противоположном направлении.

Сама не понимаю, как собственный голос набирает силу и наполняется злостью.

— Прости, — осаждаю сама себя. — Но они ошибаются…

— Откуда ты знаешь? — муж всплескивает руками. — Хёдд, какая Тень? О чем ты вообще? Все, кто был замешан в том заговоре, полгода назад, их нет. Никого. Кто вообще способен достать… кусок? Так ты сказала?

— Осколок, — поправляю, уже успокоившись.

— Хорошо, осколок. Ты представляешь, что это должно быть? Осколок камня? Откуда у тебя вообще эта глупая уверенность?

«Неужели настолько глупая, что ты пришел мне об этом сказать?»

— Просто предположение. Ниоткуда, — пожимаю плечами. — Я видела одержимых. Видела, как они передвигаются. И мне кажется, что в конвульсиях зараженных людей перед смертью прослеживаются те же рваные движения.

Разумеется, это не так. Но говорить ему о словах Кера кажется совсем неправильным.

Магн’нус тяжело вздыхает и трет глаза, будто давно не спал.

— Я все понимаю, Хёдд, но ты только наводишь панику. Кто-то еще знает о твоих фантазиях.

— Нет.

— Надеюсь, что это действительно так. Прошу, оставь их при себе. Пусть болезнью занимаются те, кто должен. Они справятся, я уверен. Знаешь, вообще-то я тоже здесь, среди всех. И никуда не собираюсь убегать. А пожить мне еще хочется. И в излечении этой напасти я заинтересован не меньше твоего.

Так-то оно так.

Я поднимаю взгляд и едва различаю в небе черную точку ворона. Вдруг точка резко падает вниз, но потом вроде бы снова набирает высоту. А может и показалось.

— Хёдд, — Магн’нус стоит совсем рядом. — Если люди понесут еще и мнимые россказни о Тени, нам не выстоять. Ты это понимаешь? И вопрос будет уже не в выживании Лесной Гавани, а в выживании всего Севера. Почему мне одному это кажется очевидным? Или ты не хочешь спасти свой народ?

Он едва касается моей щеки. И почему-то его прикосновение кажется очень холодным. Но я не отстраняюсь.

— Я все поняла. Больше никаких россказней.

— Хорошо, я знал, что твой разум будет сильнее страха и предрассудков.

Глава тридцать шестая: Хёдд

— Предки все еще не дают нам ответов, — качает головой верховный шаман и кашляет в кулак, когда снова наведываюсь в святилище Духов. — Каждый день и каждую ночь кто-то из нас вопрошает к ним, но каждый раз их слова полны тревоги и расплывчаты. Мы пытаемся истолковать их, пытаемся найти способы излечения поразившей нас хвори.

— Я хочу видеть.

Шаман снова кашляет, но его кашель кажется мне обычным, не рвущим внутренности изнутри. Тем не менее, на моем лице повязан плотный отрез пропитанной травяными настоями ткани. Я не верю, что это может помочь не заразиться, как о том заявили лекари халларнов, но цепляюсь за каждый способ, потому что должна думать не только о себе, но и о маленьком сыне, который не виноват, что его мать не сидит в четырех стенах, а шатается по зараженном домам и говорит с зараженными людьми, пытаясь отыскать хоть крохи информации, что позволит хотя бы облегчить страдания тех, от кого отвернулись боги.

Шаман ведет меня вглубь святилища, в небольшой зал, где на полу, на жестких циновках, лежат люди.

— Каждое толкование мы переносим на нового больного и смотрим, поможет ли ему лечение.

Здесь нет такого количества склянок с реагентами, как в пекарне халларнов, но, кажется, я вижу все известные мне растения не только собственного края, но и вообще Севера, а кое-какие коренья и цветы и вовсе не могу распознать.

— Кто-то умирал на твоих глазах в последние дни? — спрашиваю шамана.

— Да, госпожа.

— Ты видел что-то необычное после их смерти?

— После? — не понимает тот.

— Да, спустя примерно сутки.

— Нет, госпожа, все тела мы сносим в ледник. После их могут забрать родственники.

— В чем ты видишь причину мора?

— Предки гневаются, госпожа, — шаман понижает голос. — Иным из нас они говорили о крови врагов, что перестала окроплять наши мечи. Дети Севера покорились завоевателям, чего не случалось никогда раньше. Предки хотят крови.

— И ради крови они уничтожают собственных потомков? — морщусь я, не скрывая своего отношения к его словам.

— Так говорят Предки, — стоит на своем шаман. — Покорность и слабость никогда не идут об руку с настоящим воином. Дорога в чертоги Богов вымощена доблестью. Реки, что текут вдоль нее, полнятся вражеской кровь. А в спину идущего по ней звучит боевой горн. Когда вы в последний раз слышали звук боевого горна, госпожа?