Мрачные ноты (ЛП) - Годвин Пэм

Жар обдает лицо. Я знаю, это желание, и он нашел этот спусковой крючок, чтобы высвободить мою естественную смазку, показывая мне, как я хочу этого. Но я вся растеклась по его руке. Разве это нормально, быть такой грязной?

Он приседает, погружая в меня палец, когда другой рукой проводит ремнем вдоль бедра. Кожа вибрирует на мне, как и его голос.

— Так чертовски мокро.

— Мне так жаль, я не знаю, почему...

— Не вздумай, — рычит он, погружая палец внутрь и вытаскивая наружу, мастерски массируя и растирая. — Вот каково это, когда о тебе заботятся, когда ты получаешь удовольствие от того, кто отчаянно его предоставляет. — Губы касаются внутренней поверхности моего бедра. — Я знаю, как прикоснуться к моей девочке.

Эмерик знает, как быть одновременно томным, мужественным, и как уговорить меня сдаться с помощью силы его слов. Я никогда не была с кем-то настолько сильным и уверенным, достаточно спокойным, чтобы вот так меня касаться.

Его пальцы покидают мое тело, и его тепло ускользает. Я поворачиваю голову и ловлю взгляд глубоких темно-синих глаз, когда он выпрямляется и проводит влажной рукой по губам.

Это уже второй раз, когда он пробует меня на вкус. Так непристойно и в то же время увлекательно.

Эмерик делает шаг в сторону.

— Не двигай руками.

Я сжимаю пальцами простыню над головой, и тут же за моей спиной слышится звук, рассекающий воздух. Огненный удар приземляется на задницу, и я не сдерживаюсь, опускаю руку, чтобы потереть ее.

Но его рот уже там, накрывающий колким пламенем, сосущий и облизывающий. Он хватает меня за запястье, прижимая руку к матрасу, а его губы превращают боль во что-то совершенно другое. Взмах языка прогоняет жжение, оставляя на коже подобие наркотического покалывания.

Может быть, это потому, что он провел так много времени, прикасаясь ко мне, заставляя меня пребывать в состоянии чрезмерной стимуляции. Но я не съеживаюсь, когда он встает, чтобы снова замахнуться. Мое тело уже гудит, словно зависимое от него. Я хочу большего.

Вот только он не нападает. Эмерик решительно отходит от кровати и исчезает в стенном шкафу. Какого черта?

Секунду спустя мужчина появляется с черной спортивной сумкой и расстегивает ее на кровати, ставя рядом с моей головой. Кожаные манжеты падают на матрас, за ними следуют нейлоновые ремни.

Сердце стучит так громко, что может заглушить целый оркестр.

— Для ч-чего это?

Он разматывает ремни и, присев на корточки, прикрепляет их к каркасу кровати.

— Если бы ты пошевелила рукой секундой раньше, ремень порезал бы тебе пальцы. Может быть, даже сломал их. Мы сделаем это, не подвергая опасности твою фортепианную карьеру.

И это говорит человек, который кулаками пробивает стены.

Я приподнимаюсь на локтях и показываю на его поврежденные костяшки пальцев.

— Когда у тебя будет следующее симфоническое выступление?

— Через две недели. — Эмерик протягивает свою распухшую руку и похлопывает по краю кровати. — Руки сюда.

— Ты собираешься связать меня?

— Я собираюсь защитить тебя. — Он расстегивает первую кожаную манжету. — Это или твое стоп-слово. Решай.

Я представляю себя в этих оковах, пойманной в ловушку и неспособной вырваться, когда он пристегивает мою задницу ремнями, целует ее лучше всех, превращая меня в центр своей вселенной. Он меня не принуждает, а дает мне право выбора, предлагает взять меня в какое-нибудь захватывающее место, когда всем остальным было наплевать.

Я прижимаюсь щекой к матрасу и вытягиваю руки над головой.

— Твое доверие опьяняет.

Внезапно мужские руки оказываются на моем лице, наклоняя голову, когда рот врезается в мой.

Я таю под требовательным взглядом его губ. Этот поцелуй жестче, голоднее и смертоноснее, чем предыдущие. Его язык переплетается с моим, а сильная челюсть в восхитительном ожоге царапает кожу.

Прервав поцелуй, мужчина возвращается к наручникам, соединяя их с ремнями и запирая мои запястья. Пальцы ловко перебирают пряжки и защелки.

Сколько раз он делал это? С каким количеством женщин?

Я не вправе ревновать его, имея свою историю, но это не останавливает сжимающую боль в моем животе.

Прикосновение его рук отвлекает от мыслей. Он здесь, со мной, и мурашки бегут по рукам, пока он закрепляет их в наручники.

Покончив с этим, Эмерик встает позади меня, положив руки мне на бедра, и притягивает мою задницу к себе. Ремни натягиваются при каждом движении, наручники держат мои руки над головой.

Но я не чувствую себя скованной и пойманной в ловушку. Я чувствую себя закрепленной, словно на якоре. Для него.

Сложенный пояс раскачивается вблизи моего тела перед тем, как новое жало воспламеняет нижнюю часть задницы. Мужчина дразнит рубец легкими прикосновениями, и его губы присоединяются к пальцам, целуя и успокаивая затянувшуюся боль. Затем он снова замахивается.

Удар, массаж, поцелуй. Я не знаю, сколько раз он повторяет одно и то же. В какой-то момент я впадаю в блаженный транс, теряясь в каком-то парящем месте, где есть только он, я и гармония нашего дыхания.

Именно так и должно быть, когда два человека находятся вместе, по собственной воле. На что будет похож секс с ним? Даже не могу себе представить. Одна только эмоциональная связь может взорвать мой мозг.

Он покрывает мой разгоряченный зад ласками и поцелуями, разжигая слишком большое чувство внутри меня. Между ногами усиливается набухшая пульсация, вспыхивает, наполняя энергией мои нервные окончания, расширяясь в неизведанных частях тела. Что-то приближается, что-то неизвестное и чудесное, но прежде чем это ощущение достигает критической точки, Эмерик делает шаг назад, чтобы снова замахнуться.

Каждый раз он подводит меня близко к краю, сжигая все сильнее от желания и дразня меня с каждым произведенным ударом.

Горячие обжигания ремнем и нежные прикосновения прекращаются, и я стону в одеяло.

— Ты закончил?

Смех мужчины раздается позади, когда он наклоняется, чтобы освободить наручники. Я слишком слаба и невесома, и не могу двигаться. Но моя киска, отбросив все смущения в сторону, отчаянно пульсирует, сжимается, не получив удовольствия.

Мне все равно. Мне нужно... нужно...

— Пожалуйста, — умоляю я.

Забравшись на кровать, он перекатывает меня на спину и оседлывает мои бедра. Его эрекция находится прямо там, пытаясь проткнуть дырку в штанах. Но он не освобождает себя и даже не смотрит вниз.

Вес Эмерика достаточный для того, чтобы раздавить меня, его мышцы сжимаются по бокам, выдавая его громадное тело. Взгляд мужчины опускается на мою пуговицу, и он хватает за воротник рубашки, разрывая его. Выражение лица мужчины мгновенно заставляет забыть о том, что это была моя самая красивая блузка.

Губы раздвигаются с силой его дыхания, глаза скользят по мне, как огромный океан, тяжелый и глубокий, погружая меня в изумление.

Мужчины и раньше садились на меня подобным образом, только во время борьбы, когда я била их руками и дергала бедрами. Они всегда применяли силу. Никто не садился на меня в таком уязвимом положении. Да еще в одних штанах.

Глаза Эмерика смотрят на белый атлас маминого лифчика, материал которого слишком мал, чтобы прикрывать мою грудь. Со стоном стягивает чашечки вниз, полностью ее обнажая.

— Если бы ты знала, сколько раз я представлял их себе за последние пару месяцев, как они будут выглядеть на ощупь, чувствоваться на вкус, как будут смотреться связанными веревкой…

— Я тоже представляла себе тебя. — Я поднимаю руку, чтобы дотянуться до жесткой длины, натягивающей его брюки.

Он перехватывает мое запястье и делает выпад вперед, прижимаясь грудью к моей груди, говоря гортанным голосом:

— Если ты прикоснешься ко мне, все будет кончено. Я едва держусь на ногах.

Часть меня хочет увидеть, как он кончает. Но я лучше уступлю своему любопытству и позволю ему довести дело до конца.

Дрожащей рукой он проводит по моей груди. Другой рукой запутывается в моих волосах, наклоняется и пробует мои губы на вкус.