Дочери Луны - Сюзан Саллиз

– Другими словами, он взял тебя под свое надежное крыло. Да и как он мог не сделать этого.

Чарльз Брэкнел не сомневался в том, что Мэг нуждается в покровительстве.

– Ну, можно и так сказать. Как бы там ни было, он очень заботливый хозяин, – согласилась Мэг.

– Здорово. Жаль, что ты не привезла с собой мистера Сноу. Мне бы очень хотелось с ним познакомиться.

Но Мэг, наоборот, была рада тому, что приехала одна. Хотя мистера Брэкнела нельзя было уже считать своим опекуном, он все равно продолжал им оставаться. Заметив это, Питер наверняка бы понял этот визит как какой-то официальный прием. А дружба в его понимании не вписывалась в рамки официальных условностей.

После первого дня знакомства Питер, похоже, понял, что Мэг намеревалась начать новую жизнь. Он никогда больше не задавал ей вопросов по поводу того, какое отношение к ней имела воспитательница. Когда Мэг поделилась с ним своими впечатлениями об огромном, недружелюбном Плимуте, из которого она недавно вернулась, он, согласившись, кивнул:

– В каких бы больших городах я ни останавливался, у меня постоянно возникает такое чувство. Кроме, правда, Флоренции. – Улыбнувшись, он пообещал: – Когда-нибудь, Мэг, мы поедем с тобой во Флоренцию. – Затем, не дождавшись ее согласия, он продолжил: – Мне очень хочется стать частичкой твоей жизни, только не той, старой, а совершенно новой жизни.

Подняв глаза, Мэг увидела, что Питер снова, не отрывая глаз, смотрит на нее. Она знала, что для художников свойственна такая манера смотреть на объект своего внимания. Только иногда все же это ее немного раздражало.

– Именно поэтому ты не поехал со мной в Плимут? – спросила Мэг.

– Именно поэтому и не поехал, хотя очень хотел. Пристально глядя ему в глаза, Мэг удивленно спросила:

– Почему?

– Мне хотелось побольше узнать о тебе. Узнать абсолютно все, так чтобы я мог отразить это в твоем будущем портрете. Понимаешь, ты самая настоящая загадка.

Мэг еще больше удивилась.

– Никакая я не загадка, Питер, – почти смеясь, возразила она. – Ты знаешь о том, что мы с сестрой воспитывались в доме миссис Гитлер, которая жила в этом местечке. С одной стороны, наша жизнь была довольно суровой, с другой – идеальной. Затем, мы перебрались жить к нашим тете и дяде. А когда они умерли, нас опять отдали в школу-интернат. Закончив учебу и получив половину наследства, я приехала сюда жить. Вот и все. Уверяю, у меня нет от тебя никаких тайн.

Питер объяснил мрачным голосом:

– Каждый человек хранит в себе тайну, проживая свою жизнь в своих мыслях, в отрыве от внешних событий. Иногда события внешней жизни человека являются отражением его внутренней жизни. Именно поэтому мы спешим поделиться друг с другом произошедшими с нами событиями, предоставляя ключ к разгадке хода наших мыслей.

– О, Питер! Какие все-таки мудреные вещи ты иногда говоришь!

– Это потому, что все в мире сложно, – неожиданно улыбнувшись, ответил он. – Ну ладно, все нормально. Не буду больше любопытствовать и пытаться стать частичкой той жизни, воспоминания о которой делают тебя несчастной.

– Господи Боже мой! Да кто ж тебе сказал, что я несчастлива!

– И все-таки существует какая-то тайна, которую ты не хочешь открывать. Именно она делает тебя девушкой-загадкой. – Снова засмеявшись, он начал подтрунивать: – Глядя в твои глаза, меня иногда одолевает чувство, что за тобой прячется какая-то другая твоя половинка.

Мэг была потрясена его догадкой. Конечно же, он был прав. Она была половинкой единого, целого организма. И ничто не могло изменить такое положение вещей. Даже если между ней и Мирандой больше не будет существовать этой замечательной особенности передавать друг другу мысли на расстоянии, все равно абсолютно ничего не изменится.

Спустя много времени после состоявшейся между ними этой странной беседы Мэг неожиданно вспомнила о том, что, оказывается, она никогда не говорила Питеру о том, что они с Мирандой сестры-близнецы.

Питер начал работать над портретом Мэг. Поскольку до сих пор он жил в доме на Рыбной улице нелегально, Мэг ежедневно приходила к нему утром, когда в комнате было достаточно светло. Учась в художественном колледже, студенты по очереди позировали друг другу. Поэтому для Мэг это было вполне привычным занятием. Однако она была очень благодарна Питеру за то, что он разрешал во время позирования читать книгу или даже вязать. Она садилась на стул рядом с застекленной крышей, через которую виднелось серое зимнее небо, а вдали, погрузившись в темноту, сливались очертания балок и черепиц. Небрежным движением руки он быстро делал черновые наброски, а на третий день вчерне набросал на холсте неровными грифельными штрихами тонкую паутинообразную сетку. Питер никогда не работал долго. Как только пропадало нужное освещение, он начинал тщательно мыть свои кисти и заводить разговор о том, куда им лучше сходить пообедать.

Он рассказал Мэг о себе: в какой школе учился, как проводил каникулы в Корнуолле вместе с родителями, после чего окончательно решил стать художником. Питер также рассказал о своем брате, который, как ни странно, работал бухгалтером. Он вкратце поведал Мэг о том, что вследствие развода родителей их семья распалась на два лагеря.

Однажды, оставив в покое мольберт, он медленно направился в сторону Мэг, посматривая на нее то с одной, то с другой стороны.

– Не двигайся… Не шевелись, – скомандовал он, когда она повернулась к нему лицом. – Мне нужно видеть твои распущенные волосы.

Протянув руку, он расстегнул замок старомодной заколки, которая держала ее собранные на затылке волосы. Приподняв их обеими руками, он затем разметал их прямо по лицу.

В этот момент ей очень захотелось убежать или спрятаться, потому что она вспомнила про дядюшку Седрика, который очень любил играть с волосами девочек-сестер, гладить, расчесывать и даже иной раз сильно дергать за пряди. Но Мэг заставила себя сидеть смирно. Так или иначе она имела дело с художником, которому хотелось видеть свою модель в определенном виде. Мэг продолжала сидеть неподвижно даже тогда, когда он зачесал ей волосы за уши, придав какую-то чашевидную форму ее лицу. Совершенно неожиданно он предупредил: – Нет. Пока еще нет. Не готово. – Сказав это, он снова вернулся к мольберту.

В ответ Мэг не сказала ни слова, чувствуя только, как заливается краской ее бледное лицо. Но Питер, похоже, даже не заметил этого.

Они долго гуляли по склонам, заросшим побуревшим папоротником, порой забредая в мрачные расщелины среди скал. Мэг больше всего любила такие прогулки, когда и без слов было ясно, что между ними крепла настоящая дружба.

Однажды Питер решил поехать в Сент-Айвс, где проходила ретроспективная выставка художника Джеральда Скейфа, умершего несколько лет тому назад. Мэг была уверена, что они доберутся до выставочного зала на автобусе или поезде. Но вопреки ее ожиданиям они отправились пешком через вересковые пустоши, отделявшие южную часть полуострова от северной, следуя по пешеходным тропинкам, которые были почти незаметны в разгар лета, когда папоротник становился по пояс вышиной. Дорога из Халстауна была довольно легкой, поэтому они пренебрегли ею, обогнув холмы со стороны горы Книлз, и довольно скоро достигли города.