Поцелуй негодяя - Пётр Самотарж

к вечеру ни с чем, запыленные и усталые. В каретном сарае осталась коляска, в конюшне – все лошади, в гардеробной – все платья, а сама хозяйка имения бесследно исчезла. Родители известили уездного исправника, тот явился в сопровождении станового пристава, произвел следствие, допросил всю дворню, обошел с понятыми чуть не все дворы в деревне, заявил об отсутствии признаков совершенного насилия, и стало быть, об отсутствии преступного события, с чем и удалился.

Спустя неделю вернулся из города неверный муж с потерянным лицом и долго качал на руках безутешно плачущего сына. На родителей жены он боялся взглянуть, но они через месяц уехали, так и не дождавшись обнаружения ни единого следа дочери. Остаток жизни муж Сашеньки провел безвылазно в своем имении, полностью погрузившись в хозяйственные дела. Выписал из Петербурга целую библиотеку по сельскому хозяйству, получал журналы и газеты, выгнал нескольких управляющих и в конце концов сам занялся всеми делами имения с рвением, достойным борца с ересью.

С сыном он был строг и общался редко, вечно занятый делами. Тот вырос спокойным и задумчивым молодым человеком, поступил в университет, а однажды, явившись летом на каникулы, задал вопрос о матери.

– Она сделала для меня больше, чем кто бы то ни было другой, – ответил помещик после долгой паузы. – Заставила ненавидеть себя.

***

– Это не легенда, – безапелляционно заявил Воронцов.

– Откуда ты знаешь? – обиделась Вера.

– Где же лесные духи, феи, русалки и всякие там кикиморы?

– Я обещала не сказку, а легенду. Мне ее бабушка рассказывала.

– Легенда и бытовые подробности – вещи несовместные.

– Ты очень легковесно рассуждаешь о вещах, в которых ничегошеньки не понимаешь.

– Что уж тут понимать – в легендах-то. И вообще, для матери твоя история выглядит странно. Эта Сашенька ведь бросила грудного ребенка, а ты ее оправдываешь?

– Я не оправдываю. Она – грешница.

– А зачем ты нам про нее рассказала?

– Так, вспомнилось. Хочешь рассказать историю получше?

– Лучше или хуже, но точно не легенду. Это – не подтвержденный документами миф.

20

Светлейший князь Михаил Илларионович Кутузов в молодые годы ничем не напоминал будущего спасителя России. По окончании Инженерного корпуса, где в возрасте пятнадцати лет он некоторое время подвизался в качестве помощника преподавателя, Кутузов попал в Астраханский пехотный полк А.В.Суворова и несколько месяцев командовал там ротой. Получая новое назначение от императора Петра III, по ходатайству императрицы Екатерины, помнившей его славного отца, Кутузов и не надеялся на великую будущность. Должность флигель-адъютанта Ревельского губернатора принца Гольштейн-Бекского не сулила славных военных подвигов, хотя общеизвестно, что подобного рода исходные позиции могут скорее принести молодому человеку ордена и влияние, чем честная служба в какой-нибудь глухомани, в грязи и забвении. В 1762 году шестнадцатилетний прапорщик Кутузов прибыл к месту службы, смущенный странным своим положением офицера, ничем не заслужившего высокой протекции, но несущего тяжесть общественного мнения по ее поводу. С самого начала он постарался наладить отношения с товарищами, но встретил с их стороны некоторую настороженность.

Заведование губернаторской канцелярией – занятие, вряд ли способное увлечь юношу. Ворохи бумаг, подписи, печати, просители с законными и незаконными просьбами, поручения, которые не хочется выполнять, и необходимые дела, которые некогда исполнить. Неопытную душу легко развратить в таком вертепе низких человеческих страстей, и юный Кутузов тяготился службой, то и дело задумываясь о необходимости исправить свою судьбу в более достойном направлении.

Весной 1763 года на прием к губернатору явилась обедневшая вдовая баронесса, ухоженная немка средних лет, со своей шестнадцатилетней дочкой. Девушка привлекла внимание Кутузова, шестью месяцами ранее произведенного в капитаны. Ему нравился новый мундир, он старался не замечать косых взглядов сослуживцев и мечтал вырваться наконец из замкнутого круга канцелярской службы на простор настоящей офицерской карьеры. Юная Анхен надолго отвлекла его от честолюбивых мечтаний. Ее мать пришла к губернатору искать защиты от кредиторов, грозивших лишить ее с дочерью единственного дома на окраине Ревеля, и капитан Кутузов применил все возможности, доставленные ему должностью, для представления принцу дела в наиболее выгодном для просительницы свете, в чем и добился успеха.

Соображения будущей карьеры противоречили намерению вступить в брак с бесприданницей, пусть благородных кровей, но подобного рода условности никогда не могли остановить движений истинно чистой души. Спустя короткое время Михаил Илларионович посетил спасенный им дом, под видом инспекции, дабы убедиться в надлежащем исполнении резолюции губернатора. Его хорошо приняли, угостили кофеем, и он до вечера вел не по годам степенную беседу на немецком языке о всяческих трудностях в ведении хозяйства и коммерции, применив все свои теоретические познания в инженерном деле и практические навыки, обретенные в канцелярских занятиях. Анхен молчала, скромно потупив взгляд и беспокойно теребя оборку на скатерти. Желая оживить беседу, юноша прибег к демонстрации своего таланта, которым славился еще в Инженерном корпусе, а именно к искусству подражателя. Голосом и даже выражением лица он так успешно изобразил благожелательного губернатора, что хозяйка дома совсем забыла приличия и громко хохотала, прикрывая лицо ладонями, и даже Анхен тихо хихикала, низко опустив голову над столом.

Визиты продолжались все лето до осени, возникла потребность в деньгах, которые Кутузов занимал у новых знакомцев, среди которых оказался и молодой польский шляхтич, бретер и отчаянный картежник. Он успешно проигрывал состояние, оставленное ему родителями, но еще далеко не успел вычерпать его дочиста и раздавал пригоршнями всем желающим. Он возвышался белокурой головой над Кутузовым, плечистым крепышом, подобно Аполлону рядом с Гефестом, и общие приятели отпускали по их адресу ироничные замечания. Оба холостяки, оба завидные женихи – один благодаря нерастраченному наследству, другой – ввиду заметной в провинции должности, они частенько появлялись вместе в клубе и на балах, пока однажды не встретились у дверей заветного домика. Они повздорили, наговорили друг другу дерзостей и разошлись в разные стороны.

Спустя короткое время, за ломберным столом, под утро, в насквозь прокуренной полутемной комнате, поляк несправедливо обвинил Кутузова в шулерстве. Про купеческую дочку знали почти все присутствующие, и истинная причина конфликта не составила тайны. Онемевший от гнева, побледневший до синевы, Михаил Илларионович вскочил с места, но не мог произнести ни слова. Сказать он мог только одно – назначить время для встречи секундантов. Но проклятый долг не позволял произнести таких слов, ибо попытка убить кредитора сама по себе превращает дуэль в разбой на большой дороге. В конце концов, не найдясь и покраснев от бессильного гнева, он выскочил на улицу и бегом пустился к себе домой.

Несколько месяцев после происшествия, всю сырую и холодную зиму, Кутузов провел