Гонка за врагом. Сталин, Трумэн и капитуляция Японии - Цуёси Хасэгава

Это заявление Малика позволяет нам предположить ответ на вопрос, был ли советский посол в курсе того, что в Кремле уже приняли решение о нападении на Японию. По нашему мнению, он об этом не знал. Молотов, инструктируя Малика затягивать переговоры, не объяснил ему, с какой целью это делается. Поэтому Малик лишь озвучивал официальную позицию Кремля. Однако трудно поверить, что такой опытный дипломат, как Малик, не догадывался о том, какое решение принято в Москве насчет участия в войне. Если советское руководство проинформировало его об этом, Малик в тот момент солгал Хироте.

До Потсдамской конференции оставался всего месяц, а японское правительство впустую тратило драгоценное время на пассивную дипломатию. Малика, должно быть, бесконечно раздражали велеречивые тирады Хироты о необходимости улучшения отношений, за которыми не стояло никаких конкретных предложений. Также его, безусловно, потрясло нелепое предположение Хироты, что советская армия и японский флот, объединившись, были бы непобедимы, особенно когда, озвучив эту дикую фантазию, Хирота заявил, что Советский Союз должен предоставить Японии нефть в обмен на резину, олово, свинец и вольфрам.

После этой встречи Хирота мог сообщить Того мало полезной информации. Того наконец понял, что разговор об общих вещах далее не имеет смысла, и решился передать в Москву список конкретных уступок, на которые была готова пойти Япония. Также он счел, что пришло время рассказать Сато об этих переговорах между Хиротой и Маликом. 28 июня Того послал телеграмму в Москву, дав своему послу указание «получить [от Молотова] какое-то подтверждение того, что русские продолжат соблюдать нейтралитет». Отвергнув все возражения Сато, Того настаивал на необходимости диалога с Советским Союзом: «Учитывая тяжесть нашего положения <…> мы должны как можно скорее предпринять отчаянную попытку добиться более дружеских отношений, чем просто нейтралитет». Того обещал, что ради этого Япония готова «пойти на значительные жертвы», однако не сообщил своему послу, в чем именно эти «жертвы» будут заключаться[163].

29 июня Хирота нанес четвертый визит Малику, на этот раз в советском посольстве. Хирота передал Малику предложение Японии заключить пакт о ненападении, ради которого Япония готова была пойти на следующие уступки: 1) независимость Маньчжоу-го и вывод японских войск из Маньчжурии; Япония и Советский Союз обязуются уважать территориальную целостность Маньчжоу-го и не вмешиваться во внутренние дела этого государства; 2) отказ от рыболовных прав в обмен на советскую нефть; 3) готовность обсудить все другие вопросы, которые поднимет советская сторона.

Эти «конкретные уступки» показывают, что японское правительство жило в мире фантазий. Для Малика уступки Хироты по-прежнему были общими вещами и не затрагивали ни маньчжурских железных дорог, ни Дайрена с Порт-Артуром, ни Северного Китая, ни Кореи, ни даже Южного Сахалина и Курил. То, что предлагал Хирота, было намного меньше обещанного американцами в Ялтинском соглашении. Что особенно дико, даже в этой безнадежной ситуации Япония все еще пыталась выторговать нефть в обмен на рыболовные права. Малик, безусловно, счел это идиотское предложение оскорбительным. Советский посол выслушал Хироту «спокойно и холодно», сказав, что предложение Японии будет внимательно рассмотрено на высшем уровне. В своем отчете в Москву Малик предположил, что Хирота, несомненно, будет настаивать на скорейшей новой встрече, но с явным облегчением написал, что ответит японцу, что информация об этом разговоре была отослана в МИД с дипкурьером[164].

Получив отчет Малика, Молотов ответил ему, что чем хуже будет становиться военное положение Японии, тем отчаяннее японцы будут пытаться добиться невмешательства Советского Союза в войну на Дальнем Востоке. Он написал Малику, что тот верно повел себя в беседе с Хиротой, но предостерег советского посла, что тому следует быть осторожным и не дать никакого повода, чтобы японцы изобразили как переговоры эти беседы[165]. Как мы увидим, кремлевское руководство уже приняло окончательное решение о вступлении в войну с Японией. Молотов и, что еще важнее, Сталин уже думали не столько о затягивании переговоров, сколько о начале войны.

Хирота так просто не сдался. Он постоянно звонил в советское посольство, но Малик отказывался его принимать. В последний раз Хирота звонил Малику с просьбой о встрече 14 июля, всего за три дня до Потсдамской конференции. Малик снова отказался его принять. Официальное решение об участии в войне уже было принято, и больше не было никакого смысла продолжать эти беседы. Советское посольство уведомило японский МИД о том, что предложение Хироты было отправлено в Москву диппочтой, и это известие поставило крест на переговорах Хироты и Малика[166].

Переговоры Хироты и Малика стали катастрофической неудачей японской дипломатии. Попытка Того установить контакт с советской стороной, отправив к Малику не занимающего официального поста посредника, когда время было так дорого, оказалась колоссальной ошибкой. Да и сам Хирота не был идеальной кандидатурой для таких маневров. Он говорил только общие вещи и всеми силами скрывал то, что Япония ищет посредничества Москвы для окончания войны. Целый месяц был потрачен впустую, и советское правительство использовало это драгоценное время для подготовки к войне. Сато и Морисима, которые возражали против действий Того, были намеренно исключены из этих переговоров. Если бы Того лично встретился с Маликом и сделал конкретные предложения, назначив советской стороне для ответа крайний срок, японцы могли бы раньше осознать, что их надежды завершить войну с помощью Москвы являются пустыми иллюзиями.

На что именно рассчитывало японское руководство, уповая на посредничество Москвы? Как писал Тосикадзу Касэ в своих послевоенных мемуарах, для Японии установление контакта с Москвой было важным шагом на пути к решающим переговорам с Великобританией и США. Поскольку армия была решительно настроена против мира, такой кружной маневр был необходим. Более того, по словам Касэ, он был убежден в том, что Японию вынудят согласиться на безоговорочную капитуляцию или что-то подобное, и поэтому поддался самообману, понадеявшись на «почетный мир», обещанный Кидо. Сато разделял мнение Касэ насчет капитуляции, однако, в отличие от Касэ, не верил, что из обращения за помощью к Москве выйдет что-то путное[167].

Эти два дипломата были исключением из общего правила. Того, Кидо и Хирохито питали иллюзии, что при посредничестве Москвы Япония сможет добиться лучших условий мира, важнейшим из которых было сохранение императорской системы хоть в каком-то виде. «Если бы мы не обратились к Советскому Союзу, – заявлял Того, – нам бы однозначно пришлось согласиться на безоговорочную капитуляцию. Только при посредничестве СССР мы могли рассчитывать превратить безоговорочную капитуляцию в