Гонка за врагом. Сталин, Трумэн и капитуляция Японии - Цуёси Хасэгава

шестерка» была приглашена на высочайшую аудиенцию в императорский дворец, хотя, вопреки традиции, никто из них не получил повестки этого совещания. Сперва император спросил гостей, что они думают о возможности окончания войны. Хотя мнение самого Хирохито было высказано в форме вопроса, столь прямое вмешательство со стороны императора являлось беспрецедентным. «Совершенно очевидно, – сказал Судзуки, – что война должна быть продолжена любой ценой, но я считаю необходимым прибегнуть и к помощи дипломатии». Не удовлетворившись этим двусмысленным ответом, Хирохито нетерпеливо обратился с этим же вопросом к Ёнаю, вероятно следуя сценарию, подготовленному министром флота и Кидо. Опережая Того, которому принадлежала эта инициатива, Ёнай сказал, что 18 июня Высший военный совет постановил приступить к выполнению третьей задачи, то есть просить Москву выступить посредником в мирных переговорах. Умэдзу заметил, что к любым разговорам о мире нужно подходить очень осторожно. Император спросил его, не приведет ли чрезмерная осторожность к тому, что шанс будет упущен. У Умэдзу не было другого выхода, кроме как согласиться поддержать идею о переговорах с Москвой до битвы на последнем рубеже обороны. Анами тоже высказался за Соэму Тоёда, который недавно сменил Оикаву на посту начальника штаба флота, хранил молчание, вероятно не зная, как себя вести на первом в жизни императорском совещании. Получив одобрение «Большой шестерки», Хирохито завершил встречу, призвав ее участников как можно скорее приступить к переговорам с Советским Союзом.

Это был ключевой момент: Хирохито активно включился в процесс завершения войны. Через две недели после того, как на императорском совещании было постановлено продолжать войну, «Большая шестерка» решила заключить мир с помощью Москвы. Эти две резолюции необязательно противоречили друг другу: японцы могли попытаться добиться мира летом и дать последний бой врагу осенью. Последнее решение держалось в строжайшей тайне, особенно от офицеров из Министерства армии и Генштаба. После императорского совещания Ёнай сказал Такаги, что жребий брошен. Теперь осталось обсудить только конкретные условия капитуляции. Ёнай сказал, что не исключает вероятности военного переворота, подобного инциденту 26 февраля[159].

Несмотря на строго хранимое молчание, штабные офицеры подозревали, что их начальство приняло важное решение об окончании войны. Через некоторое время после императорского совещания к князю Коноэ пришли три офицера из Министерства армии. Одним из них был Танэмура, который объяснил Коноэ, что полмиллиона японских солдат – на его взгляд, этого было достаточно – будут готовы отразить нападение миллиона американцев. Коноэ не был уверен, что Анами сумеет сдержать в узде этих радикально настроенных офицеров. Также он отмечал, что есть два толкования понятия «кокутай». Согласно одному из них, воля императора должна была исполняться неукоснительно, а согласно второму, можно было действовать вопреки приказу императора, если считалось, что он противоречит интересам государства. Коноэ считал, что армейские штабные офицеры придерживаются второй точки зрения[160].

10. Император Хирохито в своем императорском облачении. Библиотека Конгресса, отдел эстампов и фотографий, коллекция Харриса и Юинга

Продолжение переговоров между Хиротой и Маликом

Кидо и Того действовали в тандеме: пока министр – хранитель императорской печати предпринимал хитрые маневры против армии, Министерство иностранных дел тайно пыталось установить контакт с советской стороной через переговоры Хироты и Малика. С 17 июня сотрудники японского МИДа ежедневно звонили советскому переводчику Н. Б. Адырхаеву, пытаясь организовать новую встречу Хироты с Маликом, но каждый раз получали уклончивый ответ. Малик был слишком занят, и, кроме того, он так и не получил инструкций из Москвы, после того как отослал туда отчет о предыдущих беседах с Хиротой. В японском МИДе были потрясены, узнав, что этот отчет был отправлен с дипкурьером. Малик педантично следовал инструкциям Молотова. 23 июня Того встретился с Хиротой и дал ему указание снова навестить Малика. Хирота сомневался в том, что следует так явно выказывать заинтересованность Токио в посредничестве Москвы, но Того убедил своего скептически настроенного советника, что с Маликом нужно поговорить как можно скорее. Если Советский Союз не заинтересован в этих переговорах, аргументировал Того, Японии придется искать помощи где-то еще [Наkone 1946: 23–25; Hirota Koki 1966: 365; Lensen 1972: 137].

До этого момента Того удавалось скрывать содержание переговоров между Хиротой и Маликом от японского посольства в Москве. Однако 22 июня он впервые рассказал Морисиме об этих тайных встречах. Советник Сато был потрясен, узнав, что Того продолжает придерживаться курса, против которого они с Сато все это время возражали. «Если Того и Хирота родят блестящую идею, как перетянуть на нашу сторону Советский Союз, – сказал Морисима, – Сато, безусловно, приложит все силы. Но если такая блестящая идея существует, то в чем она состоит?» Ответа на это у Того не было. Еще больший шок у Морисимы вызвала новость о том, что министр иностранных дел скрывал информацию о переговорах между Хиротой и Маликом от Сато. Он выразил протест, заявив, что если посольство не знает об этих переговорах, то нет никаких шансов на то, что они дадут благоприятные результаты. Того обещал, что в подходящий момент расскажет обо всем Сато[161].

Малик неохотно согласился встретиться с Хиротой в Хаконе 24 июня. При встрече советский посол сразу же сообщил своему гостю услышанную по Московскому радио новость о том, что Верховный Совет принял закон о демобилизации старших возрастов личного состава действующей армии и что страна переходит на мирное положение, чтобы заняться восстановлением экономики. Однако когда разговор перешел на важные темы, оба дипломата говорили, словно не слыша друг друга. Если Хирота все время спрашивал Малика о том, какие именно обстоятельства мешают улучшению японо-советских отношений, то Малик раз за разом просил японца озвучить конкретные предложения, которые он мог бы передать в Москву. После того как Малик в четвертый раз попросил Хироту высказаться по существу, Хирото туманно намекнул на то, что Япония готова заключить сделку с Советским Союзом по Маньчжурии, Китаю и Юго-Восточной Азии, однако продолжил настаивать на том, что не может вести переговоры, не зная, чего хочет СССР. Несмотря на принятое на императорском совещании решение, Хирота не попросил помощи Москвы для ведения мирных переговоров. Фактически он просто повторял те же фразы, что и на двух предыдущих встречах, не делая никаких новых предложений.

Однако Хироте удалось добиться от Малика важного заявления. «Я склонен считать, – сказал советский посол, – что взаимоотношения наших стран на основе этого пакта развивались нормально. <…> Советское правительство денонсировало пакт на основании этих законных положений, вытекающих из пакта, а не порвало его». Хирота по-прежнему говорил об общих