Астральный гамбит (СИ) - Кащеев Денис Георгиевич

— Можете удостовериться, сие обычная выделанная кожа, никакой не артефакт! — заявила Иванка, дважды прокрутившись на месте.

— Подтверждаю, — кивнула Ирина Викторовна.

«Покамест без обмана», — констатировал и Фу.

Между тем девушка в круге опустилась на пол, поджав ноги «по-турецки», и вынула их кармана кителя, который до того держала в руке, уже знакомую мне стеклянную колбочку с трубочкой.

— Сейчас я вдохну курительную смесь, которую приготовила минувшей ночью, — обращаясь в основном к Поклонской, проговорила Иванка. — Потребуется некоторое время, чтобы дым подействовал. Минута, может, две. Вряд ли намного больше. А потом — сами все увидите.

— Прошу, сударыня, — самую малость нахмурившись, снова кивнула штабс-ротмистр.

Девушка неспешно поднесла трубочку к губам и глубоко затянулась. Затем, запрокинув голову, выдохнула дым через нос — точно так же, как тогда, на аллее, только цвет струек на этот раз был не бледно-белесым, а насыщенно-зеленым.

«Прямо как плевок мимикра», — некстати подумалось мне.

Выпустив дым, Иванка припала к трубочке еще раз, после чего опустила руку с колбочкой на колено и, закрыв глаза, замерла неподвижно. Зрители затаили дыхание.

Некоторое время, однако, ничего не происходило. Прошла минута, за ней вторая, вот и третья уже была на исходе… В рядах публики тут и там начал возникать недоуменный шепоток.

— Ну, и?.. — громко спросил наконец кто-то из «ясухаровцев».

И в этот момент Иванка, слегка разведя руки в стороны — словно крылья раскинув — поднялась в воздух. Медленно, сперва распрямив ноги, которыми еще какое-то время касалась паркета — так что поначалу могло возникнуть впечатление, что это она просто так криво привстает — но наконец вытянувшись в полный рост — и зависнув так в добром полуаршине от пола.

Зал восхищенно охнул — и взорвался аплодисментами.

Иванка открыла глаза, словно очнувшись от сна, и почему-то мне подумалось, что сейчас она камнем рухнет обратно на паркет — наподобие разбуженного лунатика. Но ничего подобного: девушка как висела на своем плечевом ремне, так и продолжала висеть.

— Прошу всех желающих удостовериться: никто со стороны меня не держит, — улыбнувшись, проговорила она как ни в чем не бывало.

Тут же стремительно подорвавшись с места, княжна Орлова из второго отделения быстрым шагом обошла белый круг с внешней стороны. Задержалась на миг в сомнении — и оббежала участников состязания снова.

— Ничего нет… — растерянно пробормотала она, вернувшись к своему месту.

Не убежденная словами подруги по отделению, нарезать круги вдоль черты принялась еще одна «ясухаровка» — Инна Змаевич. С тем же нулевым результатом.

«Фу, а вы что скажете?» — окликнул я притихшего фамильяра.

«Никакого внешнего воздействия на госпожу Иванову не оказывается, — не скрывая своего удивления, сообщил “паук”. — Она и впрямь тянет себя сама — как легендарный поручик фон Мюнхгаузен!»

— Стороннего вмешательства нет, — заявила в свою очередь Поклонская — похоже, не без труда заставляя свой голос звучать более или менее спокойно. — Браво, госпожа Иванова! Вы сделали сие! Можете опускаться!

— Благодарю, госпожа штабс-ротмистр, но мне и тут неплохо, — усмехнулась Иванка. — Посмотрю сверху, что станет делать господин Ясухару!

— Вам есть, что на сие ответить, сударь? — повернулась Ирина Викторовна к японцу.

— Разумеется, госпожа штабс-ротмистр, — не дрогнув лицом, откликнулся Тоётоми.

— В таком случае, приступайте!

— Слушаюсь, — поклонился Ясухару.

Достав из кармана кителя связку тоненьких серых палочек, японец принялся расставлять их вокруг себя — на первый взгляд, в полном беспорядке, но, месяц прожив с Тоётоми в одной комнате, я знал: система там есть, и весьма строгая.

Завершив подготовку, движением пальцев Ясухару палочки поджег. Вверх заструились сизые дымки.

— Прошу всех проявить терпение, — проговорил Тоётоми, опускаясь на колени. — Полагаю, мне потребуется немного больше времени, чем госпоже Ивановой.

Иванка с высоты своего полета скептически хмыкнула.

Потянулись минуты — надо признать, довольно скучные. В круге не происходило ничего — разве что мгла от курящихся палочек понемногу сгущалась. И главное, непонятно было, чего именно собирается добиться японец. Тоже воспарить? Так он, вроде, полагал это невозможным. Сбить на пол Иванку? Ну, тут особого дыма не надо. Тогда что же он задумал?

«Тоже не ведаю сего, сударь», — воспринял мою мысль как вопрос Фу.

Зрители начали уже не просто перешептываться — разговаривать в полный голос — когда лицо висящей в воздухе девушки внезапно перекосилось, глаза широко распахнулись — не то от удивления, не то от ужаса. Одновременно с этим Ясухару рывком поднялся на ноги.

Зал напряженно притих. Но далее произошло то, чего сейчас едва ли кто-то ждал.

— Прошу меня простить, госпожа Иванова, — поклонился японец вытаращившейся на него Иванке. — Прошу меня простить, госпожа штабс-ротмистр, — последовал поклон в направлении Ирины Викторовны. — Милостивые государи, милостивые государыни, с той же просьбой обращаюсь ко всем вам. Я проиграл и признаю свое поражение. Извините меня.

И, погасив судорожным движением пальцев свои недогоревшие палочки, Тоётоми вышел из круга — заставив линию на полу испуганно почернеть — и быстрым шагом покинул недоуменно примолкший зал.

— Что все это значит? — требовательно спросил я, нагнав Ясухару только на лестнице пятого чертога и ухватив его за рукав — добровольно останавливаться для разговора Тоётоми не пожелал.

— Только то, что я и сказал, сэнсэй, — буркнул японец, вынужденный-таки притормозить. — Я проиграл.

— Что значит проиграл?!

— Так бывает, сэнсэй. Когда желаешь добиться успеха, но тот достается другому. Сие называется «проигрыш». Вам такое, конечно, не знакомо, однако…

— Прекрати паясничать! — скривился я. — Объясни толком, что случилось!

— Сие и случилось, — развел руками Тоётоми. — Я сплоховал. Потерпел неудачу. Дал маху. Как еще сказать по-русски? Облажался, вот! И мало того, что сам опозорился, так еще и товарища по корпусу подставил. Мне нет прощения, — кажется, уже ни на йоту не ерничая, печально проговорил он.

— И кого же это ты, по-твоему, подставил? — осведомился я.

«Надо полагать,

вас, сударь, — подсказал Фу. — Теперь госпожа Иванова получит от штабс-ротмистра Поклонской три дюжины баллов!»

— Иванку, — выдохнул между тем Ясухару.

— Что? — оторопел я, мысленно уже будучи готов согласиться с «пауком». — Как это — Иванку?!

— Мне бы не хотелось распространяться на сей счет, сэнсэй…

— Ну уж нет! — решительно мотнул я головой. — Изволь объясниться. В конце концов, Иванка — из моего отделения! — добавил зачем-то, но, по ходу, как раз этот «левый» довод и заставил японца заколебаться.

— Мне стыдно о сем говорить, сэнсэй… — пробормотал он — уже не столь твердо.

— Может, не все еще и так плохо, — попытался ободрить его я.

— Плохо, — покачал головой Тоётоми. — Очень плохо. Ладно, — решился он. — Пройдем ко мне. Я… Я расскажу.

Комната Ясухару, однако, оказалась набита второкурсниками — те бурно обсуждали предстоящую отправку в войска, причем, делали это под красное вино. Тусил тут и Сколков, кажется, уже в хорошем подпитии.

Но это значило, что моя собственная комната, в отличие от обители японца, сейчас свободна — туда мы с Тоёотоми по-быстрому и перебрались.

Я присел на кровать, мой товарищ остался стоять на ногах.

— Я не верил, что у госпожи Ивановой что-то получится, — начал он свой рассказ. — Расщепление сознания — дело крайне опасное, сродни приготовлению блюда из рыбы фугу. Малейшая ошибка — и пиши пропало. Почтенный Масаюки-сама строго запрещал своим ученикам даже думать о чем-то подобном… И все же в глубине души я допускал, что моей сопернице сие удастся. И приготовил, как мне казалось, достойный ответ. Дым Иванки разделяет — значит, мой должен объединять. Я решил слить наши с ней сознания в одно. Не полностью, конечно — только в аспекте левитации. Сие тоже непросто, но далеко не столь рискованно. И получись все, как было задумано, я бы как минимум не проиграл. Взлетел бы рядом с ней. Вопреки ее желанию, то есть, по факту — тоже сам. Но мои крылья превосходили бы оные у Иванки красотой: единение вместо раскола. Поклонская бы оценила… Наверное.