Кольцо леди Дианы - Ольга Тарасевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В счастливом помутнении рассудка Вронская начисто забыла про просьбу домработницы Егорова.
Вспомнила об автографе только в машине – но возвращаться не стала.
– Завтра мы все равно увидимся, Павел обещал позвонить, и я захвачу с собой книгу для Жени, – прошептала она и, заведя машину, добавила: – «Фордик», можешь меня поздравить – я влюбилась. Это все совсем неправильно. Но я ничего не могу с собой поделать. Только вот…
Лика нахмурилась, вспомнив, что Ленина мать не взяла у Павла денег и обвиняла его в смерти дочери. Как такое возможно? Егоров кажется очень внимательным и галантным… Да, он понял, что не хочет продолжать отношения с Леной, но разве это может быть причиной настолько острого конфликта?
Но, чем терзаться сомнениями, лучше все сразу выяснить…
– Он убивал ее все время, что они были вместе. У Лены от меня никаких секретов не было, поэтому я знаю все, как он красиво ухаживал, осыпал ее комплиментами. А когда девочка влюбилась по уши – он стал издеваться над ней. Ничего не говорил прямо, то не отвечал на вызовы, то приглашал на свидания. Он давал ей надежду – а потом относился к ней хуже, чем к собаке. Когда Лена принимала решение оставить его и попытаться забыть – он мгновенно все отыгрывал назад, снова становился вежливым и внимательным. Морально именно Павел убил мою девочку! Я была против его присутствия на похоронах. Но Ленины подруги меня переубедили. Я ненавижу этого человека. Он сделал из жизни моей дочери ад. – Несчастная всхлипнула и закричала: – А теперь ему стыдно? Он просит, чтобы вы передали мне его поганые деньги? Я никогда его не прощу! Мне ничего от него не надо, так ему и передайте!
– Хорошо. Извините. Я все поняла, – пробормотала Вронская, едва успев притормозить на красный сигнал светофора.
Хотя на самом деле ничего в этой истории понятнее не стало.
Лена кого хочешь могла вывести из себя.
И она слишком часто жила в своем придуманном мире.
Сложно поверить, что Павел сознательно мог так унижать девушку. Зачем ему это надо, он что, садист?.. Но Лена могла принимать за влюбленность его обычную сдержанность и вежливость. И вместе с ней ситуацию именно такой видела и ее мать…
Посмотрев на часы, Лика нахмурилась. Поздний вечер, Ленинградское шоссе в это время уже полностью забито машинами. Доехать до родительского дома реально только ближе к ночи. Но глаза слипаются. Наверное, поездку лучше отложить…
Глава 9
Какое-то время у Виолы Орловой получалось действовать хладнокровно и рассудительно. Она отвезла Васю Скрипникова домой, рассказала ему трогательную историю о срочной необходимости встретиться с представителем украинской кинокомпании – благо динамик телефона был установлен на минимум, и о том, что звонил никакой не продюсер, а следователь, актер пребывал в счастливом неведении. Потом ее мысли были заняты пробками, случившимися вкупе со снегопадом: мало того что транспортный поток еле тек, в час по чайной ложке, так еще и заснеженная дорога заставляла сосредоточиться и крепко держать руль. По пути в следственный отдел ей даже удалось себя убедить: ничего страшного не случилось, после убийства Лены будут опрашивать всех ее знакомых. Кого-то всегда вызывают первым, это случайное совпадение, никаких конкретных обвинений ей предъявлено не будет, так как все было продумано до мелочей.
Но теперь, стоя у дверей кабинета следователя Шевченко, Виолета понимала только одно: ей ужасно, невыносимо страшно, до дрожи и металлического привкуса во рту…
Переделано уже все, что можно. В зеркальце отразились испуганные умело подведенные глаза, носик припудрен, волосы поправлены.
Надо идти и представить, что все происходящее – очередные съемки, и заставить себя не думать о том, будто следователь мог о чем-то узнать.
Страхи всегда материализуются. Так что пошли они все куда подальше!
– Здравствуйте, – Виола распахнула дверь и очаровательно улыбнулась сидящему за столом молодому мужчине.
Через пару секунд быстрого визуального осмотра Орлова приуныла. Следователь оказался невысоким, полноватым, и… серым. Редкие пепельные плохо постриженные волосы, маленькие бесцветные глаза, сероватая кожа, тонкие, едва различимые губы. Дешевая обувь, недорогие часы. И это неприязненное выражение лица… Нет, конечно, не всегда сложные жизненные обстоятельства провоцируют обострение зависти, можно не обладать ни единым атрибутом финансового благополучия – и уметь искренне радоваться жизни. Но только все-таки большинство людей инстинктивно испытывает досаду от чужого успеха, с нескрываемой ненавистью смотрят на тех, кто лучше, ярче, моложе, богаче. Именно такая яростная зависть вынуждает сто раз подумать, прежде чем спуститься в метро. На дороге, пусть и забитой пробками, по крайней мере, свой автомобиль чуть ограждает от откровенной люмпенско-пролетарской недоброжелательности, которая так и жалит ее через глаза следователя…
Орлова расстегнула шубку, присела на стул возле стола Шевченко и принялась лихорадочно вспоминать, насколько ей было больно, когда потерялась Зоська, любимая, но глупая, как пробка, йоркширская терьерша.
Убежала, наверное, как обычно, за чужими ногами. Ее, доверчивую, радостно идущую на зов незнакомых людей, могли поймать какие-нибудь алкаши, продать за бутылку. А если они оставили ее у себя, то можно представить, в каких условиях оказалась нежная Зосенька, ни дорогого корма, ни регулярного тримминга, а еще ей могли дать куриные кости, разрывающие нежный желудочек, и, конечно, алкоголики просто не додумались бы вызвать ветеринара…
Почувствовав, что еще секунда, и она зарыдает, что лицо уже искажено настоящим горем, Виолетта прошептала:
– Я до сих пор не верю, что Лены нет. Такая беда, чудовищная трагедия, очень больно. Конечно, я расскажу вам все, что знаю. Вы спрашивайте. Тот нелюдь, который это сделал, должен за все ответить.
– Что, будем оформлять явку с повинной? – удивленно поинтересовался следователь, открывая на компьютере какой-то файл. – Рад, что вы все понимаете правильно. Чистосердечное признание, как говорится, смягчает вину.
– Какую явку с повинной? Какое наказание? – холодея от страха, поинтересовалась Виолетта. – Вы что… обвиняете меня в смерти Лены? Да как вам в голову такое могло прийти!
Она говорила и с ужасом понимала: металлические решетки на окнах, старая мебель, противно скрипящая дверь – все эти подробности убогого кабинета сразу же бросились в глаза, стали приближаться, надвигаться, буквально сжиматься кольцом вокруг нее. В перепуганном смятенном сознании уже прокручиваются и более страшные кадры: тюрьма, стылая камера, убогая еда в алюминиевой истертой посуде, и это неотвратимо, и вся ее жизнь сведется к одному кошмару…
– Не надо мне тут спектакли разыгрывать. Я думал, вы все понимаете правильно и готовы дать показания. Предлагаю определиться: вы говорите все сразу и сами, или же я буду уточнять каждый пункт! Для вас эта разница принципиальна, потому что, когда уголовное дело будет передано в суд, – лицо следователя расплылось в довольной ухмылке, – там учтется, насколько активно обвиняемый сотрудничал со следствием.
Онемевшие губы актрисы чуть шевельнулись:
– Какой суд? Я ничего не понимаю.
– Зато я все понимаю. Что ж, о последствиях ваших действий я вас предупредил. Так что займемся делом. Вам знаком гражданин Криничкин Эдуард Васильевич?
– Нет. Впервые слышу это имя. Он – актер?
– Слушайте, ну хватит тут комедию ломать! Гражданин Криничкин утверждает совершенно обратное. Эдуард Васильевич в своих показаниях говорит, что в середине декабря вы пришли в модельное агентство, где он работает. И оказывает – вообще хорошая работенка у некоторых мужиков! – также интимные и эскорт-услуги. Вы передали ему сильнодействующий снотворный препарат, предназначенный для гражданки Поляковой, а также аванс, составляющий пять тысяч долларов США… Гражданка Орлова! Гражданка Орлова, вам плохо?!
«Мне очень плохо, – упав со стула и с энтузиазмом изображая обморок, Виола больно ударилась затылком и едва сдерживалась, чтобы не схватиться рукой за больное место. А этого делать при обмороке вроде бы не полагается, режиссеры, объяснявшие такие сцены, настаивали на расслабленной обездвиженности. – Мне очень плохо, но к делу это не относится. Итак, Эдик, истерик чертов, сдал меня со всеми потрохами. Быстро же они его нашли. А может, они сам прибежал, рассчитывая на меня все стрелки перевести – с этого психопата станется… Я действительно его нанимала, но не для убийства же! Расчет был прост: пусть красивый мальчик обольстит Полякову, сделает соответствующие фотографии – а я уж позабочусь о том, чтобы Вася их увидел и быстро позабыл свою ненормальную сценаристку. И снотворное действительно было. Я все-таки идеалистка, думала, у Лены любовь, вот и дала таблеточки Эдику на всякий пожарный. Чтобы он в ресторане их в вине растворил да домой потом сонную Ленку притащил и откровенную фотосессию устроил. Я думала: вдруг она не поведется быстро на его смазливую мордашку, все-таки у Васи и имя, и слава, и деньги, да и внешность идеальная. А Лена – та еще штучка! Сама Эдика трахнула, он даже сообразить ничего не успел. Но какой же он дурак, растворил целую упаковку в бутылке минералки, а Лена взяла и всю бутылку высосала. Конечно, от такого количества копыта отбросишь! У него один ответ: «Я подумал: вдруг она спиртное не пьет, так я в воде таблетки растворил и к ее дому поехал, собираясь ненавязчиво с ней познакомиться. И тут вижу – она сама голосует, а потом предлагает то самое, ради чего все и затевалось…» Идиот! Что, было нельзя перезвонить, спросить насчет того, пьет Ленка спиртное или нет, и дозировку заодно уточнить?! Естественно, Эдик – идиот. У него еще и фото сделать не получилось, хотя что там сложного – щелкнул бы мобилой, и все дела. Но вот не вышло. Поэтому Эдик решил еще раз вечером возле дома Леночки покрутиться, рассчитывая бабки свои заработать и снимки сделать. То, что минералку она выдула, он не сразу заметил. Конечно, пока трахались, не до того было… И вот подъезжает Эдик к Ленкиному дому, смотрит – минералочка-то тю-тю, только пустая бутылка из-под отравы осталась. А тут к нему мент подходит и интересуется: «Вы жилец этого дома? Лену Полякову знаете? Умерла вот только что, возможно, отравлена…» Тогда Эдику вроде мозгов хватило языком не трепать. А теперь, выходит, нервы у него сдали. Хлюпик, сопляк, язык за зубами держать не умеет, все выложил этому козлу-следователю! Да уж, картина вырисовывается мрачная. Хотели убивать, не хотели – кого это интересует. Фактически ведь действительно убили, хотя и в мыслях такого не было. Впрочем, безвыходных ситуаций не бывает, надо как-то выкрутиться. Все свалить на Эдика, если получится… А не получится, то есть же еще Вася Скрипников со своим колдуном и вот-вот готовым сорваться признанием в убийстве. Только все это очень сложно, а я сейчас в таком состоянии, что ничего не соображаю. Нужен толковый адвокат, а еще время и, самое главное, необходимо срочно вырваться от следователя, потому что еще немного – и он меня расколет».