Грани доверия - Маргарет Каллагэн

Трэвис обнажил зубы в подобии улыбки, потом поднялся, быстро обогнул стол. Когда он проходил мимо Моны Уотс, то заметил тень страха в ее глазах и почувствовал удовлетворение. Поединок еще не закончился, но скоро закончится, и Мона Уотс проклянет тот день, когда она связала свою судьбу с Гиддингсами. Но, подумав об этом, он сразу вспомнил, как угрожал Билли. Угрожал оставить ее без работы и без рекомендаций. Мона тоже могла стать безработной и не иметь возможности устроиться на работу без рекомендаций. Билли. У него похолодело в животе. Разве не он заставил ее уйти из его жизни, с работы, которую она, казалось, любила, в суровый мир безработицы?

Но что касается Моны, то она вполне этого заслуживает, внушал он себе по пути из офиса в самое большое из трех передвижных временных помещений. Судя по доносившемуся шуму, женщины уже прекратили работу и что-то взволнованно обсуждали у своих рабочих мест.

Но думал он не об этих женщинах, а о Билли. Потому что Билли исчезла. И если бы она нашла другую работу по специальности, он бы узнал об этом от коллег. Таким образом, он вынужден был взглянуть в лицо ужасному факту. Он уничтожил ее. Из-за упущенного контракта он уничтожил ее. А контракт и не имел особого значения. Никогда не имел. Дело было в доверии.

Как только он появился в дверях, установилась тишина. Трэвис прошел в тот угол комнаты, где стояли столы с тарелками, чашками, коробками из-под сандвичей, газетами, журналами и музыкальным центром, который сразу выключили. Он огляделся, заметил под ближайшим столом большую коробку, достал ее и высыпал ее содержимое в мусорное ведро. Не обращая внимания на напряженную тишину в комнате, он вытащил из внутреннего кармана пиджака фломастер и большими буквами написал на боку коробки одно-единственное слово: ПРЕДЛОЖЕНИЯ. Улыбаясь, он поднял коробку вверх, чтобы все могли видеть это слово.

— Я побеседовал с миссис Уотс, и мы договорились о некоторых улучшениях, которыми, надеюсь, вы все будете довольны. Но в случае, если мы чего-то не учли, записки с предложениями можете опускать сюда. Это относится и к жалобам. Записки могут быть анонимными или нет. И я обещаю вам, что каждая записка будет рассмотрена.

Раздался возбужденный гул голосов — одобрения, понял Трэвис. Он помолчал, давая событиям идти своим чередом. Одновременно он внимательно всматривался в лица работниц, в их выражения, но, как он и ожидал, не нашел ни одного с выражением тревоги или раздражения. Довольный, он кивнул, поднял руку, и снова установилась тишина. И тогда он со значением произнес:

— В знак признания вашей прекрасной работы, выполненной в трудных обстоятельствах, всем будет увеличена зарплата. Считайте это предварительной рождественской премией. — И он назвал весьма значительную сумму.

Комната взорвалась бурей восторженных голосов.

— А сейчас, — рявкнул он через плечо Моне Уотс, которая, нахмурившись, стояла в дверях, — в мой офис. Немедленно! — И вышел мимо нее в коридор.

— Вы не можете уволить меня, — заявила она, переступая порог его кабинета и вызывающе вскидывая голову. — Я не сделала ничего плохого.

Трэвис смерил ее презрительным взглядом, губы его скривились от отвращения.

— Нет, я и не думаю, что это сделали вы. Технически по крайней мере. Но вашу вину мы оба пониманием по-разному, не так ли, Мона? Поэтому вы будете уволены немедленно. Вы получите очень большую компенсацию, но чтобы ноги вашей никогда больше не было у этой двери. — Он выписал чек компании, повернул его так, чтобы Мона могла прочесть сумму, и на какое-то мгновение придержал документ за угол большим пальцем, прежде чем подвинуть к ней. А затем снял руку, продолжая в упор смотреть на нее. — Если вы скажете мне, кто за всем этим стоит, — мягко предложил он, — я удвою сумму.

— Идите к черту! — выкрикнула Мона, брызгая слюной, потом схватил чек и бросилась к двери.

Трэвис мрачно улыбнулся. Она вернется. Когда деньги кончатся, она обязательно вернется. Он поручился бы за это головой. И тогда он узнает имя поджигателя.

— Извини, дорогой, ничего не выходит. Я знаю, уже несколько недель мы не виделись, но папа сейчас не в состоянии сесть за руль, и мама думает, что было бы лучше, если бы машину водила я. Конечно, это срывает наши планы на Рождество, но…

— Мама и папа прежде всего, — сухо прервал Трэвис. — Ты абсолютно права, Клео, — смягчился он. — Я все понимаю.

— Ты понимаешь? Честно-честно, Трэвис?

— Честно-честно, Клео. — Он ухмыльнулся, радуясь, что Клео не может видеть его лица.

Ничто не помешает планам прагматичной Сузанны, даже болезнь ее мужа, Снеллинги ждут их, и она просто не может позволить огорчить леди Мэри. Да, но ведь Россингтоны вполне в состоянии держать шофера или хотя бы нанять его, ясно проскользнуло в его сознании. А может, у них и есть шофер? В конце концов, Сузанна настолько расчетлива, что не может не понимать, какой эффект произвело бы их появление с шофером. Так почему же она предлагает Клео сесть за руль?.. Ах да! Трэвис улыбнулся, прижал трубку к другому уху, высвобождая правую руку, и начал подписывать стопку писем, которую молча положила перед ним Донна. У Снеллингов есть сын, один из наиболее подходящих титулованных холостяков, и не надо быть гением, чтобы понять направление работы мысли Сузанны Россингтон. Умная, умная Сузанна! Она не оставляла надежд на титул для своей единственной дочери и воспользовалась болезнью Джона как рычагом. Этим же рычагом она пользовалась и для того, чтобы задержать дочь в Лондоне.

— Папа все еще не совсем здоров, — объясняла Клео, — поэтому мы будем путешествовать с остановками. Мы уезжаем от Черчланд-Горзов — помнишь маминых друзей близ Йорка? — так что я подумала…

— Обед в «Свифте»? — прервал ее Трэвис.

— Точно. И, если ты закажешь номер на вечер, — застенчиво предложила она, — мы могли бы, вероятно…

И на этот раз, понял Трэвис, хмурясь, там не будет никаких уверток. Только прямолинейность и недвусмысленность.

Он надел черный костюм. Похоронный. Символический. Когда он сворачивал на автомобильную стоянку, то понял, что пришел к окончательному решению. Но разговор не обещал быть легким.

— Дорогой! О Господи, как я соскучилась по тебе! — гортанным голосом вскрикнула Клео, поднимаясь из-за столика и кидаясь к нему.

Дюжина голов обернулась на них. У Трэвиса сжался низ живота. Он почти забыл, как хорошо она выглядит и какие у нее добрые намерения. И, когда она подняла лицо для поцелуя, он заставил себя отстраниться с огромным трудом. Она хорошо выглядела, была свежа и приятна. Прямо как шоколадка — подсказывало ему природное чувство юмора.