Взвихрённая Русь – 1990 - Анатолий Никифорович Санжаровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хэх! Углядел лупастый! Сколько незаслуженного негатива выливается на партию…
— Да нет уж! Всё заслужено. Кропотливым, горбатым трудком. Пот прям некому было вытереть со лба. Одни пять лет шапкозакидательской трескотни чего стоят! Больше разрушено, чем создано!
— Вижу, зря дал он вам гласность.
— Кто дал? Да он сам получил гласность от КаГеБерии.
— Чего мелешь?
— Что есть. Первый о гласности заговорил на октябрьских торжествах восемьдесят шестого кагэбэшнный вождёк Чебриков. Вот так-с.
22
Дышать там можно было, лишь непрерывно крича «ура!»
С.Е.Лец
— И всё равно, — сказал Дыроколов, — много наработал Горбик.
— Больше некуда. Круглый ноль с бесконечными минусами! Мыслимо ли? За что ни хватится, всё валится! И даже этим задаётся. Как раздишканивал позавчера на закрытии первого российского партсъезда?
Колотилкин подвинул газету поближе к себе.
— Вот… «Мы вышли на новое понимание задач… Мы начали иначе смотреть на Россию… В целом мы на правильном пути… Перестроечные процессы набрали динамику… Тут разгорячились умы… Эмоции опять выхлестнулись… Эта наша система любого гения поставит на место. Поэтому надо делать то, что мы делаем, товарищи. Мы нанесли удар по крупным проблемам политики…» У него спрашивают, почему модель перестройки так и не была создана? Не хватит ли экспериментировать на народе? Горби осерчал. И прямо так с сердцем резанул: «Мы собирались, чтобы реализовать эти озабоченности… Только Иисус Христос мог пятью буханками накормить всех иудеев, а у нас не получается… За ускорение взялись — не пошло! За госприёмку принялись — не пошла! За антиалькогольную борьбу принялись — не пошла!..» И на всё оправдание заготовлено. Мы ж учимся, товарищи, на своих ошибках! Господи, да что ж это за ликбез? Если ты недоучка, так оставь место, уступи сильному, умному, грамотному. А так можно учиться до второго пришествия. И особо не выхваляйся учёбой. Один дядько хорошо сказал: умный учится на чужих ошибках, дурак — на собственных. Зачем браться за то, о чём у тебя ни малейшего представления? А ну проликбезничает он ещё лет сто?
— Ты хочешь сказать, что перестройка случайная штука?
— Ну! Выдернул себе власть и не знает, что делать с нею. Глянул туда, глянул сюда. Ага! Надо бежать дальше путём Ильичей! И побежали ускоренными темпами к коммунизму. Первый выезд из Кремля куда он совершил? В Днепропетровск. Как бы поклонился деяниям Ильича, поклялся нечаянно не свернуть с означенного Ильичёва тракта к светленькому будущему. Именно в Днепропетровске было программно очерчено: «Мы в ЦК и правительстве считаем: основной путь — ускорение научно-технического прогресса». Даёшь ускорение! И так дали! Если раньше дело еле лилось по капельке, лилось-тянулось тя-я-я-яп… ля-я-я-я-яп… тя-я-я-я-я-я-я-я-яп… ля-я-я-я-я-я-я-я-яп… то теперь всё бешено полетело. Тяп — ляп! Тяп-ляп! Тп-лп! Тп-лп! Т-л!! —!..!-!..!!!.. От шныристого ускорения скоро устали. Была ещё мала куча прочих кампаний. Пока, похоже, в кровавых сталинских архивах не надыбали громкую перестройку. Звучное слово! Нам абы громко было! И пошёл перестроечный шмон. Телевизор включишь — перестройка! перестройка!! перестройка!!!! Радио включишь — вторая, новая фаза перестройки! В газете — следующий этап перестройки! В окно глянешь — ти-ши-на. В магазин зайдёшь — слёзы в душу стучатся. Каменьями! Думаешь. Чего, как, зачем перестраивать? Дом начинаешь — какой-то проект есть? А здесь ничего. А здесь всю страну крути наобум лазаря? Авось что-нибудь и выкрутим? Выкрутили. Были у пропасти на краю имени Брежнева. Теперь сидим в пропасти на дне имени Горбачёва. То был край имени Брежнева, а это уже дно имени самого Горбачёва. Кому повем печаль мою? Виноватых близко нету. Народ требует, чтоб каждый член палитбюро отчитался на съезде и получил оценку своим деяниям. Вряд ли дело до оценок докувыркается. Сейчас в каждом номере «Кривды» палитхлопцы фанфарно рапортуют о своём непоправимом вкладе в орденоносную перестройку.
— Слушай, я оглох от перестроечного треска. Но так и не понял… В чём суть перестройки?
— Всяк честно работай на своём месте. И всё. Разве когда сеешь, доишь корову, пасёшь стадо, чистишь уборную, нужна какая идеология? Но мы же не пукнем без идеологии! А сбрось со слов идейно-поносную шелуху, всё свалится на старопривычное. В брежневскую пору все годы пятилеток чиноеды раскидывали как? Этот год начинающий. Этот год направляющий. Этот ускоряющий. Этот коренной. Этот решающий. Этот завершающий. А что новенького сейчас? А ни-че-го-туш-ки! Мы вышли как раз на критический этап этих преобразований! Мы на переломном (коренном, решающем, судьбоносном…) этапе перестройки! Надо достойно пройти этот крутой перевал в истории страны!.. Господи! Это очень ново? Да семьдесят три года ж штурмуем одну и ту же кочку на ровном месте, а она нас одной левой откидывает назад всё дальше и дальше. За подновлёнными вывесками всё старое-расстарое. И Авось де Небось не собирался менять. А и пожелай, не смог бы. Он же сельджук брежневского призыва. Из матёрой стоячей команды. Что от него было ждать? Он сделал честно всё возможное. До предела довёл застой. Достиг высшей точки. Развалил добросовестно, что можно было развалить. Разруха, голод, гражданская война — вот ордена Авося! И он ими гордится. Просыпается под «Пионерскую зорьку» и бодренько, неустанно продолжает звать нас и вести к призрачному социализму с человеческим лицом и коммунистической перспективой. И с этого пути разве он свернёт? Он же стоит на постаменте, выстроенном Лениным, Троцким, Бухариным, Сталиным, Ждановым, Ежовым, Вышинским, Ягодой, Берией, Брежневым, Сусловым. И выкинь он хоть камушек из этой подставки, он же самолично рухнет. Разве он враг себе? Вот он и не трогает своих «фундаменталистов». Лишь для видимости по ним прокатывается к случаю. Вот и
