Застрянец - Артём Кочеровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да ладно, тебе, — я похлопал его по плечу и сел рядом. — Они, конечно, не правы. Но и мы…
— Да, — Архип кивнул. — Что делать будем?
— Ты — поправляться.
— А вы? — Архип привстал. — Дайте мне пару дней, я буду на ногах. Баратынский, мерзкий докторишка, пичкает меня какой-то вонючей гнилью, но она помогает!
— Лежи-лежи!
— Мещерский не стал вас убивать, значит, не будет и позже. Вы нужны ему, как один из правителей города, — Архип почесал голову и понизил голос. — Я вот что думаю. Нужно сейчас мягкими и пушистыми прикинуться. Встать на ноги, команду сильную собрать, а потом ударить. Взять мушкеты, завалиться к нему в замок и выстрелить в харю! За Кривоносого, за Раису, за наших мужиков!
— Так и сделаем, — я улыбнулся.
— Точно?
— Лежи, Архип, отдыхай!
— Ну, смотрите? — он приводил меня подозрительным взглядом до двери. — Выстрел в харю ни один из этих козлов не переживёт. И Самсон — тоже! Я его потрогал в прошлый раз! Обычный мужик, просто здоровый. Ну рычит и рычит, хер бы с ним!
— Отдыхай, — я махнул рукой и закрыл дверь.
Навалившись на перила, я поднялся наверх. Взял метлу, смел купюры в кучу. Отыскал в шкафу рюкзак на верёвках и сунул всё туда. Спустившись, я нашёл на кухне повариху и положил увесистую пачку сотенных на стол:
— Следи за Архипом!
— А вы? — уставилась на меня, выпучив глаза.
— Тут хватит надолго, — я показал на деньги и вышел.
Возле башни Глинского было так же пусто, как и в те дни, когда я здесь появился. И даже хуже. К прежней пустоте, словно шрамы на сердце добавились холмы свежих могил и воспоминания о Раисе. Я сходил на задний двор и ещё раз посмотрел на недостроенное поместье-памятник моей алчности, глупости, безответственности и эгоизму.
— Уходите? — спросил Крис, кивая на рюкзак.
— Ты слишком умён и слишком полезен для своих лет, Крис, — сказал я и достал из рюкзака ещё одну жменю купюр. — Держи!
Малец скрестил руки на груди и требовательно посмотрел на меня.
— Архипу только не говори, ладно? А то ещё кинется догонять. Не в том он сейчас состоянии, чтобы бегать.
— Куда?
— Не знаю. Но, если бы и знал, не сказал.
— Понимаю.
— Держи! Найди им лучшее применение, чем я.
От башни Глинского я пошёл по улице к площади, а оттуда мимо магазина ремней к реке. Прошёл мимо дома для жриц любви, откуда на меня смотрели не то жалостливые, не то злые глаза. Оставил позади рынок, который за последний месяц вырос едва ли не в три раза. Ступил на новую мостовую и отразился в окнах трёх новых магазинов, что открылись на набережной.
Мимо бара Весельчак, который крупно обогатился в последнее время, я не пошёл. Побоялся, что увижу там знакомые морды и прикончу ещё парочку невинных людей.
Вместо этого я свернул в переулок, ведущий в бывшие кварталы Мясника и с облегчением увидел пустые столбы, где раньше висели объявления о пропаже людей. В бывшем квартале Мясника, которые теперь выглядел до неузнаваемости чистым, шпана закидала меня камнями, а выйти на соседнюю улицу мне помешали местные работники кузни. Презрительно глядя, они заставили меня развернуться и пойти обратно.
— Нечего тут шляться, вор!
Тётка с тазом вылетела из магазина, будто опаздывала на автобус. Спешила облить меня помоями, и я не стал лишать её такого удовольствия. Отряхнув ноги, пошёл дальше мимо последних домов, где меня обозвали «глиняшкой» и «крысой» подростки. Куртки, которые я заказал им у портного, валялись горкой в канаве.
Мещерский приказал мне остаться, но это было невозможно. Я натворил слишком много зла и очиститься от него не представлялось возможным. Раньше у меня хоть отчасти были развязаны руки, теперь — я стал марионеткой Мещерского. Он перестал играть в доброго и злого господина, остался злым и дал ясно понять, что убьёт и Архипа, и Криса, если я снова что-нибудь выкину. Я же решил уйти. Не понравится это Мещерскому? Ну пускай тогда отыщет меня и прихлопнет. Уж лучше так, чем оставаться пешкой в его руках и посмешищем для людей.
Поднявшись на холм, я поковылял к храму.
Тропинка заросла ещё гуще. Я потратил все силы, чтобы подняться. Отдышался и разглядел стоя́щего на лестнице Седого с молотком в руках. Седой был довольно стар, но всё-таки узнал меня, а может и не узнал, а просто увидел одинокую фигуру на краю его холма. Махнул рукой, зазывая, и продолжил долбить молотком в оконную раму.
Выдохшийся, вымазанный помоями с пропитанным кровью боком я стоял перед ним. Седой прибил доску, спустился и посмотрел на меня с недовольством, будто смотрел на запачкавшегося пацана:
— Пошли! — приказал он и показал на дверь в храм.
— Я не за этим, — ответил я. — Вот!
Седой нахмурил лоб и с недоверием посмотрел на протянутый рюкзак:
— Что это?
— Деньги на восстановление храма.
Седой взял рюкзак, заглянул внутрь. Затем закрыл его, вернул мне обратно и скомандовал строже:
— Пошли!
Внутри он дал мне чистую одежду и сменил повязку, подложив туда что-то из своей народной аптечки. Снял с печи горячий чайник и налил чая. Терпкий напиток со сладкой булкой — единственная еда, что я ел за последние сутки.
— Вкусно.
— Значит, уходить собрался?
— Да. Ты знаешь, всё как-то неправильно вышло.
— Почему?
— Слишком заигрался я в того, кем на самом деле не являюсь.
— А кем являешься? — чай, видать, сдобрил и деда. — Оказалось, что он умеет не только приказывать.
— Не знаю… ну уж точно не господином Глинским, на плечах которого лежит ответственность за людей.
— Интересно, — старик хлебнул чая. — Если ты не являешься Глинским, то кто им является?
— Кто-то другой.
— И чем он лучше тебя, этот другой?
Я посмотрел на старика, тот улыбнулся и отвёл глаза.
— Спасибо за чай, Седой.
— Я много повидал Глинских.
— Не такой уж ты и старый.
— Не старый, — согласился Седой. — И всё же, много повидал.
— О чём это ты?
— Только на моей памяти ты — пятый, сынок. Но только при тебе я видел, чтобы люди в городе улыбались. А ещё ты первый, кто соизволил дать денег на восстановление.
— Погоди! Ты тоже знаешь про?..
— Неважно, кто ты есть на самом деле. Важно — хочешь ли ты что-то изменить.
Несколько минут мы сидели в тишине и пили чай. Седой подкладывал поленья в печь.
