Древний Рим. Имена удовольствий (СИ) - Грез Регина

— Боишься меня… Госпожа?

В голосе Дакоса звучала издевка, но уже не злая, а просто самодовольная и насмешливая.

— Боюсь. И все же надеюсь на твое милосердие.

— Милосердие гладиатора? Ты верно шутишь, женщина. Я и знать не знаю, что такое милосердие.

— Я не из тех, кто заставлял тебя биться на арене. Я сама здесь чужая и далеко от родной земли. Мы в этом похожи. Я против рабства, все люди равны, нельзя никого унижать. Я над тобой не издевалась.

— Ты мучила меня…

— Я тебе не лгала, это ты меня… мучил, заставляя…

Я пыталась тщательно подбирать слова, я хотела ему что-то объяснить, какие-то самые тонкие оттенки моих чувств к нему, в которых даже сама не могла разобраться. Дакос тяжело вздохнул и неожиданно проговорил мне над ухом:

— Я все знаю. И у нас будет только одна ночь, чтобы понять, кто мы друг другу.

Мне вдруг стало легко и почти не страшно. Он меня не обидит, никому не позволит обидеть меня — это же прежний Дакос, как я не поняла раньше. Он просто не ожидал увидеть меня здесь и сначала злорадствовал, даже предвкушая месть. И я даже могла бы понять за что. Он ведь мужчина, и не последний среди своих соплеменников, а был моим рабом.

Он привлекательный, сильный мужчина, а я отвергла его и предпочла другого — врага. Дакос привык побеждать, а пришлось уступить мне — слабой женщине, неважно, что в его глазах я была посланницей Богини. Мужчина всегда считает себя выше женщин и не может простить ей вынужденное подчинение. Теперь мой черед смириться…

Будь, что будет. От него я приму все, видимо, так решили Боги. Уж не знаю, какие именно, в Риме так много храмов и разных верований. А мне кажется, Бог один… нет, с ним рядом непременно должна быть женская суть, женская мягкость и доброта. Я верю, что есть и Богиня. И вот ее-то незримую и милосердную я буду сейчас просить о защите.

Я чувствовала себя скверно, никогда не думала, что поездка на лошади может причинять такие неудобства, а ведь когда-то мечтала прокатиться верхом. Прокатилась… К счастью, мы скоро подъехали к какой-то огороженной постройке, и я поняла, что здесь будет привал. Нас окружили люди, много мужчин, я нервно цеплялась за Дакоса, и он больше не пытался меня напугать, держал при себе. Даже не позволил какому-то веселому парню принять меня с лошади, спрыгнул первым и сам помог спуститься.

Я поняла, что Дакоса здесь уважали, он был кем-то вроде командира небольшого отряда, состоящего из его соотечественников-фракийцев. На меня сначала смотрели с хитрыми улыбками, даже пытались коснуться, но Дакос быстро это пресек. Кто-то увел его коня, кто-то звал для разговоров, видимо, мы с беднягой Атратионом попались разведчикам мятежного войска и теперь им следовало доложить о ночных происшествиях высшему начальству.

— Только не оставляй меня с ними, мне страшно, — умоляла я Дакоса.

— Тебя никто не тронет, — сухо ответил он, продолжая вести меня куда-то вглубь аллеи — туда, где горели костры и слышалась многоголосая людская речь.

— Чей это дом?

Дакос запрокинул голову к темному небу и рассмеялся.

— А вот это, и правда, чудесный подарок! Надеюсь, ты его оценишь, Наталия… мой подарок тебе.

— Я не понимаю…

Дакос вдруг остановился и, взяв меня за плечи, посмотрел прямо в глаза, пытаясь уловить выражение моего лица в полумраке.

— Это Кордация. Вилла Консула Каррона. Он рвался сюда, как лев, но даже ради своего имущества не стал рисковать малочисленными отрядами и своей репутацией. Основные его силы еще на подходе, и римляне всегда долго строят укрепления, обустраивают рубежи, даже предчувствуя короткую битву. Мы организовали засаду близ Аквина и прогнали легионеров. Но не продержимся и пару дней…

Каррон осторожен, он никогда не идет напролом, не просчитав все ходы заранее. Потому-то его и ценит Сенат. Потому-то, я и ненавижу твоего избранника, ведь мы скоро окажемся в его ловушке. Собратья этого не понимают, их опьянили быстрые победы, они желают идти на Рим, но я-то знаю, что нам осталось недолго. Все решит завтрашний день. Но ведь есть еще эта ночь… И мы проведем ее вместе. На вилле, что принадлежит твоему консулу. Она могла бы быть и твоей виллой, верно? Он предлагал тебе стать его женой?

Я отрицательно покачала головой, пытаясь выглядеть спокойно и унять внезапную дрожь в коленях.

— Нет. Мы даже не говорили об этом. Похоже, я не слишком ему дорога. Он любил прежде одну знатную римлянку, она предала его, и теперь Каррон презирает женщин, но, как мужчина, не может совсем без них обойтись. Думаю, он недолго бы вытерпел меня в своем доме, и сам с радостью умчался на эту войну, так как я ему надоела.

Но Дакос лишь недоверчиво покачал головой, в его выразительных глазах мне почудилась боль:

— Ты лжешь! Я разговаривал с рабом из дома Каррона. Консул надышаться тобой не может, он ни за что бы от тебя не отказался. И ты помчалась за ним вслед, как обезумевшая сука, что и дня не может прожить без случки!

Я втянула голову в плечи и сжалась, мне показалось, что Дакос может ударить меня в ярости, но он только грубовато откинул волосы, упавшие мне на лоб и продолжал шептать мне прямо в ухо:

— Одно верно, даже ради тебя он не предаст Рим, а потому мы не можем использовать твою жизнь в своих интересах, и никто не узнает от меня, что ты женщина Каррона. Надеюсь, у тебя самой хватит ума промолчать?

— Да…, - только и оставалось мне выдохнуть.

Дакос меня поцеловал. Осторожно и почти ласково коснулся губами щеки, виска, лба… Обнял и стал укачивать, словно маленькую девочку.

— Ну, почему ты не захотела уехать со мной? Я мог бы дать тебе счастье, мы нашли бы место для дома, ты бы родила мне детей… нет, ничему этому теперь не суждено сбыться. А ведь я полюбил тебя, жестокая женщина, ты крепко вошла в мое сердце и только ножом можно вынуть тебя оттуда. Значит, пусть так и будет. Значит, так суждено…

Я попыталась поудобнее устроиться в кольце его рук и тихо начала разговор:

— Дакос, ты можешь меня убить, но я не смогу притворяться, играя твоими чувствами. Я уважаю тебя за силу и мужество, ты не делал мне плохого прежде и, надеюсь, не обидишь теперь. Прими мои слова и не сердись. Я желаю тебе только добра. Будь и ты добр ко мне…

Ведь еще не поздно все изменить! Ты же сам знаешь, что вас ждет поражение, давай покинем этих людей и вместе вернемся в город, я назову тебя моим спасителем, ты получишь награду и сможешь вернуться на родину. Мы простимся друзьями…

Ах, если бы я могла его убедить! За нами раздались чьи-то быстрые шаги и Дакос увлек меня вперед. Мы подошли к невысокому одноэтажному дому, похожему по очертаниям на букву «П». Перед самым входом, у горящих костров сидели мужчины, рядом сновали мальчишки — подростки, я также заметила много молодых женщин. Некоторые готовили еду, другие просто обнимали своих приятелей. Одна нетерпеливая пара, кажется, прилюдно занималась любовью, окружающие даже кидали им советы. Звучала пьяная речь и невнятные песни. Мятежники праздновали победу, возможно, кто-то тоже понимал, что она последняя…

Фракиец уверенно провел меня между группами отдыхающих людей и велел присесть рядом с бритоголовым мощным парнем, в котором я тотчас узнала знакомого Дакоса из харчевни, где мы когда-то были вместе.

— Охраняй, пока я не приду за ней! Она — моя!

Я испуганно глядела вслед своему бывшему рабу, но бритоголовый тронул мое плечо и поцокал языком, старательно подмигивая. Пришлось с досадой отодвинуться от него, но у меня не было даже мыслей о побеге. Это заведомо невозможно…

Никто мною не интересовался, все вокруг были заняты едой и развлечениями, кто-то разбирал сваленные в кучу, видимо, награбленные прежде — одежду и посуду, двое мужчин то ли в шутки, то ли всерьез упражнялись на мечах. У меня сердце от тоски сжималось при воспоминаниях о Гае, завтра будет смертельный бой, что если он сам поведет людей в атаку, что если встретится с Дакосом в поединке.

Я смутно представляла, чем занимается консул на войне. Хорошо, если руководит всем с вершины холма, как Наполеон или Кутузов, а если у римлян все по-другому… Плохо я знала такие исторические детали. К моему бритоголовому «охраннику» сзади подкралась подруга. Она обхватила мужчину за шею одной рукой, а в другой держала большую виноградную кисть. Женщина смеялась и, дразня, поднимала ветку все выше, пока ее друг с показным рычанием пытался ловить открытым ртом крупные ягоды. А потом женщина сбросила и без того открытое платье, уселась приятелю на колени, занявшись его поясом.