Всё, что мы обрели - Элис Келлен

Меня пугало, что грань между ненавистью и любовью так тонка и малозаметна, что я могу сорваться из одной крайности в другую. Я любила Акселя, я любила его всем нутром, глазами, сердцем; все мое тело реагировало, когда он был рядом. Но другой своей частью я так же ненавидела его. Ненавидела за воспоминания, за слова, так и не сказанные, за обиду, за то прощение, что не могла дать ему с распростертыми объятиями, как бы мне того ни хотелось. Глядя на него, я видела черное, красное, скрытый пурпур; эмоции переполняли меня. И чувствовать к нему нечто столь хаотичное было больно, потому что Аксель был частью меня. И всегда будет ею. Несмотря ни на что.

74. Лея

В аэропорту нас ждал таксист.

Он отвез нас в квартиру, где нам предстояло провести следующую пару месяцев, помог распаковать вещи и передал Акселю ключ, полученный от Ханса. Затем он ушел, а мы остались стоять посреди улицы, глядя на свинцовое небо и рассматривая старое здание в османском стиле.

Аксель открыл дверь, и я последовала за ним. Здесь был лифт, видимо доисторический, с табличкой Ça ne marche pas, что, судя по висячему замку на двери, должно было означать, что он не работает. Лестница была узкой и темной, но я почувствовала трепет, когда мы поднимались по ней, таща за собой наш багаж.

– Оставь сумки, если они слишком тяжелые.

– Все в порядке, – ответила я.

Мы поднялись на последний, третий этаж. Аксель открыл квартиру и включил свет, после чего отошел в сторону. Я повернулась вокруг себя, рассматривая парящие потолки, лепнину и розетки, расположенные вдоль них, и огромные окна. Лучи отражались от светлого деревянного пола, и меня удивило, как такая красивая квартира могла быть спрятана в таком ветхом на вид здании.

Металлическая лестница, изгибающаяся вверху, вела на чердак, и я решила, что это будет мой кабинет. Я сняла тонкий пиджак и положила его на диван, а затем открыла три двери, за которыми скрывались ванная комната и две спальни.

– Ты можешь взять ту, где кровать побольше, – сказала я и перевела дыхание, потому что до этого момента я даже не хотела думать о том, как тяжело будет видеть Акселя каждое утро, каждый вечер, каждый день. – Пожалуй, в этом есть смысл. Поудобнее спать и все такое. Ну ты понял. К тому же мне нравится вид из окон в другой.

– Прекрасно, – ответил он, проходя мимо.

Пока он переносил чемоданы в спальни, я воспользовалась возможностью подняться на маленький чердак. Я улыбнулась, обнаружив, что там уютно и чисто, есть несколько открытых мольбертов, холсты и кое-какие материалы, хотя одного этого мне бы не хватило.

Я услышала шаги Акселя позади себя.

– Ух ты, какое хорошее освещение.

– Идеальное, – согласилась я.

Он открыл окно – и свежий воздух наполнил мою новую студию. Я удовлетворенно вздыхала, осматривая каждый уголок, и по мне бежали мурашки от предвкушения, потому что не терпелось поскорее устроиться здесь и приняться рисовать, часами смотреть на улицу и отпускать себя, не думая ни о чем другом, укутавшись в эти стены.

– Ты довольна?

– Очень. Да. И нервничаю тоже.

– Давай мы посмотрим на это позже, когда будет больше времени. До встречи с Хансом меньше получаса, и я надеюсь, что это место недалеко отсюда, потому что понятия не имею, где мы находимся.

Мы вышли на улицу. Ветер был холодным, и еще более холодным он казался в сравнении с мягким климатом, к которому мы привыкли. На нас была легкая удобная одежда; пока мы шли по навигатору, я думала, что нам придется купить теплых вещей, если только внезапно не установится хорошая погода.

Ресторан, в котором мы договорились встретиться с Хансом, находился недалеко от квартиры, всего в нескольких улицах от знаменитого «Мулен Руж», рядом с богемным районом Монмартр. Фасад Le Jardin d’en Face был выкрашен в зеленый, а внутри царил прованский уют.

Седовласый мужчина с выразительной улыбкой встал, как только мы вошли, и они с Акселем коротко обнялись. Затем Ханс посмотрел на меня и неожиданно расцеловал меня в щеки.

– Приятно познакомиться с тобой, Лея.

– И я рада встрече с вами, Ханс.

– Можешь отбросить вот это «вы», я все еще чувствую себя молодым, – пошутил он. – Пойдемте, я заказал столик. Что вы желаете выпить? Заказать бутылку вина?

Мы согласились, устраиваясь поудобнее.

– Как долетели? – спросил он.

– Прекрасно, хотя я до сих пор не знаю, который час, – ответил Аксель, заставив его рассмеяться. – Квартира потрясающая. И студия тоже, правда, Лея?

– Она чудесна. Мне нравится свет.

– Здорово, в этом и был весь смысл.

Мы заказали салат, и я сосредоточилась на своих мыслях, пока они говорили о галерее в Байрон-Бей и наших планах в Париже; для начала мы должны были посетить вечеринку в художественной галерее в конце недели. И, судя по количеству предложений, сделанных Хансом, нас ждал плотный график.

Когда Аксель отошел в туалет, Ханс задумчиво посмотрел на меня, и я немного занервничала.

– Так, значит, искусство в некотором смысле в крови… – Я склонила голову к плечу, удивленно глядя на Ханса.

– Ты знал моего отца? – спросила я.

– Да. Я приобрел кое-какую его работу много лет назад. У него был талант. И у твоей матери тоже, хотя, возможно, она не была так увлечена миром искусства, как он, но когда она прикладывала усилия… – Он теребил салфетку между пальцами. – Тебе не стоит нервничать, Лея. Я верю в твои возможности едва ли не больше, чем ты сама. У тебя здесь все получится.

– Хотела бы я в это верить, – улыбнулась я.

– Что тебя беспокоит?

– Всё. Новизна. Люди. Язык.

Ханс сочувственно посмотрел на меня и изогнул брови.

– Моя мать была австралийкой, а отец французом, поэтому большую часть своей жизни я провел в разъездах туда-сюда. Говорю, поверь мне, все, что тебе нужно знать в первые несколько дней здесь, – это как приветствовать людей.

Аксель сел рядом со мной и улыбнулся.

– Парижане любят здороваться?

– Очень. И очень специфическим образом. Видите ли, по понедельникам и вторникам предпочтительнее говорить bonne semaine, по средам и четвергам – bonne fin de semaine, а по пятницам – bon weekend.

Я рассмеялась, потому что это почему-то показалось мне невероятно забавным. И в каком-то смысле напряжение, охватившее меня с тех пор, как мы оказались в Париже, внезапно рассеялось. Я записала эти выражения на салфетке, а Аксель не переставал надо мной подтрунивать. Дальше я просто наслаждалась обедом, не думая о своих страхах, смакуя десерты и слушая байки, которыми развлекал нас Ханс.

75. Аксель

Моя голова была готова взорваться. Я постарался протянуть до конца трапезы и, как только мы оказались в квартире, потянулся в чемодан за таблеткой.

– Тебе плохо? – Лея посмотрела на меня.

– Это пройдет. Потом можно погулять, посмотреть окрестности и где-нибудь поужинать, что скажешь?

– Конечно. Тебе что-нибудь нужно?

Я озорно улыбнулся и показал на свою щеку.

– Никогда не откажусь от твоего поцелуя.

– Ты идиот, Аксель. – Она взлетела по лестнице, но я увидел, как ее губы изогнулись в улыбке, прежде чем она скрылась в студии, и от этого внутри потеплело.

Я глубоко вздохнул, выпил таблетку и рухнул на кровать в спальне, закинув руки за голову, уставившись в потолок и думая… думая о том, как часть меня чувствует, что быть здесь, в Париже, – все равно что начать все с нуля. Даже если в этом не было никакой логики, казалось, словно я стал другим человеком, выйдя из самолета, не тем, кто садился в него, и я задумался, останемся ли мы прежними, когда вернемся домой, потому что каким-то странным образом мы с Леей снимали друг с друга слой за слоем всякий раз, когда встречались на одном из тех перекрестков, где требовалось решить, в какую сторону пойти дальше.

76. Лея

Первая неделя была спокойной. У нас почти не было свободного времени, потому что, когда мы не покупали материалы, одежду или еду, нам приходилось ходить в галерею,