Письмо Россетти - Кристи Филипс

Кальери высунулся из-под навеса и оглядел унылую сцену: пьяццетта и площадь Сан-Марко были пусты и безлюдны, точно палуба покинутого командой корабля. Он подумал о своей коллекции паутин, бережно хранившихся между полупрозрачными листами пергамента в самом сухом в доме месте – в ящике буфета у него в комнате. Как ни берег он это свое уникальное сокровище, как ни старался, несчастным паучьим творениям еще ни разу не удалось пережить сырой венецианской зимы. Он обожал любоваться ими, их хрупкое эфемерное изящество поражало воображение. Даже в медленном их распаде Паоло находил нечто прекрасное и изящное. Постепенно паутинки рассыпались в прах и оставляли после себя мелкие, пойманные ими сокровища: прозрачное и переливающееся крыло неизвестного насекомого, блестящее и плотное надкрылье жука. Такие крошечные и полны совершенства – жаль, что ему не хватало времени как следует изучить их.

Но вот из аркады Дворца дожей показался посол Испании и направился к каналу через залитую дождем площадь. Паоло тотчас вскочил на ноги. Маркиз ступил в гондолу и сбросил с плеч плащ. Он успел вымокнуть до нитки за тот недолгий промежуток времени, что шел через площадь. Затем посол опустился на обитую бархатом скамью и поднял глаза на Паоло. Тот стоял под дождем, сжимая в одной руке весло, и ждал приказаний.

– В посольство, – коротко и громко бросил маркиз, стараясь перекричать шум дождя.

Паоло кивнул, и они отплыли.

Посол лениво следил за тем, как проплывает мимо Дворец дожей, его обычно нарядный розово-белый фасад выглядел унылым под этим отвратительным дождем. Дождь всегда вызывал у Бедмара депрессию. В Венеции и без того воды полно, еще не хватало, чтобы она лила с неба. Он вдруг ощутил такую тоску по родному, насыщенному ароматами трав и цветов запаху земли испанских долин и гор, что защекотало ноздри. А здесь, в Венеции, вечный дух сырости и гнили. Его назначение сюда послом считалось весьма престижным в дипломатических кругах, но Бедмару часто казалось, что Венеция просто не приспособлена для таких людей, как он, которые предпочитают скакать на лошади, а не плыть в гондоле. Которые любят совсем другие пейзажи и виды – широкие просеки, горные обрывы – куда как больше, чем это странное, сырое, кишащее крысами недоразумение у самого берега моря. Здесь нет ничего, кроме воды и камня, камней и воды, это город отражений и иллюзий, обмана и вероломства. Однажды весь этот город растает и вольется в море, утонет в лагуне, точно кусок черствого хлеба, опущенный в бульон, и Бедмару будет ничуть его не жалко.

Матерь божья, ну и настроение у него сегодня. Впервые за все время пребывания здесь у Бедмара просто голова кругом шла от всех этих заговоров, интриг, откровенной лжи и полуправды. Здесь все так запутано, как эти узкие, залитые водой улочки Венеции. Как только материальное положение начало поправляться – Филипп III распорядился о поставке серебряных и золотых монет. – Оссуна подрядил своего кузена, этого молокососа и дурака Хавьера, собирать информацию об Арсенале. Неужели герцог всерьез верит в то, что Хавьер сумеет переиграть хитрецов венецианцев? Бедмар с самого начала этого предприятия знал, что герцог опасен, но думал, что, поскольку они нуждаются друг в друге, он будет защищен от предательства. Что же все-таки задумал Оссуна? Нет, от него можно ожидать подвоха или удара в любой момент, так что следует быть осторожнее.

Паоло ловко вывернул весло, и гондола свернула и запрыгала на волнах Дворцового канала. Над ними изгибался мост Вздохов, соединяющий Дворец дожей с тюрьмой. Из львиной клетки – прямо в пасть льва, подумал Бедмар. И снова почувствовал, что вскипает от ярости. Эти венецианцы очень и очень пожалеют, если только попробуют сожрать его, он устроит им такое несварение желудка, что мало не покажется. Они называют себя нобилями, аристократами, а на самом деле – всего лишь купцы, торгаши, люди без чести и титулов. Этот сенатор Сильвио послал за ним, точно он, Бедмар, был каким-то жалким лакеем! Однажды он уже согласился на это, но второй раз – это слишком! Он маркиз и посол Испании. Если Сильвио попробует еще хоть раз так обойтись с ним, он сумеет поставить его на место.

Сенатор принимал его во Дворце дожей, в своих личных апартаментах. Меланхоличный помощник с круглым, как луна, лицом неспешно провел Бедмара в богато обставленный кабинет. Через окна сочился скудный сероватый свет, казалось, сами стекла тают в них от неустанных потоков дождя. Правда, от сырости и холода защищал большой камин, где ярко пылали поленья, он же служил единственным источником света в помещении. В темных его углах поблескивали предметы обстановки и украшения в восточном стиле, коих в частном убежище Сильвио было во множестве: позолоченные карнизы, венецианские хрустальные канделябры, письменный стол из тускло отсвечивающего полированного дерева, целый ряд золотых бокалов или кубков, утыканных драгоценными камнями.

– Прошу сюда, – раздался из центра комнаты громкий, нетерпеливый и повелительный голос.

Сильвио сидел у камина в кресле, обитом парчой, смотрел на огонь. Из-под тоги виднелись башмаки на деревянной подошве. Подошва правого была на добрый дюйм толще левой.

Так значит, все эти россказни о быке правда, подумал Бедмар. Однако он до сих пор не знал, что зверь оставил сенатора хромым, калекой, одна нога у него была короче другой.

Сенатор проследил за направлением взгляда Бедмара и быстро убрал ногу, ее скрыли полы тоги. Затем заерзал в кресле и повернулся, и маркиз ощутил аромат ладана, смешанный с запахом дымка из камина. Отороченная мехом пурпурная тога казалась кроваво-красной в отблесках пламени, а бледная кожа приобрела более здоровый розоватый оттенок. Приятной внешностью Джироламо Сильвио не отличался: нос крючковатый, щеки впалые, а руки длинные, с неестественно узкими пальцами, что почему-то навело Бедмара на мысль, что они не один раз держали стилет. Но несмотря на роскошные апартаменты и чуть ли не царственный вид, с которым держался сенатор, в нем улавливался аскетизм, словно он принадлежал какому-то другому месту, а не погрязшей в грехах и роскоши Венеции. Один взгляд на него навевал мысли о монастыре. Впрочем, Бедмар понимал, эта ассоциация могла быть ошибочна. Лицо Сильвио напоминало гротескную птичью маску, набитую лечебными травами, – такими врачи отпугивали черную смерть, или чуму. Если сенатор священник, то этот священник состоит на службе у дьявола. Если аскет, то аскет с руками убийцы.

– Присаживайтесь, посол, – ворчливым тоном произнес Сильвио. – Надеюсь, я не оторвал вас от исполнения прямых ваших обязанностей.

– Мой долг и обязанность – способствовать поддержанию хороших отношений между Испанией и республикой, – преисполненным достоинства тоном ответил Бедмар и уселся. – Весь к вашим услугам, сенатор.

Однако вежливые его манеры, похоже, ничуть не впечатлили Сильвио, который сразу взял быка за рога. И спросил без предисловий:

– Знаете человека по имени Луис Салазар?

Бедмар призадумался на секунду.

– Нет, не припоминаю такого.

– Ну, как же. Некогда он был наемником у вас в услужении.

– Эти люди приходят и уходят. Лишь нескольких из них я знал по именам.

– Тогда, может, хотя бы лицо запомнили. У него на губе остался шрам от дуэли, приметный такой.

– Нет, никого похожего не припоминаю. – Бедмар склонил голову набок. – А к чему все эти расспросы?

– Несколько недель назад Луис Салазар был арестован. Он владел государственными секретами, которые передавал ему человек, работавший в Арсенале.

– Не пойму, какое отношение ко всему этому имею я.

– Сейчас поймете. Именно Салазар вывел нас на человека, ответственного за подкуп работника Арсенала, поставлявшего эту секретную информацию. Он же является служащим вашего посольства. И имя его – Хавьер Диего де ла Эспарса.

У Бедмара тоскливо заныло в животе, однако выражение лица оставалось самым невозмутимым.

– Вы его знаете? – спросил Сильвио.

– Шапочное знакомство.

– Шапочное? Странно. Он вроде бы доводится вам кузеном.

– Дальний родственник. Троюродный брат или что-то в этом роде.

– Дальний или нет, сейчас это не главное. Важно то, что он сообщил нам перед смертью. Думаю, вам будет любопытно знать.

– Он мертв?

– Хавьер оказался человеком слишком утонченным. Совершенно не приспособленным к тюремным условиям.

Вот ублюдок, так и вскипел Бедмар. У него прямо руки чесались придушить этого мерзавца сенатора. Он вполне мог бы это сделать – он уже проделывал подобное с людьми более сильными и крепкими. Перед глазами промелькнуло приятное видение: сенатор безжизненно распростерся в кресле, а сам он спокойно выходит из Дворца дожей, даже не оглянувшись. Но в таком случае ему придется идти очень далеко – до самой Испании. Нет, он не готов расстаться с благами, которые ему предоставлены. И нет никакого смысла позволять этому хитрецу сенатору подталкивать его на глупые поступки. Бедмар улыбнулся.