Циклопедия - Александр Матюхин

- Кстати, а где Кант сейчас? - Жен вышел из ступора и стал смывать с пальцев зубную пасту.

Ответила ему Свет, причесывающаяся перед зеркалом. Серомаса и след простыл.

- Он на заднем дворе, спит.

- Спит?

- А что ему еще делать? Он только спит, ест и сочиняет.

- А разве еще что- нибудь нужно? - изумился Жен.

Свет смерила его презренным взглядом:

- На тебе еще сегодня посуда и ведро! И только вздумай уйти по делам из Замка!

В туалет, на корточках, прополз Серомас и снова стал блаженно сопеть носом.

- Слив, что ли, объелся? - спросил Жен у дверцы.

- Ага, - прокряхтел Серомас, - три банки за раз!

- С подвала? - поинтересовалась Свет.

- Ага, - прокряхтел Серомас вновь и замолк. Затем осторожно спросил, - ты, Свет?

- Я, - сказала Свет, - а я- то все думаю, почему у меня на зиму закруток не хватает!

- Это же не только я ем! - выпалил Серомас и мгновенно выложил имена еще как минимум шестерых соучастников и одного, который стоял и смотрел неподалеку. Под конец, он с надеждой спросил:

- Бить не будешь?

- Буду, - пообещала Свет со всей строгостью, на которую была способна, - и не надейся на помилование!

Послышался звук сливаемой воды, и заглянувший в туалет Жен сообщил, что Серомас подло смылся по канализационным путям вместе с новым рулоном туалетной бумаги и плакатом Клаудии Шиффер, висевшим на двери.

- Если уж быть правдивой до конца, то это и не мои сливы вовсе, - сказала Свет, хитро щурясь, - это Мумии Кроля! Я ей подвал сдала в аренду на месяц.

- На два, - поправил чревовещательный бас Миши Кретчетого, как обычно возникший из ниоткуда и не вовремя, - а еще все деньги ты потратила на восемь новых вечерних платьев...

- Эти подробности никого не интересуют, - перебила Свет и повернулась к ошалевшему мужу, который ни о чем не знал и наивно полагал, что эти платья он подарил ей сам в моменты влюбленного беспамятства, - так что ты там говорил о Канте?

- Кант на заднем дворе, - сказал Миша Кретчетов, - он уже проснулся и собирается уходить.

Жен быстро вытерся махровым полотенцем:

- Я успею?

- Ну, если срежешь угол на повороте, перепрыгнешь через все ступеньки разом и увеличишь скорость бега до сорока километров в час, - быстро подсчитал Миша, - или же я просто попрошу его задержаться и подождать.

- Так проси!

- Шесть баксов.

Зная скупой и чопорный нрав чревовещательного баса, Жен нехотя вынул из внутреннего кармашка трусов пачку долларов, и они незамедлительно исчезли, причем совершенно бесшумно.

- Там не шесть баксов! - воскликнул Жен.

- Ага. А чаевые? - парировал Миша, - о чем это я?

- О том, чтобы ты предупредил Канта, - напомнил Жен, знающий, что возврата денег нет и не будет.

- Шесть баксов, - невозмутимо сказал бас, и нагло добавил, - я же тоже креветок в соусе кушать хочу...

В туалет, зевая, вошел СашкенШтейн, одной рукой расчесывающий волосатое пузо, а второй зад, обтянутый лиловыми семейными трусами с вылезающей резинкой.

- Умываетесь? - сонно спросил он и кивнул, - а там Кант пришел, требует, чтоб его впустили в Замок и дали поспать на диване. А то на заднем дворе ему, видите ли, неудобно.

- А за что это такие почести, господа? - изумился Миша Кретчетов. Который сообразил, что скорого заработка на халяву ему ожидать не придется, - Кант что, воевал, что ему разрешают спать на диване в зале, а?

- Допустим, еще никто ничего не разрешал, - сказала Свет, - а на счет войн тебе лучше знать...

Миша Кретчетов замолчал, потому что Иммануил Кант (звание - сержант запаса) действительно воевал. Два раза. С крысами.

Первый раз крысы объявились в подвале замка Трансервис, и Яркула просто скинул туда бумажную коробку, не подозревая, что там пишет очередной трактат Кант. И пришлось НЕфилософу вести неравный бой, длившийся два дня и две ночи. Вышел он оттуда победителем и с огромным ожерельем крысиных хвостиков на ее. Именно в подвале Трансервиса Кант получил свое первое боевое ранение, правда куда именно (ввиду некоторых физиологических подробностей) до сих пор умалчивает.

Во второй раз бедный НЕфилософ попался крысам совершенно случайно. Это вообще длинная история. Скажем лишь о том, что действие происходило в именном лесу оборотня Сепы Лосева, и крысы были не то, чтобы умные, но с некоторыми положительными задатками здравого смысла. Даже умели разговаривать, правда преимущественно нецензурщиной. Сам Кант в момент нападения крыс предавался нефилософским думам, а вернее просто дрых с открытыми глазами, а во взгляде читалась глубокая задумчивость. Иммануилу понадобилось всего- навсего три (а по некоторым данным две) минуты на то, чтобы понять, что крысы намереваются им позавтракать. Можно критически оценивать действия крыс (даже вампир Голова сосет кровь в несколько раз быстрее), но Кант действовал решительно и мужественно. Он залез на ближайшее дерево и стал швырять на крысиные головы томики философии, которых у него в пыльном рюкзаке было видимо- невидимо. Когда же томики закончились, находчивый Кант уселся на ветку и стал вести прицельный огонь, плюя в крыс своей ядовитой нефилософской слюной. Вот так- то.

- Впечатляет, - сказал СашкенШтейн, - но, может, вы продолжите разговор в другом месте, а то мне... гхм...

- Я поняла, - сказала Свет, - не надо вдаваться в подробности.

- ...зубы почистить, - прошептал СашкенШтейн и густо покраснел.

- И то верно, - Жен вытерся полотенцем во второй раз, безуспешно пытаясь выковырять из волос мысли о Музе Канта, и вышел в коридор. Свет вышла следом. Из туалетной комнаты донесся бас Миши Кретчетого:

- А еще Кант воевал с Дидро и Гольбахом, да- да...

- Я думаю, что Кант уже ушел, - сказал Жен, спускаясь по лестнице на первый этаж Замка, - он и так не любитель долгих ожидания, а тут еще на диване спать хочет. Неужели Кант думает, что...

И вот тут Жен увидел НЕфилософа.

Иммануил Кант стоял на пороге и неприличными словами крыл лакея, который от смущения переливался всеми цветами радуги, как лужица бензина на асфальте.

Первое, что бросалось в глаза, была совершенно новая внешность Канта. Он был совсем не таким, каким его видел Жен в последний раз, на церемонии открытия магазина "Бороды и сосиски". Конечно, те, кто встречался с Кантом не часто, или же вообще видели его мельком (как, например, Голова, который видел НЕфилософа, пытаясь превратиться в мышь и попросту пролетел у того между ног) не заметили бы ничего необычного. Но Жен заметил. Нельзя сказать, что Кант поменял имидж целиком и полностью. Лишь чуть- чуть. Раньше на его голове мирно росло шесть седых волосков, а над верхней губой расположились редкие, зеленоватые усики. Теперь же все это было начисто выбрито, а лысина, вдобавок, блестела так, словно ее более чем тщательно смазали сливочным маслом. Еще у Канта прибавилось заплаток на плаще (хотя, если честно, весь его плащ был сшит из семи разных кусочков), а вот большие резиновые сапоги, гнусно пахнущие немытыми портянками, остались неизменно грязными и с налипшими на них кусочками засохшей коричневатой массы. В руках Кант держал огромный (семисот страничный) фолиант в черной обложке с золотым теснением, гласившим: "Философия. Сущность и методы".

- Кант! - радостно воскликнул Жен, но обниматься с НЕфилософом не стал. Зато это сделал сам Иммануил и добрых шесть минут трепал Женовы волосы, теребил пухлыми пальцами его щеку и порывался высморкаться в воротник пижамы. Когда вся слезовыжимающая церемония закончилась, Жен сказал:

- А мы тут как раз о тебе разговаривали!

- А я о вас, - обрадовался Кант, - почему ваш лакей, кол ему промеж бедер, не разрешает мне спать на диване?

- Наверное, потому, что это наш диван, - ответила Свет, делая ударении на слово "наш", - и еще потому, что у тебя грязные ноги.

- У меня ноги чистые! Это сапоги не мытые!

- Лжет, - кратко сказал чревовещательный бас Миши Кретчетого, и ему все поверили. Даже лакей.

- Ну, хорошо. И ноги тоже грязные, - сдался Кант, от головы которого разливался по воздуху сладковатый запах сливочного масла "Буренка", - хоть коробку разрешите в зале поставить?

- Опять со своей телепортацией? И вообще, что это ты так в Замок рвешься? - подозрительно сощурился Жен. Мимо него бесшумно пробежал Серомас, державшийся за живот. Кант поманил Жена пальцем и, когда тот приблизился, ста что- то очень быстро шептать ему на ухо. Жен покраснел, а бас Миши Кретчетого, который, без сомнения, подло подслушивал, воскликнул:

- Что, правда? Это вам не сливами обожраться! - в подтверждение его слов, появившийся из туалета Серомас, не успев дойти до лестницы, рысью кинулся обратно.

Кант закончил, вытер со лба пот и шумно выдохнул.

- Ну, раз такие дела, - сказал Жен, - тогда ночуй. Но, только при одном условии!

- Опять посуду помыть и ведро вынести? - поморщился НЕфилософ, - запихивая книгу в коробку.