Паника - Андрей Ждань

Лия обняла меня.

– Спасибо, дорогая. – я крепко прижимал ее, не чувствуя ни похоти, ни желания, лишь невероятную любовь, восхищение и удивление от того, что кто-то может меня любить настолько сильно. Несмотря ни на что.

– Ладно, – она отстранилась. – Уже пора. На столике завтрак и таблетки. Вещи в ванной.

– Спасибо. – я замялся, – Лия. Ответь лишь на один вопрос. Почему ты мне веришь?

– Письмо. – буднично произнесла она. – Я прочла его сотню раз. И каждый раз чувствовала всю боль и страх, что окутывала тебя, когда ты писал. Оно стало решающим доказательством того, что ты попал в беду не по своей вине. Дай уберу.

Она показала на тубус, лежащий на мокром белье. Подав его, я робко поинтересовался:

– Можно мне покурить? – я вдруг вспомнил, что не курил уже целую вечность.

24

Что может пойти не так? Что может пойти не так, когда терять, похоже, нечего? Что может пойти не так, когда тебя загнали в угол и ограничили твои действия? Что может пойти так, чтобы твоя ситуация ухудшилась?

«Ничего.» – к такой мысли пришла детектив Эмили Стабле, открывая бутылку джина в салоне арендованного седана марки Форд.

Все что могло пойти не так уже пошло не так. При таких вводных, слуховые и зрительные галлюцинации не станут ухудшающим фактором, скорее даже, органично вплетутся в структуру имеющейся реальности.

Эмили сделала несколько глубоких, искренних глотков, и закрутила пробку, положив бутылку на коврик возле пассажирского сиденья – отчаянье отчаяньем, но она должна быть в форме для реализации своего плана. А план – это единственное, что осталось в ее жалкой и бессмысленной жизни.

На самом деле, вся эта трагическая цепочка, приведшая ее именно к такой точке дислокации в пространстве и в именно в таком психологическом состоянии, так или иначе была предсказуема. Нет, речь не о пророчествах и родовых проклятьях. Просто… Вот как-то так складывалась жизнь Эмили.

Она родилась в семье с глубокими корнями, в семье поселенцев, эмигрантов из Франции, в семье, которая строила эту страну. Забавно, что люди, чьи предки создали великолепную страну не смогли добиться приемлемых результатов в созидании своей семьи. Властная мать, довлеющая над отцом, отец – апатичное существо, безразличное ко всему, плывущее в неизменном фарватере. Всю жизнь наблюдая за своими родителями, Эмили испытывала лишь злость и тоску.

Отец особо не пил, не гулял, не бил ни дочь, ни жену. Хотя, видит бог, как же порой хотелось, чтобы он влепил оплеуху этой вечно недовольной, хамоватой, злобной женщине. Неисчислимое количество раз Эм лежала в своей комнате, накрыв голову подушкой, чтобы не слышать ор и вопли, доносящиеся то из гостиной, то из спальни. Подушка не помогала – ее мать обладала ни с чем несравнимым высоким и противным голосом.

Но больше будоражило молчанье отца. Он покорно сносил все словесные эскапады супруги, изредка вставляя односложные замечания или же ограничиваясь скупыми междометиями. Хуже всего было то, что его неспособность или нежелание дать отпор, в итоге отравило не только его собственную жизнь, но и жизнь его собственной дочери. Мать безраздельно властвовала в доме и пыталась так же безапелляционно управлять жизнью Эмили. Но, что-то пошло не так. То ли гены далеких предков, штурмовавших Бастилию, то ли наследственный нагловатый характер матери давал о себе знать, но Эм давала бой с самого детства.

Постоянное противостояние, изобилующее ссорами, проклятьями и обоюдными угрозами перешло на новый уровень во время учебы в средней школе., когда умер мистер Стабле. Тихо, невзрачно и безмолвно. Тромб. Его смерть сублимировало весь образ его жизни – он испустил дух в любимом кресле в гараже, где прятался от жены, разлив пиво себе на штаны.

Кончина главы семейства вывела конфронтацию в иные горизонты. Мать взвинтила уровень агрессии на новый уровень. Она перестала гнушаться рукоприкладства и не стеснялась опускаться в оскорблениях до запретных тем. Если раньше Эмили считала, что она обитает в аду, то сейчас она вынуждена была пересмотреть свои взгляды. Бывали дни, когда она всерьез задумывалась о суициде. И об убийстве мамы.

Очередные изменения случились в старших классах. В то время произошли два знаменательных события. Первое – это осознания миссис Стабле, что ее привлекательность слегка завышена в собственных глазах, а склочный характер, даже при первом приближении, отбивал потенциальных ухажеров. Второе – Эмили дала отпор. Во время очередной ссоры, отягощенной неудачным свиданием матери, Эм не выдержала унижения и пощечин и, схватив винтажную пепельницу, исполнила свою детскую мечту. По ироничному стечению обстоятельств, эта пепельница была, едва ли не единственной вещью, оставшейся от отца.

Сломанная скула стала холодным душем для матери. По началу она угрожала полицией, исправительным центром, тюрьмой, но недолго. Эта женщина хоть и не была поразительно умна, но ей хватило изворотливости понять, что инициатива утрачена. Она сменила тактику. Крики сменились манипулятивными фразами, рассчитанными на жалость и сострадание «последнего близкого и родного человека» в ее жизни. Сложно ответить на вопрос, что хуже. Побои и крики или длительная подлая обработка, сделавшая, в итоге, Эмили рабыней собственной совести и, отчасти собственной же матери.

Но тогда, молодой девушке казалось, что у нее выросли крылья, жизнь наладилась. Эмили превратилась из невзрачной девчушки в симпатичную спутницу капитана школьной команды по лакроссу. У нее была высокая успеваемость, великолепные спортивные достижения и, маячившая на расстоянии вытянутой руки, мечта поступить на службу в полицию. Чтобы, когда-то, приехав на вызов по сигналу о домашнем насилии, найти в детской маленькую, плачущую девочку, забившуюся в угол и накрывшую себя одеялом, и обнять ее, успокаивая.

Эмили стала полицейским. Но, напряженная учеба в академии и постоянный стресс, не позволили ей заметить, как мать постарела, и, как она завладела ее жизнью. Бесконечные звонки, письма, прогрессирующая ипохондрия, граничащая с синдромом Мюнхгаузена – умея правильно нажимать на болевые точки, можно добиться впечатляющих результатов. И, имея податливый материал для этого… Как бы там ни было, но мать присвоила все свободное время Эмили, не гнушаясь покушаться и на рабочее. Она поселилась в ее мыслях, превратив жизнь в нескончаемую пьесу одного актера, сделав невозможным построение каких-либо отношений.

Полгода назад ее не стало.

Забавно, но человек, переболевший, по ее словам, недугами на несколько томов медицинских справочников, умер от банального воспаления легких. До последнего вздоха, доказывая, что у нее какие-то синдромы с непроизносимыми и, такими романтичными, названиями. Возможно даже патологоанатом, проводя аутопсию, слышал о том,