Паника - Андрей Ждань

Досье было унылым и ничем не примечательным. Обыкновенный человек. С узким кругом общения, не ведущий активной общественной жизни, без конкретного места работы. Скучный обыватель. Таких в стране миллионы. Самое интересное в его биографии – то, что он болел диабетом. Ничто из материалов, его описывающих не давало и намека на жестокость, с которой этот нелюдь убил Джеффа.

Хуже было то, что из всех его близких в Сиэтле проживал только единственный друг и женщина с которой он состоял в отношениях. Друг на момент совершения преступления и по сегодня, находился в длительной командировке. Женщина с трудом шла на контакт, ее дом и передвижения пребывали под наблюдением с первых часов. На сегодня наблюдение снято – дефицит бюджета, криминогенная обстановка, плюс ее жалобы, копии которых прилагались.

Внимание Эмили привлекли распечатки писем разыскиваемого, которые он разослал сразу после убийства, в том числе, и управлению. Текст был сбивчивым и странным, к тому же выбивался из стандартной поведенческой модели человека в его положении.

Стабле отложила папку на пассажирское сидение и задумалась. Ему некуда бежать, он напуган, он жалок и паникует. Так какого же черта его до сих пор не нашли?!

Из города сбежать он не мог. Вернее, конечно, мог, но это настолько маловероятный исход, что Эмили его даже не рассматривал, ее коллеги тоже. Значит, он либо прячется в каком-то зловонном углу, страдая без инсулина, либо, Габи прав и тело разыскиваемого ждет, когда его обнаружат. Стабле не хотела думать о втором варианте. Она хотела быть готовой к первому.

Гуардадо советовал ей отдохнуть, развеяться, забыться. Что ж, найти убийцу друга – великолепный отдых.

Эмили посмотрела на рюкзак с рацией, достала из кармана удостоверение личности на имя Р. Шоу. Все-таки хорошо, что она была бойкой школьницей и озадачилась покупкой поддельных документов. Еще лучше, что со дней, проведенных в школе, она не слишком изменилась.

23

– Руки! Если я не увижу твои руки, то выстрелю. – прямо в затылок мне светил упругий луч света, а перспектива окончить свои мучения, была самой явной за прошедшие дни. Я почувствовал невероятное облегчение и удивление, от того, насколько четкой была тень от моей головы перед глазами.

– Руки, грязный ублюдок! – не знаю почему, но я встал на колени и поднял руки. И медленно обернулся на голос. Голос Лии.

– Лия. – прошептал я, жмурясь от света.

– Ох… – только и выдохнула она.

Дальше все было как в тумане. Но, это был не тот вязкий, зловонный туман, в пучину которого я периодически проваливался весь путь своего побега, это был туман с благословенной яркостью в конце. Словно я выбирался из колодца.

Она подбежала, подхватив меня, так как я разом обмяк, словно из меня вытащили стержень, позволявший мне сохранять вертикальное положение. Лия вела, буквально тащила меня сквозь недра чужого и такого родного мне дома, через гостиную, кухню, вверх по лестнице, шепча, умоляя меня быть потише, потому что в своей комнате спал Адам. По маленькому коридору в спальню. До самой кровати, на которую я бессильно рухнул, не разуваясь, в своей грязной, смердящей потом и кровью одежде. И все что я мог сделать – лишь шептать «воды», жалобно шевеля сухими, шершавыми губами.

Она зашла в ванную комнату и вернулась со стеклянным стаканом, полным прозрачной, чистой, такой какой я ее и представлял, воды. Как только влага коснулась моих губ, я принялся ненасытно, хрюкая и захлебываясь пить ее, выплескивая значительную часть на свитер и простыни. Когда я закончил, в моей голове крутились миллионы слов благодарности, мне так хотелось рассказать, какое облегчение она мне даровала, как плохо мне было, но все что я смог из себя выдавить было слово «еще».

Допив второй стакан, уже с осознанием удовольствия и истинным, размеренным наслаждением, я повалился на кровать. Лия села рядом. Она ничего не говорила, просто молча смотрела не меня. Лицо ее, в лунном свете, представало загадочным, нежным и восхитительным. Я пытался концентрироваться на этой неземной красоте, сотканной из волшебства и теней. Так было проще не замечать смесь жалости и разочарования, которое исходили из ее печальных глаз.

– Лия… – робко произнес я.

– Не надо. – мягко осекла она, – спи. Только не выходи из комнаты. Она коснулась пальцами моей руки и встала. Дверь закрылась, со стороны коридора лязгнули ключи, но слышал это я уже сквозь сон.

Вечность. Прошла вечность с тех пор, как я спал без сновидений и тревоги. Лия дала мне такую возможность. Я вырвался из сумрачной безнадеги, из объятий паники, чтобы окунуться в уют обжитого, дорогого мне дома. Где-то глубоко в душе, шевелилась мысль о краткотечности этого умиротворения. Она вторила, что этот сон, ощущение безопасности – всего лишь иллюзия, мираж в бескрайней пустыни, дороги которой не приводят никуда. Я понимал это. Но, соблазнительная возможность выдохнуть, а, самое главное, почувствовать, что я все еще кому-то нужен, гнала эти очевидные размышления вдаль, на затворки мироощущения.

Конечно, я понимал, что, пока я сплю, на пару часов поборов панический страх, дом мог окружать спецназ. И, неважно, стало ли это результатом моих собственных необдуманных действий или же звонка Лии на горячую линию полиции. Неважно. Случись второй вариант, я бы ни на секунду не стал бы ее обвинять. Во-первых, потому что, как не крути, это был бы самый логичный шаг в этой ситуации. А, во-вторых, то, что я получил – уже много для человека в моем положении. Постель, вода, эфемерное чувство безопасности, а самое главное, искренняя грусть в глазах, когда она смотрела на меня. Возможно, еще не все потеряно? Нет. Человеку с моим багажом, даже допускать подобную мысль – непозволительная роскошь, которая лишь усилит боль в финале.

Кстати, о боли. Расслабленность и мнимое спокойствие открыли новые пути для проникновения в мозг. Адреналин, паника и инстинкты перешли в ждущий режим, и на сцену вышли все физические увечья, терзавшие меня. Я просыпался от каждой попытки сменить положение тела, а во сне мне казалось, что каждый вдох может оказаться последним.

Постепенно я свыкся с этими неизбежными неудобствами, все дальше и дальше уплывая в бескрайние просторы безмятежного сна. И вот, в момент, когда мой мозг уже почти был готов оставить весь груз, гнетущий меня, и провалится в темноту блаженного отдыха, кто-то аккуратно, почти нежно коснулся моей руки. Я открыл глаза. На кровати сидела Лия, опасливо