Инстинкт женщины - Чингиз Абдуллаев

— Видел, — подтвердил Рашковский, — очень эффектная женщина. Она ваша родственница?

— Не совсем, — засмеялся адмирал. Офицер, слышавший разговор, был в панике. Врача на месте не оказалось. Болтливость старого моряка могла погубить всю операцию. Но адмирал был тертый калач.

— Она дочь моего друга, — твердо сказал он, помня наставления, которые ему давали. Он помнил еще времена всеобщей шпиономании, когда в каждом постороннем видели представителя враждебных разведок, а болтун считался «находкой для шпионов». Именно поэтому он насторожился, когда внезапно появившийся гость начал расспрашивать его о Марине.

— Ее отец был дипломатом, — сухо сказал адмирал. — Кажется, у меня начинает кружиться голова…

В этот момент в палату наконец вошел врач. Рашковский поднялся.

— Больному нельзя много разговаривать, — строго сказал врач.

— Да, да, конечно, — согласился Рашковский, — до свидания. Извините, что побеспокоил вас.

Он вышел из палаты, а адмирал, пытаясь унять внезапно начавшееся сердцебиение, пытался понять, почему именно его решили использовать в этой игре. И мог ли этот Рашковский оказаться пособником мафии? Адмирал твердо верил в то, что бандиты прячутся от честных людей, появляясь ночью чаще всего в подъездах. При этом вид имеют самый злодейский, и нормальный человек сразу их может распознать. «Да бог с ним, с Рашковским», — подумал он. Но про наказ относительно Марины он помнил твердо, а флотская дисциплина стала его вторым «я».

Сидя в автомобиле, Рашковский услышал звонок одного из своих личных телефонов.

— Валентин, это ты? — услышал он в трубке голос Оксаны, своей второй жены. По странной случайности, как и Ирина, она была родом с Украины. Этот его брак оказался более крепким, они жили уже более семи лет. Хотя совместной их жизнь была весьма условной. Оксана жила с сыном в Лондоне, и он появлялся у них лишь наездами.

— Что-то случилось? — спросил Рашковский с тревогой в голосе. После покушения на дочь он приказал удвоить охрану своей семьи в Лондоне. И все равно беспокоился.

— Все нормально. Я хотела узнать об Анне. У тебя не отвечал телефон, и мне сказали, что ты в больнице. Может, мне стоит приехать, чтобы ухаживать за девочкой?

— Не нужно. Через три дня мы прилетим в Лондон. Сейчас с ней Ирина. По-моему, с дочерью уже все нормально.

— Слава богу. Лида сказала, что вы скоро прилетите в Лондон. Ты еще не взял никого вместо Альбины? У тебя нет личного секретаря?

— Пока нет, — сдержанно ответил он.

Она почувствовала его состояние. В отличие от первой жены Оксана обладала невероятной интуицией.

— Тебя что-нибудь волнует? — спросила она.

— Нет. Все в порядке.

— До свидания. Мы тебя будем ждать. — Она отключилась.

Он убрал аппарат и закрыл глаза. Почему-то он вспомнил женщину, эту дочь дипломата. Марина Чернышева. Какое совпадение. Действительно, ее отец был дипломатом и она давняя знакомая его тети.

Рашковский, войдя в кабинет, вызвал Кудлина с Фомичевым, чтобы уточнить стратегию их поведения без него, кое-какие детали. Разговор продолжался минут десять. Наконец Валентин Давидович вспомнил о Марине.

— Что там с Чернышевой? — спросил он.

— Мы работаем, — доложил Леонид Дмитриевич, — вчера мы встречались с ней. Вместе ужинали в ресторане.

— Вдвоем? — удивился Рашковский.

— Втроем, — пояснил Кудлин, — с нами был Вениамин Денисович.

— И как прошел ужин?

— Неплохо. Они довольно быстро нашли общий язык. Потом я проводил Чернышеву домой и успел поговорить с Журавлевым.

— Что он думает о ней?

— У него неплохие впечатления, — уклонился от прямого ответа Кудлин, — она ему в общем понравилась.

Фомичев, уже знавший о вчерашней встрече, нахмурился. Они успели утром поговорить на эту тему с Кудлиным и приняли решение пока ничего не сообщать Рашковскому. Но тот первый затронул эту тему. И мгновенно заметил, как нервничает Кудлин и хмурится Фомичев.

— Мне не нравится, когда люди, работающие со мной, что-то от меня скрывают, — жестко сказал Рашковский. — Мы, кажется, однажды с тобой договаривались, Леня. Ты никогда и ничего от меня не скрываешь. Говоришь все как есть. Иначе я начну подозревать, что ты пытаешься что-то от меня скрыть.

— Ничего я не пытаюсь скрыть, — пожал плечами Кудлин. — Мы уже утром говорили об этом с Николаем Александровичем. Нам нужно для проверки еще несколько дней.

— Я тебя не совсем понимаю, — разозлился Рашковский, — ты говоришь, что Журавлеву она понравилась. Кроме того, ее уже много лет знает моя тетка. Знает еще до того, как мы познакомились. Она психолог. Что тебя смущает? Ты можешь мне объяснить, почему такая задержка? В чем дело?

— Ни в чем. Она действительно много лет знакома с Елизаветой Алексеевной. Журавлев дал ей блестящую характеристику, она психолог, кандидат наук. Мы проверяем все факты ее биографии. Вместе с Николаем Александровичем мы работаем уже несколько дней. Все абсолютно точно. Но именно это у нас вызывает некоторое подозрение. Она слишком идеальный кандидат. Абсолютно стерильный, словно созданный для нас. Кандидат психологических наук, знает иностранные языки, работала за границей. Не замужем. И кроме того — знакома с твоей теткой уже много лет. Как будто нам ее нарочно подставляют.

— Ты противоречишь сам себе, — мрачно бросил Рашковский. — Если ее нам подставляют, выходит, что моя тетка с ними в сговоре? А это невозможно! Ты ведь знаешь тетю Лизу. Ее невозможно заставить соврать.

— Она не врала, — вставил Фомичев, — мы проверили. Марина Владимировна Чернышева действительно защищалась на их кафедре больше десяти лет назад. Все правильно.

— Получается, что они познакомились с тетей Лизой больше десяти лет назад? — уточнил Рашковский.

— Да, — ответил Фомичев, — это абсолютно точно.

— Тогда в чем дело? Что вас смущает?

— Я сейчас принесу тебе магнитофон, — поднялся Кудлин, — послушай, что дословно сказал о ней Вениамин Денисович. Может, тогда ты все поймешь.

Он вышел из кабинета. Рашковский посмотрел на Фомичева.

— Идеальный кандидат, — пояснил, словно извиняясь, генерал, — это вызывает у нас некоторое подозрение. Некоторую настороженность, если хотите.

— Таких совпадений не бывает, — хмуро заметил Рашковский. — Думаете, что ее подослали ко мне специально?

— Пока нет оснований так думать.

— Тогда в чем дело? — едва сдерживаясь, спросил Рашковский.

— Не знаю, — честно признался Фомичев, — я лично ничего особенного не замечаю. Но Кудлин хочет проверить еще раз. Говорит — так не бывает.

— Если мы будем его слушать, он и нас станет проверять — до десятого колена, — зло бросил Рашковский.

В кабинет вошел Леонид Дмитриевич. Он положил магнитофон на стол, молча включил его. Сначала раздался голос самого Кудлина.

— Как вы ее находите?

— Очень интересный человек, — чуть помолчав, ответил Журавлев, — достаточно независима в суждениях. Очень последовательная логика. Человек, способный сознавать свои возможные ошибки и, самое главное, — стараться их достаточно быстро исправить. Инициативна, решительна, амбициозна. У нее очень высокий уровень жизненных притязаний. Терпима к возможной критике, достаточно коммуникабельна. Очень устойчивая психика. Независтлива, но возможно, что скрытна. Пользуется авторитетом у коллег, довольно быстро выдвигается, по натуре лидер. Легко обучаема. Обладает хорошо развитой интуицией…

— Ну и что? — спросил Рашковский. — Прекрасная характеристика. Это как раз то, что нам нужно. Почему ты сомневаешься?..

Он не договорил. Кудлин поднял руку, показывая на магнитофон. Послышался голос Журавлева:

— В каком качестве вы собираетесь ее использовать?

— Хотим взять ее личным секретарем Валентина Давидовича.

— Секретарем? — изумление Журавлева чувствовалось даже в записи. — Мне кажется, вы допускаете большую ошибку.

— Я вас не совсем понимаю, Вениамин Денисович. Только что вы дали ей такую блестящую характеристику.

— Ну да, конечно. Но не секретарем. Ей нужно обязательно защищать докторскую, остаться в науке. По-моему, если ей предложить даже должность пресс-секретаря вашего банка, то и тогда это будет оскорбительным для такого человека. Потенциально она может занять очень высокую должность в вашем банке…

Рашковский взглянул на Кудлина, но тот сделал движение рукой, попросив еще несколько минут помолчать.

— Вы не совсем поняли меня, Вениамин Денисович. Личный секретарь Рашковского — это не совсем секретарь. Это его старший помощник, человек, занимающий в иерархии нашей компании очень высокое положение…

— Это вы меня не поняли, Леонид Дмитриевич. Такой человек, как Чернышева, не может работать даже старшим помощником вашего президента. Она готовый руководитель крупного подразделения. Или вы собираетесь сделать ее главным психологом вашего объединения?