Интернет и идеологические движения в России. Коллективная монография - Коллектив авторов

Вместе с тем Народный сход еще раз доказал, что те митинги, которые собираются, чтобы выразить свое неодобрение и позицию «против», имеют большие шансы на успех, тогда как «позитивная» оппозиционная мобилизация работает хуже. «За Навального», как свидетельствовали твиты, вышло меньшинство, и все попытки объединить оппозицию под этим лозунгом были менее успешны, чем «против Путина». Такая же невозможность позитивной мобилизации оказалась фатальной для ряда предшествующих протестных митингов: попытки «Марша миллионов» 15 сентября и «Марша свободы» 15 декабря 2012 г. мобилизовать людей при помощи достижительской и позитивной риторики («нас миллионы», «за свободу») окончились неудачей на улицах, где собрались совсем не миллионы.

Помимо ненависти, второй стимулирующей эмоцией для успешного протеста является страх. 18 июля люди указывали, чего именно они страшатся – утраты личной свободы, так суд над Навальным по делу «Кировлеса» многие восприняли как «демонстративную акцию устрашения» и аллюзию на дело Ходорковского. Такой же страх, наряду с гневом, вывел толпу на Болотную площадь и на проспект Сахарова в 2011 г., когда народ почувствовал в откровенном цинизме власти, сначала объявившей о «тандеме», а затем подтасовавшей результаты выборов в Думу, угрозу отмены даже тех немногих свобод, которые на тот момент еще сохранялись. Поэтому приговор Навальному еще раз оказался причиной не только возмущения, но и страха.

Для массовой негативной консолидации важен также специфический повод или адресат для возмущения, с которым согласно большинство. Например, в случае «Марша против подлецов» 13 января 2012 г. интеграции мешало то, что между группами, течениями и объединениями внутри российской оппозиции существуют резкие расхождения по отношению к законодательным инициативам в области ювенальной юстиции[422]. Поэтому на «Марш против подлецов» вышла только либеральная часть оппозиции, выступающая против предложения Госдумы запретить американцам усыновлять российских детей. Однако во время Народного схода 18 июля произошло объединение различных групп поверх идеологических барьеров, так как повод не вызывал сомнений, несмотря на все описанные выше разночтения в отношении фигуры Навального.

Таким образом, массовый протест в России возможен при сочетании нескольких условий: гнева как главной эмоции, сильного страха потерять оставшиеся свободы, повода и адресата ненависти, который очевиден многим вне зависимости от идеологической ориентации, политической позиции или их отсутствия. Немаловажным условием является и наличие средства трансляции индивидуальных эмоций и места их публичной агрегации. Разнообразные технологические характеристики Интернета делают его подходящим для этих целей, а также для рекрутирования людей для offline-действий, установления солидарностей, конструирования коллективной идентичности, необходимых протестным движениям.

Народный сход стал не просто успехом российского протеста с точки зрения количества участников, но и свидетельством некоторого роста гражданской активности, особенно на первом этапе, когда самые разные люди пошли на площади городов по всей России вечером рабочего дня[423]. Если во время предыдущих акций противники оппозиции постоянно указывали на малочисленность митингующих[424], то 18 июля подобных указаний было значительно меньше, что является лучшим свидетельством серьезного масштаба митингов. К тому же завсегдатаи оппозиционных акций отмечали факт вовлечения в протест совсем новых участников («в ярославле народа не много. правда люди для меня почти все не знакомые»[425]). Напомним, что решение примкнуть к протестующим 18 июля 2013 г. требовало особенного мужества: репрессии власти шли полным ходом, «узники Болотной» отбывали сроки, митинги в большинстве городов, включая Москву, были несанкционированными и вызывали серьезные опасения возможности массовых задержаний («жаль, что у меня не хватает мужества, ребята, я с вами! #манежка»[426]), которые, надо сказать, в полной мере оправдались.

Тем не менее, невзирая на опасность, люди принимали решение выйти на улицы. Как, например, девушка из Москвы, которая сначала спрашивала у подруги «Валя, там страшно?», но, прочитав призывы в Твиттере, поздно вечером повезла протестующим воду. Этот первый опыт зарождающейся гражданской активности не всегда был удачным: увидев немногих оставшихся на митинге, девушка написала несколько твитов о своем разочаровании («расходясь и отступая от цепочки ОМОНа. С такой поддержкой и врагов не надо. #навальный, я за тебя, я затебее всех, но боже, как это грустно»[427]). Но для других Народный сход стал поворотным событием. Например, для девушки из Калининграда, которая до 18 июля ежедневно писала в Твиттер на темы, совершенно далекие от политики[428]. На ее вопрос, за что Навальному дали пять лет, ответили ссылкой о месте и времени калининградского митинга. Дальнейшие ее твиты и инстаграммы были уже с дороги на митинг[429], потом с митинга, а после 18 июля – о ее добровольной работе на агитационных «кубах» в поддержку Навального.

Наблюдался и рост online-активности. Событие как на улицах, так и в Интернете вызвало отклик людей, не интересующихся политикой и даже считающих неприличным высказываться на эту тему («Простите за полити, но после сегодняшнего приговора #navalny я считаю необходимым высказаться. Коротко и ясно: Путин – трус»[430]). Твиттер-дебаты по поводу Народного схода не прекращались до 20 июля, то есть шли дольше, чем в случае предыдущих эпизодов протестного движения. В этот раз в целях протеста были полнее задействованы потенциал Твиттера, его специфический язык и синтаксис («теперь буду общаться исключительно с хэштегами #народный #сход #навальный #манежка»), создавалось больше твитов непосредственно мобилизационного характера («Предлагаю хэш #последнийшанс для #манежка #судвкирове #навальный @navalny ибо, дальше – уже закрутят последние гайки… И будет тьма»[431]), а также текстов, предлагающих и обсуждающих коллективные действия. Помимо этого, стали учитывать опыт Арабской весны и роль в ней Твиттера. Поэтому Твиттером старались пользоваться как можно более разнообразно и активно, например продвигая свои хэштеги – этим приемом пользовались оба лагеря, как оппозиция, так и их оппоненты[432], с общей целью продвижения своей повестки дня и глушения идеологического врага. К тому же при помощи Твиттера осуществлялась логистика протеста, подвозилась еда и вода для митингующих, высказывались советы одних участников или зрителей другим[433].

Хэштеги, выводимые в «топы» российского Твиттера, и другие эффективные способы его использования привлекали большое внимание к событию 18 июля. Отозвавшись на него любой репликой, посторонние протесту и вообще политике люди могли попасть в поле зрения «лидеров дискурса» (мы рассуждаем о них в каждой предшествующей главе), которые советовали им, куда отправиться, чтобы «совместно подумать, обсудить и разобраться», уточнить или сформировать свою позицию. За этим могло следовать решение пойти на митинг: в собранной коллекции твитов немало свидетельств, которые документировали этот переход от роли случайного зрителя к гражданскому активизму, совершенный посредством Твиттера, быстро и своевременно объединившего людей и снабдившего их необходимой информацией. Именно такие свидетельства мы нашли в твиттер-ленте упомянутой выше девушки из Калининграда, а также, например, у «твитерянина», который, прочитав твиты Василия Уткина (популярного журналиста, ведущего «Разворот» на «Эхе Москвы», спортивного комментатора, у которого в Твиттере более 4 тысяч подписчиков), написал «Время пришло. Под царем жить надоело. Встретимся на манежке!»[434] и отправился на митинг в центр Москвы.

Здесь выразилось еще одно свойство твиттер-коммуникации, которое помогает протесту: скорость и широта распространения месседжей популярных авторов. В первом случае таковым оказался человек, причастный к протесту, – организатор митинга в Калининграде. Во втором – Василий Уткин, который принял всего лишь личное решение пойти на митинг, но сообщил об этом в Твиттере. Его твиты «Простите парни, я порчу вам праздник. Но оч неудачный день для корпоративов. Задаток возвращаю – неотложные дела вечером. Может, увидимся», «Какая оппозиция, я не оппозиция, я тут живу, понимаете?» и «Одно у меня желание: Владимир Владимирович, будь здоров, живи долго! Прям до суда»[435] собрали тысячи просмотров[436] и имели сильный мобилизационный эффект, помогая вывести людей на улицы. Его слово оказалось веским для его многочисленных фолловеров. Так, например, хоккейный болельщик из Новосибирска, который, по его словам, «бегал по баррикадам в 90-ые», но в Твиттере высказывался в основном на тему спорта, сначала ретвитил всякие высказывания о бесполезности протеста и о «смищных хипстерах с лазерными указками», но после поста Уткина спросил, где в Новосибирске митинг, и сам на него вышел. Так же поступил, тоже прочитав твиты Уткина, его фолловер из Петербурга, отправившись на митинг на Малой Садовой (рис. 33). Важность высказываний авторитетных, многими читаемых авторов, так же как и их личное участие в митингах, подчеркивается и в других разговорах.