Человеческий рой. Естественная история общества - Марк Моффетт

К тому же, учитывая низкую плотность населения у большинства охотников-собирателей древности, люди, вероятно, встречались с ничтожно малым числом чужаков, несравнимым с тем количеством, которое знакомо большинству из нас сегодня.

Низкая плотность населения влияла на взаимоотношения не только между обществами кочевых охотников-собирателей, но и внутри их. Несмотря на то что эти общества были гораздо более крупным шагом по сравнению с сообществами других позвоночных, повседневная жизнь людей проходила среди небольшого числа других членов их локальной группы. Это превращало каждую локальную группу в аналог тесного соседства, пусть и передвижного. Следовательно, чем была кочевая жизнь с точки зрения социальных отношений, мы бы могли себе представить, а вот с точки зрения экономики и политики – не очень. Все эти составляющие, от удовольствия находиться в компании друг друга до вопросов, связанных с трудовым процессом и групповым принятием решений, были тонко отлажены, чтобы в комплексе обеспечивать этим народам успешное существование в суровых условиях окружающей среды.

9

Кочевая жизнь

Для того чтобы немного понять, как изо дня в день функционировала община, представьте каждую локальную группу с ее двумя или тремя десятками жителей не просто как соседство с точки зрения социальных отношений. Вынужденная действовать независимо, локальная группа должна была также выполнять функцию местного производственного центра. Представьте не сталелитейные заводы, а минимально организованную единицу производства – ни на что подобное не может претендовать ни один городской квартал. Производство не было сложным, и люди не нуждались в комплексной или постоянной инфраструктуре. Как и в случае животных в маленьком сообществе, особенно в простейшей колонии муравьев, люди собирали простые жилища и все остальное, что им было нужно, из материалов, найденных на месте. Забудьте об аптеках. В Северной территории Австралии однажды я наблюдал, как абориген лечит застой крови так же, как его предки охотники-собиратели. Мужчина извлек из дерева похожее на палатку гнездо муравьев-портных, раздавил массу злющих муравьев в кашицу и, держа эту кашицу у носа, несколько раз резко вдохнул. Когда я сам попробовал сделать то же самое, то почувствовал сильный запах эвкалиптового масла, входящего в состав мази от простуды Vicks VapoRub.

Лишь немногие задачи на «предприятии» локальной группы требовали участия нескольких человек. Когда что-то нужно было изготавливать в несколько этапов, например копье или навес, обычно один и тот же человек (возможно, два) выполнял всю процедуру от начала до конца. Командная работа, когда в ней вообще возникала необходимость, редко бывала сложной, хотя для того, чтобы убить жирафа или мамонта, вероятно, требовались скоординированные действия нескольких охотников, а для разделки туши, по-видимому, было необходимо участие каждого, как у муравьев.

Основу «предприятия» составляло разделение труда по половому и возрастному признаку. В локальной группе почти без исключений только мужчины охотились на крупную дичь или ловили рыбу. Женщины, часто занятые грудным вскармливанием детей (что делало их участие в охоте нецелесообразным), собирали фрукты, овощи и мелкую добычу, такую как ящерицы и насекомые, обеспечивая значительную часть калорий, потребляемых локальной группой, и готовили еду.

Периодичность походов, зависящая от пола их участников, – это переход на дополнительный уровень сложности, превосходящий все, что характерно для передвижений почти всех остальных животных. За исключением групп фуражиров у некоторых муравьев, примерами наиболее специализированных вылазок в мире животных, пожалуй, могут служить охота подгруппы шимпанзе на низших приматов и подготовка волков или пятнистых гиен к охоте.

Если сравнивать локальную группу с предприятием, то это была система с резервными элементами: в каждой группе могло быть множество отрядов, занимающихся охотой и собирательством, и многую рутинную работу семьи выполняли самостоятельно. Поскольку для того, чтобы обеспечить себя пропитанием, охотники-собиратели должны быть мобильными, то они не могли накапливать имущество, и у них не было собственности в том смысле, как мы это понимаем. Люди могли иметь лишь то, что они были способны унести: по некоторым данным, примерно 11,3 кг запасов – вес ручной клади, разрешенный авиакомпаниями для провоза в салоне самолета. (Было несколько исключений: инуиты могли перевозить больший груз на санях с собачьей упряжкой; индейцы Великих Равнин – на волокушах, представлявших собой приспособление из двух перекрещенных шестов с закрепленной между ними сетью или платформой; а другие группы загружали каноэ или долбленые лодки.) После себя охотники-собиратели оставляли (чтобы потом к ним же вернуться) кострища, тяжелые камни для перемалывания зерна и куски камней, использовавшихся для изготовления орудий[287].

Локальная группа превращалась в экономическую единицу благодаря обмену товарами и информацией между людьми. Если кто-то не мог сделать определенный предмет, когда в нем возникала необходимость, то предполагалось, что его можно одолжить, и этот предмет дадут взаймы, понимая, что когда-нибудь давший взаймы сможет что-нибудь попросить у одолжившего или кого-нибудь из его семьи[288]. Наиболее важным для выживания «предприятия» был обмен продовольствием. Батек, группа, которую я посетил на полуострове Малакка (Малайзия), рассматривали дележ продовольствия не в качестве акта великодушия, а как отражение того факта, что вся пища принадлежит лесу, а не тому человеку, который ее нашел[289]. Человек, убивший добычу, делился мясом с локальной группой. У аче и некоторых пигмеев охотник получал лишь небольшую часть от того, что он поймал. Такая щедрость резко контрастирует со скупостью шимпанзе и лишь чуть более совершенным отношением бонобо, которые тоже делятся пищей лишь с немногими, но для людей это имело смысл. Охотники могут убить намного больше добычи, чем способна сразу съесть целая локальная группа, а мясо животных нужно употреблять в пищу незамедлительно. Внося свой вклад в соответствии с давно сложившейся практикой, охотник, раздавший мясо сегодня, мог быть уверен, что кто-то другой накормит его семью завтра, – своеобразный пакет мер социального обеспечения[290].

Положительным моментом такой «производственной» жиз-ни было то, что люди не были заняты выращиванием зерна и не старались запасти побольше пищи. У них появлялось свободное время – ценный ресурс, благодаря которому этих кочевников назвали «обществом первоначального изобилия» («первым/истинным обществом изобилия»)[291]. Единственным объектом накопления было время, которое можно было посвятить социальным взаимоотношениям. Оказывается, типичное население локальной группы представляло собой верх совершенства. Достаточное количество мяса, других продуктов и товаров добывали, обрабатывали и обменивали каждый день для того, чтобы каждый был накормлен и чувствовал себя комфортно. Достижение успеха становилось проблематичным, когда в локальной группе находилось менее 15 или более 60 человек.

Размер группы был саморегулирующимся параметром. Индивиды и семьи, хотя и зависели друг от друга, поступали так, как они желали: они могли покинуть перенаселенную локальную группу, чтобы присоединиться к другой или какое-то время действовать самостоятельно.