Человеческий рой. Естественная история общества - Марк Моффетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одна из причин такого недосмотра, возможно, заключается в том, что многие особенности обществ охотников-собирателей, с точки зрения современных наблюдателей, кажутся недостаточно ярко выраженными. Хотя мы по-прежнему тонко «настроены» на очень небольшие отличия между людьми и зачастую преувеличиваем их значение, сейчас наш мир вращается вокруг выходящих за пределы нормы стимулов, воздействующих на наши чувства с интенсивностью, не испытываемой в прошлом. Многие наши социальные маркеры, от Биг-Бена до Таймс-сквер, «раздуты» для достижения максимального эффекта. Для охотников-собирателей знаки, которыми наполнено повседневное существование, были едва уловимыми. Их органы чувств фиксировали каждый оттенок и тонкое изменение в природе и людях. Различия между их соседями, которые нам показались бы незначительными, вероятно, были видны им так же отчетливо, как след прошедшей антилопы в виде немного примятой травы.
Диалекты бушменов были наиболее заметны и хорошо изучены. Современные бушмены говорят на одном из двух десятков (или около того) основных языков или их диалектах. К сожалению, множество других языков и групп бушменов, которые на них говорили, вымерли[277]. При этом существует множество других маркеров, помимо языка, которые отличают общества бушменов. Антрополог Полли Висснер описала определенные изделия – такие как диски-оракулы для предсказания будущего, деревянные вилки для пубертатных церемоний и передники, которые носили женщины, – как идентифицирующие бушменов в качестве части объединения локальных групп, независимо от того, насколько мало люди из этих групп взаимодействовали[278]. В зависимости от своего «кластера локальных групп» – общества, – бушмены !ксŏ говорят на разных диалектах и изготавливают отличающиеся по форме стрелы. По данным Висснер, люди из одного кластера локальных групп !ксŏ опознавали стрелы другого кластера, как изготовленные !ксŏ, «которые не являются нашим народом». Полли Висснер также выяснила, что другая группа бушменов, !кунг, численностью от 1500 до 2000 человек, изготавливала стрелы, отличающиеся по форме[279].
Ирвин Девор обратил мое внимание на то, что некоторые различия между бушменами могли исчезнуть, когда они перестали создавать наскальные рисунки и гравировки, поэтому этот вид искусства давно забыт. Бушмены также перестали делать керамические горшки с тех пор, как много столетий назад начали торговать со своими соседями банту. Археолог Гарт Сэмпсон собирал глиняные черепки на тысячах древних стоянок бушменов в Южной Африке. В некоторых районах он нашел уникальные элементы орнамента на керамике и пришел к выводу, что каждый район использовался отдельной группой бушменов, все они в настоящее время вымерли. Например, на одном участке земли были сконцентрированы глиняные горшки с оттисками гребенчатого штампа, эту технику, когда край ракушки двустворчатого моллюска вдавливают в еще мягкую глину, должно быть, использовало местное общество[280].
У других охотников-собирателей существовало больше различий между обществами. Классическая сцена из вестерна, когда ковбой видит индейцев в боевой раскраске и с регалиями племени и провозглашает: «Апачи!» – приблизительно соответствует реальности. «Хорошо осведомленный человек может посмотреть с расстояния в сотню футов на пару мокасин индейцев Великих Равнин и сказать, что это оджибве; а эти – кроу; а эти – шайены, – рассказывал мне археолог Майкл О’Брайен. – Это характерное изделие из кожи, но выдает их именно вышивка бисером». Неоспоримыми маркерами также служат декор керамики и конструкция типи. То же самое касается и головных уборов воинов: перья могли быть распределены ровно и отклонялись назад или были собраны в виде вертикального цилиндра. Некоторые племена заменяли перья рогами буйвола или антилопы. Команчи вообще вместо головного убора с перьями носили целую шкуру буйвола с прикрепленными рогами[281].
Что же касается аборигенов, то, как сказали бы вальбири, «наши законы – это истинные законы». Это утверждение ясно показывает, насколько были важны обычаи и верования в отделении одной группы от другой. Что до более тонких материй, то историк Ричард Брум писал об аборигенах, что «даже жесты могут быть неверно поняты, поскольку подмигивания и пожатие рук в одной группе могут быть простыми подергиваниями или прикосновениями для другой»[282]. Тем не менее исходя из данных, которые мне удалось собрать, между обществами аборигенов (или этнолингвистическими группами, как их нескладно называют антропологи) резких различий было немного, за исключением языка. Могли отличаться прически: например, урабунна укладывали волосы в «сетеобразную структуру», а их соседи украшали прическу перьями эму[283]. Но, как полагают, формы художественного самовыражения, такие как шрамы на теле (их вариант татуировок), менялись только в более крупном масштабе, на региональном уровне.
Существуют интригующие данные о групповой идентичности охотников-собирателей со всего мира. Среди коренного населения Андаманских островов, которое большей частью отчаянно сторонилось чужаков в начале прошлого века, были онге, которые раскрашивали свои тела, а джарава делали себе татуировки, прокалывая кожу отщепами из кварца[284]. Разные группы пигмеев в Африке отличали качество и ритм их музыки, танцы, сопровождающие их представления, а также инструменты, на которых они играли (и преимущественно играют и сейчас)[285]. У четырех обществ аче были разные мифы и традиции, а также собственные музыкальные инструменты и стиль пения. Одна из этих групп, аче ипети, или аче гату, была очень необычной (и ее боялись три других общества аче), но отличалась не столько тем, что ее члены ели человеческую плоть, а тем, что народ, состоящий всего из 40 человек, сохранял сложную церемонию и традицию поедания усопших. Как описывал это один исследователь 60 лет назад, «аче [гату] поедают своих умерших для того, чтобы не дать их душам вселиться в тела живых… после трапезы душу уносит дым, поднимающийся от пепла, оставшегося от черепа… Душа поднимается к небу, чтобы затеряться в верхнем мире, Невидимом Лесу, Великой Саванне, земле мертвых»[286].
За исключением каннибализма, большинство различий, которые я выделил среди обществ охотников-собирателей, могут показаться пустяковыми, но для них эти отличия действительно имели большое значение. Для охотника-собирателя самыми странными существами, с которыми он или она могли встретиться, были соседи, которые на самом деле были довольно похожи и владели очень похожими вещами. Однако их отличия, по-видимому, вызывали гораздо более сильную примитивную реакцию тревоги или страха по сравнению с тем, что чувствуете вы или я, встречаясь с большинством иностранцев в наше время.
