Болгарская неожиданность. Книга 5 - Борис Владимирович Попов

Я вас гораздо старше, и в основном уже только наращиваю жизненный опыт, да осваиваю новые умения, а не умнею. Грех жаловаться, на мою жизнь ума пока хватает, и жена считает меня неглупым человеком. Уж какой я есть, такой и есть, да только за дурость никто ни в глаза, ни за глаза не ругает.

– Может боятся сказать? Случаются же и у тебя ошибки?

– Еще как случаются. Да уж кто-нибудь бы такое известие – Владимир, тебя этот нехороший человек после твоей промашки дураком за глаза обзывает! – обязательно бы передал, не упустил бы свой шанс. Особенно, когда я в роли атамана, можно сказать десятника, ватагу из Новгорода в Константинополь по наиважнейшему делу вел.

– Исполнил дело-то?

– Изловчились толпой, кто как мог. Ладно, пусть Ванька в своих бобах часок отдохнет, может и проспится, а мы пока выпьем.

– Мне еще ум наращивать нужно!

– Вот ракии и крепленого вина и не употребляй до 22лет. Да и винцом позднего урожая, которое зовут полусухим, сильно не увлекайся, успеешь еще за долгую жизнь отличиться. А чуть-чуть слабенького сухого винишка тебе не повредит.

Под эти мои просветительские беседы (сомелье из меня так себе) и выпили.

– А куда это у нас дед Банчо делся? Не под стол пристроился? – поинтересовался я.

– Нет. Вон он сидит вместе с бывшими бойцами восстания 71 года. Их тогда в бой сам Георгий Войтех вел. Я-то сам 79 года рождения, и тех времен помнить не могу. Все, что мне о том времени известно, знаю по рассказам отца, он у них десятником был.

– А Банчо рассказывал, что их от того десятка всего двое осталось – он да Абен.

– Побольше верь этому брехлу! Были, конечно, погибшие и из нашего села, вечная им память! Но вон и оставшиеся сидят: староста Атанас и мельник Боджидар. Кузнеца Живко правда не видно, но он пьянчуга, может и верно под стол пристроился, с него станется. А остальные погибли, сражаясь с византийскими наемниками-норманнами.

Дед Банчо и провоевал-то всего ничего, недели две от силы. Был ранен стрелой в ногу в бою под Старыми Бродами, да и ухромал домой в свою Лесичарску. А наши мужики еще два года после этого бились не на жизнь, а на смерть.

– Каждому свое, – заметил я. – Кто-то воюет, а кто-то на печи отлеживается. Только ваши мужчины зримо моложе деда Банчо глядятся.

– Так наши воевать лет в 25-30 пошли, а старику уж и в ту пору далеко за пятьдесят перевалило, и они его дядя Банчо звали.

– Я ведь уезжать хочу, когда Иван встанет. Банчо поедет с нами?

– Да кто ж его знает.

– Сбегай, узнай пожалуйста. Мне в беседы с ветеранами ввязываться неохота, хорошо бы спокойно с тобой посидеть.

Доблестин сходил, все что надо разузнал и доложил:

– Дед Банчо в Добра-Поляне заночует, устроится у мельника. Мельничиха Давина уже и повозку с лошадью на свой двор увела.

– Вот и славно, побыстрей значит поедем. А то эту дедовскую телегу, пока она на пригорок какой заедет, умаешься дожидаться.

– Расскажи про свой поход в Константинополь, – попросил меня Доблестин. – Зачем шли, кого вел, как врагов одолевали.

Я еще раз осмотрелся. Ненужных слушателей поблизости не наблюдалось, сидеть целый час молча или рассусоливать нравоучительные сентенции мне тоже не улыбалось, что ж, рискнем!

– Надеюсь ты понимаешь, что мои истории для чужих ушей не предназначены и лишняя огласка мне ни к чему?

– Я не из болтливых!

На всякий случай подстрахуемся.

– А понимаешь, что если тебе что-то сильно не понравится и ты решишь поднять хай, я от своих слов отрекусь, а тебя юным дурачком выставлю? И поверят скорее мне, чем тебе?

Доблестин нахмурил брови и обдумал мои дерзкие речи.

– Пусть так! Говори!

– Ну так слушай. Я вовсе не болгарский болярин Тих, а русский боярин Мишинич. Имя то же. Болярина Ивана Асена никогда не видел и никаких заданий от него не получал. Расследование по делу об убийстве твоего отца и раздел его наследства между тобой и Веселином провел на свой страх и риск, не имея на это никаких прав. Теперь можешь кричать и поднимать тревогу.

Доблестин тоже огляделся. Думает кого бы на подмогу себе кликнуть? Надо еще хоть рюмочку перед дракой успеть выпить!

Молодец наклонился ко мне и негромко сказал:

– Как ты махом нашел убийц отца и поймал Тодорку с главной уликой в руках, честь тебе и хвала. Никто из болгарских боляр так бы не смог. А уж как поделил дом и лавку с объявлением этого толпе свидетелей и написанием договора, с подписями уважаемых людей, вообще выше всяких похвал. Мне тут не поднимать тревогу надо, а кланяться тебе в пояс. Лучше скажи: дед Банчо про это знает?

– Знает. И я только от него про серебряный кинжал и смерть твоего отца узнал. Но старику, я так понимаю, особой веры среди вас нет? Проболтается по пьяни, все равно никто не поверит?

– Это да, он болтун и брехун известный.

Доблестин еще поразмыслил.

– А ты, надо думать, только за Аль-Таном сюда и прибыл?

– Что ж тут поделаешь, – не стал отпираться я, – именно за ним.

– Отнять хотел?

– Если бы хотел, мы бы сюда все трое прибыли. И я, и боярин Богуслав, и жена Ивана Наина. Три волхва перекосили бы всех жителей вашего села убийственными взглядами за считанные минуты.

Но мы белые волхвы, добрые волшебники, защитники людей, а не убийцы и грабители. И потому я взял с собой одного Ваню, бойца довольно-таки скромного, побольше серебра и золота, и приехал.

– И правильно сделал! Только такой хозяин, как ты, Аль-Тану и нужен! Серебряный клинок должен быть в руках у мудрого и смелого защитника людей, а не болтаться на поясе у сопливого мальчишки! С этим все ясно – и я, и Аль-Тан сделали правильный выбор, и ты достойно распорядишься магией кинжала. А теперь давай про твой поход.

И я стал рассказывать. Коротко о метеоритной угрозе, подготовке к походу, и схватке с громадным удавом. О встрече с антеками. Завертелись истории о полученном Богуславом ударе в сердце и первом в истории переливании крови.

Не обошел стороной посещение Киева, знакомство с тамошними волхвами Захарием и Павлином, о приобретении отрядом поисковика польского королевского рода Пястов Венцеслава с могучим псом Горцем. Коротко рассказал о любви богатырки Татьяны, тоже отправившейся с нами, и оборотня Олега.