Сокровища наместника - Алекс Орлов

— Вряд ли найдутся, — развел руками Мартин.

— А если найду?

— Если поискать, то и у тебя найдутся, — заметил ему Ронни, отходя в сторону, чтобы зайти монгийцу в тыл.

— У меня нет, — ухмыльнулся тот, давая понять, что можно все решить миром, если прохожие не окажутся жадными.

— У тебя за поясом спрятан тощий кошелек и в нем пять монет по пять денимов и серебряный терций, — сообщил Ронни.

— И еще два денима в кармане штанов, — добавил Мартин.

— Ха! Тоже мне, специалисты! Ну-ка, быстро помогли солдату на бедность, а не то…

— Ты не солдат, дружок, ты стоппер, — подвел итог Ронни, сделав еще шаг в тыл монгийцу и положив руку на рукоять кортика.

— Так вы воры, что ли? — стал догадываться тот.

— Мы бывшие воры, — сказал Мартин. — Но угостить тебя можем, ты-то, похоже, жадина.

— Станешь тут жадиной, когда неизвестно, где и куда, когда и зачем, кто и где…

— Потрафит или жди выделки, — продолжил Мартин воровскую поговорку. — Ладно, товарищ, пойдем, мы сегодня в порядке.

— А вот это правильно! — обрадовался монгиец, поправляя сползавший с плеча ремень, на котором висел тяжелый меч в ножнах. — А серебро я сегодня утром с купца стряс, он даже к хозяину бегал жаловаться.

— А хозяин чего? — спросил Ронни.

— А что хозяин? Ему-то жаловаться бежать некуда!..

Все трое засмеялись и вошли в обеденный зал, большой и чистый, с выскобленными полами и побеленными стенами.

Навстречу выбежал работник с полотенцем на руке, но, увидев монгийца, опешил.

— Но вы сказали, что уйдете? Что это был последний обед?! — воскликнул он в отчаянии.

— Не переживай, приятель, мы заплатим за себя и за него, — пообещал Мартин, и на лицо работника вернулся румянец.

— Как скажете, господа! Будьте добры к лучшему столику возле окошка!..

58

Компания уселась за указанный столик, и Мартин, зная порядки, показал работнику золотой терций, что подтверждало его платежеспособность.

— Сей минут, господа! — подпрыгнул работник и убежал на кухню, а монгиец снял ранец и меч, прислонив их к стене.

— Хорошо живете, братки, золото показываете.

— Бывает, что и нам фартит, — сказал Ронни.

— А я вот второй месяц пешком чухаю. Все деньги давно проел и прохожих трясу, хотя временами и стыдно.

— А чего стыдно-то? — спросил Мартин.

— Пока воевал, отвык от ремесла — настрой не тот.

— А где воевал?

— Далеко, отсюда не видать. За Нордика выступал, короля веспов.

— Что-то мы про этого Нордика слышали, да, Ронни?

— Слышали вроде, — кивнул младший партнер.

Прибежал работник и поставил на стол блюдо с квашеной капустой и диким луком, потом сбегал на кухню и добавил большое блюдо с чищеным вареным картофелем.

— Мясо уже на жаровне — полчаса как! — сообщил он напоследок и убежал.

Монгиец воткнул пальцы в капусту и, забросив в рот едва ли не целую копну, зажмурился от удовольствия.

— Лучшая капуста на всем пути, — сообщил он после паузы. — Колдует он с ней, что ли?

— А как ты с вора на солдата переехал? — спросил Ронни, чередуя картошку и капусту.

— Сначала стоппером промышлял в городе Тунстоне, это в Ингландии. Но потом сторожа повязали и под замок.

— Это какие же там сторожа были, если тебя повязать смогли? — спросил Мартин.

— Сторожа были обыкновенные, но из арбалетов стреляли без промаха. Всадили болт в спину, а когда очнулся, уже в каталажке. Хорошо, не добили, и на том спасибо.

Монгиец принялся за картошку и по примеру Ронни стал чередовать ее с капустой.

— Пять лет в замке Лаудер отбарабанил, — сказал он, прервавшись, и посмотрел сверху вниз на Мартина. — Вы-то хоть знаете, что такое пять лет на одной баланде и соленых огурцах? Когда тюфяки сбитые, так что не выспишься на них, топят в камерах только под вечер, а вода гвоздями отдает — такое вы знаете?

— Я не знаю, — честно признался Ронни, — а вот Мартин двадцать лет отбарабанил, может, он и знает.

— Правда? — поразился монгиец, уставившись на Мартина, который неторопливо кушал картошку.

— Да, было дело.

— И давно вышел?

— Чуть больше недели.

— А где сидел?

— В Угле.

— В Угле?! — еще больше удивился монгиец. — Я слышал про этот Угол. Говорили, будто там больше трех лет никто не выдерживал.

— Ну, мне повезло — прижился. Тебя-то как зовут, а то мы за одним столом, а твоего имени не знаем. Я Мартин, а он — Ронни.

— А я Бурраш! — обрадованно сообщил монгиец и протянул свою лапу Мартину, а потом Ронни, пожимая их ладошки с особой деликатностью. — Вот же повезло, каких людей хороших встретил!..

Снова прибежал работник и, предупредив, чтобы посторонились, поставил на стол огромную сковороду с жареной бараниной.

— Ох, вот это подарочек! — обрадовался монгиец. — А вообще-то, Бурраш — это прозвище мне такое в полку дали, а на самом деле я Малмук.

— А как же ты в полк попал из тюрьмы-то? — спросил Мартин, срезая ножом мясо с бараньих ребрышек.

— А, ну да! — кивнул Бурраш, который так увлекся жареным мясом, что забыл про свой рассказ. — Ну так дали-то десять лет! А уж как пять отсидел, хотел хоть на крыльях улететь, так эти ингландцы замучили. Что ни день на прогулке насмешки.

— И ты не мог за себя постоять?

— Дык, покалечил нескольких, так меня в карцер — на хлеб и воду, а надзиратели, тоже ингландцы, ночью карцер водой заполняли, мне до пояса было. И крыс в дырку забрасывали десятка два. Вот и посиди в таких условиях. До того довели, морды поганые, что хотел перебить их там всех и будь что будет, но тут приехал в тюрьму какой-то хлыщ рыжий, весь напомаженный, как баба, да еще в парике. И зачитал указ, что, если кто захочет вступить в армию его величества короля Роджера Двенадцатого, ему срок скостят один год к пяти. То есть мне оставалось прослужить годик, да и дело с концом. Я подумал, что это самое лучшее, и записался прямо из карцера! Вышел весь мокрый и в крысином дерьме. Стою обтекаю, а надзиратели скалятся, глядя, как напомаженный от меня пятится. Я говорю, давай, милорд, где расписаться нужно, но он ничего, опомнился, подошел ближе и подал бумагу, показал, куда каракуль ставить.

— Да уж, оттянулись они на тебе, — покачал головой Мартин.

— А то… — вздохнул монгиец. — А знаете, как они меня все время обзывали?

Мартин с Ронни переглянулись, пожимая плечами.

— Может, орком? — предположил Мартин.

— Да ну, ты чего, разве это оскорбление? Да вы, ребята, можете звать меня орком, мне так даже привычнее. А вот ингландцы называли «морда зеленая». И вот с тех пор, как они мне на дороге попадаются…