Через мост и дальше - Олег Федорович Соловьев

прилетели, и через два дня она сказала, что встретилась с тобой и ты не то, чтобы не против, ты только рад встрече, и сам искал возможность её организовать. Я был поражен, что уж тут.

– Тебе не кажется, что мы похожи на подростков? На старых подростков, которые отрицают свою старость. Мне очень сильно кажется. Сидим тут у костра, разговариваем о каких-то глупых страхах.

– А почему это плохо? Мне кажется, что мы с тобой и есть подростки. Мы так и не выросли с того момента, как виделись последний раз, разве что на несколько лет. То есть, тебе лет тринадцать, а мне восемнадцать. Мы не выросли, мы просто постарели. Хорошо хоть, что волосы еще не поседели, или не выпали.

– Все еще впереди, папа начал лысеть где-то около сорока. Так что тебе осталось пара лет, будь готов!

– Я в таком случае просто обреюсь налысо и все. И бороду отращу, большую, чтобы компенсировать.

– Когда-то давно я не брился около полугода. Вообще не прикасался ни к бритве, ни к ножницам. Максимум, волосы из бороды дергал периодически. Хорошо смотрелся, как будто с острова Иф только что сбежал.

– Но он там не полгода все-таки просидел, ну да ладно. Я надеюсь, что никто из нас не облысеет – генетика же не всегда работает одинаково. Знаешь, наверное, не так плохо прожить половину жизни, и все равно остаться подростком. Только стать чуть потише и чуть поумнее. Не каждому человеку такое под силу, все стремятся стать взрослыми, а дело как раз в том, что взрослеть не очень здорово.

– Но все равно же приходится.

– Конечно. И мы тоже к этому придем, если не пришли еще. В свое время.

Костер играл бликами на их лицах, на стоящих неподалеку деревьях, которые уже укутались в ночную темноту своими верхушками, на пожелтевшей траве и на куче перекрученных веток, которая лежала под небольшим навесом, защитившим её от всех недавних дождей. За несколько часов куча уменьшилась примерно вдвое – один из братьев то и дело вытаскивал оттуда ветку и подкидывал её огню. За топор они уже не брались. Было похоже, что топор был им нужен исключительно для того, чтобы суметь продолжать разговор, хотя, скорее всего, они бы прекрасно справились и без него. Они сидели почти так же, как до этого на скамейке у озера, – чуть-чуть сутулясь, подавшись вперед. Костер явно оказывал на них гораздо более гипнотическое воздействие, нежели вода, они замолчали, и в конце концов почти перестали двигаться, лишь изредка один из них тихонько покашливал, или стряхивал пепел с сигареты. Они чем-то походили на первобытных людей, только были чуть лучше одеты. Те, наверняка, смотрели в огонь точно так же, перед тем как улечься спать рядом с ним. С тем же благоговением и тщательно скрываемой, но все равно заметной, надеждой на то, что в завтрашнем дне жизнь их как минимум не изменится, и можно будет провести его в тишине и спокойствии. Из костра выпрыгнул уголек, отвалившийся от прогоревшей ветки. Младший брат встал со своего места и легонько пнул его обратно – уголек исчез за снопом вырвавшихся из костра искр и довольным потрескиванием. Брат снова уселся на свой пенек и сказал:

– Слушай, я очень давно не смотрел в костер, это лучшее занятие на свете. Почему-то сейчас вспомнил наш шалаш в лесу. Пожалуй, я не смотрел в костер с того момента, как я его сжег.

– То есть, сколько он простоял, получается?

– Не знаю, долго. Сжег я его уже после того, как папа умер, может быть, десять лет простоял. Может быть, стоял бы до сих пор, но я решил, что он стоит слишком долго и пора бы ему сгореть. Ты же понимаешь, что это, наверное, наша последняя встреча, да?

– Да, скорее всего именно так и будет. Я уеду обратно, ты останешься здесь и вполне вероятно, что больше мы никогда не увидимся. Ну, только если у кого-нибудь родится ребенок, я думаю, это достаточное условие для встречи.

– Ну, это если только у тебя. Я не хочу, чтобы у меня были дети. Так что, если родится – зови. Есть вероятность?

– Не знаю, мне сложно строить планы. Но я такой возможности не исключаю, да.

– Ну, дай бог! Я верю, что ты станешь хорошим отцом – я тебя, конечно, совсем не знаю, но верю.

– Спасибо. Я точно буду стараться, если ребенок вообще будет, конечно. Понимаешь, сейчас все, вроде как, хорошо, и я, наверное, даже счастлив, но как оно будет через, допустим, год – я не знаю, и не могу знать. Может быть по-разному.

– Ну, как ты будешь стараться, так и будет. Тут все от тебя зависит, ну, практически все. От твоего желания и твоего поведения. Если нужно – старайся хорошо.

– Это звучит слишком просто.

– А это и есть слишком просто. Только все почему-то всегда усложняют, а потом мучаются. Делюсь с тобой секретом.

– Даже не стану спрашивать, откуда ты его знаешь, просто послушаю.

Они еще о чем-то разговаривали, вспоминали своё детство – несмотря на то, что всю взрослую жизнь оно казалось им плохим, воспоминаний оказалось до удивительного много. Костер все это время горел, но подкидывать ветки они в какой-то момент перестали, так что их лица постепенно погружались в ночь, вместе со всем окружающими их предметами. В итоге костер догорел, осталось только несколько углей, которые мерцали слабым светом и иногда трескались, выпуская вверх пару искр. Они замолчали приблизительно в тот момент, когда умер огонь. Сидели и слушали темноту. И, наверное, каждый из них слышал в ней что-нибудь свое.