Кровавое евангелие - Джеймс Роллинс

Стул, на котором сидел Рун, затрещал, когда он подался вперед, прежняя злость снова обуяла его. Он очень хорошо знал, что имеет в виду Бернард, вспоминая о трех, о которых упоминалось в проповедях, связанных с Евангелием, — о трех личностях, которым судьбой предначертано найти и открыть эту книгу.

Женщина, умудренная Знанием.

Мужчина-Воитель.

Рыцарь Христа.

Даже сейчас, видя тусклое мерцание надежды в глазах Бернарда, Рун знал, о чем думает кардинал.

Он представил себе лицо Эрин, горящее от любопытства, — Женщина, умудренная Знанием.

И героическое нападение Джордана на беспощадного волка — Мужчина-солдат.

Корца сжал в пальцах свой крест, делавший его рыцарем Христа.

Он с трудом оторвал пальцы от серебра в надежде на то, что и его друг сможет так же расстаться со своей глупой надеждой.

— Бернард, ты слишком доверяешь этим древним пророчествам. За такую уверенность в прошлом приходилось платить большими бедами и кровопролитием.

Кардинал вздохнул.

— Не надо напоминать мне о моих прошлых ошибках. Я также изнемогаю под этим бременем, как и ты, сын мой. Я пытался действовать именем Бога в Венгрии в те, давно минувшие столетия. Это выглядело надменным толкованием высочайшего повеления. Я думал, что знамения указывали на Элисабету, думал, что ей было предназначено соединиться с тобой. Но я ошибался. Я еще тогда это понял и не отрекаюсь сейчас от того, что это была глупость. — Привстав с кресла, он протянул руку вперед и положил холодную ладонь на руку Руна. — Но разве ты не видел того, что произошло сегодня? Ты столкнулся среди этих каменных обломков с Женщиной, умудренной Знанием, которая оказалась у тебя слева, и Мужчиной-Воителем, оказавшимся у тебя справа. Это же должно что-то значить.

Глаза кардинала, полуприкрытые, но не безразличные, вдруг засветились ярче.

Рун отдернул свою руку.

— Но это же ты втянул в дело эту женщину.

Осознание этого внезапно зародило в душе Руна дурные предчувствия. Неужели его друг все еще пребывает под влиянием того пророчества? Даже после трагических последствий последней предпринятой ими попытки? Когда вследствие их ошибки пострадала другая женщина?

Бернард чуть махнул рукой, словно отмахиваясь от всех упреков.

— Да, я использовал свое влияние для того, чтобы послать какую-либо ученую женщину в Масаду. Но, Рун, ведь это не я обрушил гору, на которой стояла крепость. Ведь это не я спас женщину и воина и вывел их из усыпальницы — последнего места, где хранилась Книга. Это ты спас их обоих, вопреки всем предписаниям.

— Я же не мог оставить их умирать там.

Рун, опустив глаза, посмотрел на свою изодранную одежду, снова почувствовал исходивший от нее запах крови.

— Разве ты не видишь? Сейчас пророчество — это ожившая сила. — Бернард поднял и поцеловал серебряный крест, висящий у него на шее, его губы покраснели от тепла, выделяемого этой священной вещью. — Каждому из нас предназначена его роль. Каждый наш смиренный поклон должен влиять на наши судьбы. И дело не в том, прав я или не прав, а в том, что мы должны любой ценой сделать так, чтобы Евангелие не попало в руки велиалов.

— Но почему? — Последующие слова Руна были преисполнены горечи: — Только что ты был уверен, что велиалы не смогут открыть ее. А теперь ты, кажется, вдруг перестал верить в эту часть пророчества…

— А я и не утверждаю того, что мне понятна воля Господня, я лишь при помощи всех своих сил осмысливаю то, что вижу.

Рун подумал о серебристо-серых глазах Элисабеты и янтарных глазах Эрин.

Я никогда впредь не паду так низко.

— А если я откажусь от такой судьбы? — спросил Рун.

— А разве кто-нибудь лучше Господа знает, что в сердце Его?

Эти слова обидели Корцу, но именно для этого их и произнес Бернард.

Рун, склонив голову, стал молиться о том, чтобы избрать верный путь. Была ли и вправду эта цель поставлена перед ним Богом? Может, это шанс для освобождения от душевных мук? Какую еще более грандиозную задачу, чем защита последнего Евангелия сына Своего, может поставить перед ним Бог? Рун все еще не верил в более глубокую мотивацию Бернарда, но кардинал, по всей вероятности, был прав, видя в сегодняшних событиях руку Господа. Он посчитал, что все произошедшее уже в прошлом.

Последнее местонахождение Книги было частично известно и связано с землетрясением, кровопролитием, выживанием единственного мальчика — невинного создания, которое пощадила судьба. Но, вспомнив запах лаванды, исходивший от волос Эрин, Рун воспротивился следовать по этому пути. Он наверняка погубит ее — так же как в давние времена погубил другую женщину.

— Даже будь я согласен помочь тебе в поисках Евангелия… — Рун замолчал, увидев улыбку на лице Бернарда. — Даже и при этом мы не сможем заставить эту пару, находящуюся здесь, последовать с нами. Даже если велиалы не будут в этом участвовать.

— Верно. Мы никого не можем принудить. Эти двое должны присоединиться к поискам по своей воле. И поступив так, они должны отрешиться от всех мирских привязанностей. Ты думаешь, они готовы на такую жертву?

Рун мысленно представил себе пару, которую Бернард считал Женщиной и Воителем. Когда он впервые встретился с ними, он воспринял их такими, какими воспринимал их кардинал, то есть несколько более значительными по сравнению с их жизненными ролями: археолога и солдата.

Но сейчас Рун понимал, что это перестало быть правдой. Такие этикетки были бледными отражениями этих двух людей, которые проливали кровь, сражаясь на его стороне.

Для того чтобы описать их, были более верные способы, и один из них — это данные им имена.

Эрин и Джордан.

Его беспокоил последний вопрос кардинала. Ты думаешь, они готовы!..

Рун надеялся, что, ради них самих, ответ будет «нет».

Глава 21

26 октября, 21 час 33 минуты

по местному времени

Иерусалим, Израиль

Аллилуйя малым чудесам.

Джордан обнаружил несколько подарков, дожидавшихся его на кровати в отведенной ему маленькой монашеской келье. Аккуратно сложенный комплект чистой одежды лежал на подушке, а на одеяле лежало возвращенное ему оружие.

Подлетев к кровати, он осмотрел свой автомат и пистолет. Они были заряжены — это доставило ему облегчение и одновременно встревожило его. Или его хозяева доверяют ему, или их совершенно не волнуют какие-либо угрозы с его стороны.

Но доверие — это улица с односторонним движением.

Стоя возле кровати, Стоун бегло осмотрел свою келью. Она была вырублена в скале. В келье помещалась односпальная кровать, приставленная вплотную к одной из стен; кроме нее в келье стоял широкий стол для умывальных принадлежностей, на котором возвышался медный таз, наполненный водой, над поверхностью которой клубился пар.

Джордан быстро осмотрел келью, на этот раз ища подслушивающие устройства. Обстановка комнаты была более чем спартанской, поэтому в ней было совсем немного мест для их установки. Он заглянул под матрас, провел рукой по тыльным сторонам рамы кровати, сколоченной из грубо обработанных досок, осмотрел стол для умывальных принадлежностей.

Ничего.

Он даже подошел к висящему на стене распятию и, сняв его, осмотрел оборотную сторону, чувствуя при этом некоторые уколы совести за этот акт богохульства.

И снова ничего.

Вероятно, они не собирались его подслушивать — по крайней мере, с использованием современных технических средств. Стоун пристально посмотрел на дверь. Насколько острым слухом обладают сангвинисты?

Учитывая уровень своей параноидальности, он подивился тому, как мудро было с его стороны приехать сюда. Разве лучше было бы, если они вместе с Эрин остались в пустыне и поимели бы шанс пообщаться с шакалами? Или с другим беспощадным волком?

Что было бы ничуть не лучше.

Прибыв сюда, они, по крайней мере, все еще живы. Другим повезло значительно меньше. Джордан представил себе растерзанные тела своих сослуживцев, погребенные под тоннами камней. Он думал о телефонных звонках и визитах, которые ему предстоят, после того как это суровое испытание закончится: разговоры и встречи с родителями, вдовами, детьми…

Погруженный в тоску и печаль, он нырнул в кровать.

Ну что, черт возьми, он им скажет?

21 час 52 минуты

Теснота — одним этим словом можно было описать состояние комнаты Эрин.

Она постоянно ударялась локтем о стену, пытаясь отмыть себя дочиста в тазу. Сняла с себя бюстгальтер и трусики и, завершив омовение, принялась рассматривать оставленную для нее одежду.