Тайна архивариуса сыскной полиции (СИ) - Зволинская Ирина

– Kein Problem*, – ответила я её любимой фразой. – Я же сказала, не беспокойся, Настя.

*никаких проблем (нем.)

Она закрыла лицо руками и, осев на залитый бурбоном пол, тихо заплакала. Я подошла к ней и, присев напротив, погладила её по коротким волосам. Настя схватила мою ладонь и прижала к своей щеке.

– Прости меня, – вновь повторила она. – Я думала, ты станешь осуждать, видеть во мне монстра. Я так боялась потерять тебя, Маша! И … потеряла. Скажи, я … дура?

Я забрала ладонь из её рук и, горько улыбаясь, ответила:

– Не больше, чем я.

– Oh-là-là! – охнула за моей спиной Клер. – Как это говорят? Здесь прошел Мамай? – грассируя «р», спросила она по-русски.

– Что-то в этом роде… – ответила я, глядя в темные глаза Насти.

Денских криво усмехнулась, а я поднялась на ноги, лицом разворачиваясь к француженке. Мадам Дюбуа нисколько не смутилась виду любовницы, только чуть свела к переносице широкие брови.

– Может быть, кофе, мадемуазель Денских? – вежливо уточнила она. – Мы как раз успеем выпить по чашечке, до того, как отъехать.

– Отъехать? Куда? – Настя впилась в меня взглядом.

– В Париж, – не стала я умалчивать правды. – Так решил Милевский.

– Па-риж, – по слогам повторила Денских и, рывком, поднявшись, заметила: – Да, так, наверное, будет правильно. Тем более, сейчас, когда он под арестом.

Меня будто ударили под дых.

– Что? – хрипло спросила я.

– Ты … не знаешь? – распахнула глаза Настя. – Его взяли под стражу, вроде бы утром, сразу как вышла газета со скандальной статьей.

Господи, как … как это возможно!

– Откуда тебе это известно? – ледяными пальцами я обхватила шею, запрещая себе паниковать.

– На похоронах Толстого мы помирились с братом, я теперь снова бываю в его особняке. Николя дружен с Вяземским, мы встретились вечером. Тот рассказал, что лично исполнял приказ государя, сопровождая в тюрьму князя.

Меня качнуло, Клер поддержала меня за локоть, а когда я растерянно посмотрела в её лицо, обняла меня. Я уткнулась в её плечо, находя в её поддержке утешение, собираясь с силами, с мыслями.

Спокойно! Чернышов будет ждать на вокзале, надо встретиться с ним и расспросить! И Белянин … Андрей Аркадьевич наверняка сможет помочь! У меня есть деньги, бриллианты, в конце концов! Я в состоянии оплатить лучшего адвоката!

– Спасибо за предложение выпить кофе, но мне пора, – услышала я тихий голос Насти.

– Подожди! – сама не понимая зачем, окрикнула её я.

Денских задержалась на верхней ступени лестницы. Пальцами впиваясь в резной брус на кованом ограждении, она с надеждой смотрела на меня.

– Я … не знаю, что сказать…  – я сглотнула ком в горле.

Она криво усмехнулась и, прежде чем стремительно сбежать с лестницы, ответила:

– Тогда молчи. Порой молчание говорит лучше самых громких слов, Маша.

Глава 20

Молчание…

Un, deux, trois, один, два и три. От алкогольного амбре мутило, пульс стучал в висках.   

Почему князь умолчал об аресте? И это «люблю…» Un, deux, trois, один, два и три. Я спокойна. Я не знаю всей ситуации, я не знаю всех мотивов императора. И арест этот, вполне вероятно, часть неизвестной мне политической игры! Игры… Да, обвинения нелепы. Но тем, кто стоит за убийством Дмитрия, доказательства не нужны. Слишком сильна стала оппозиция, слишком ослабла власть государя. И в этой связи князь Милевский – идеальная жертва, реверанс царизма в сторону демократии. Отдав племянника так называемому правосудию, император продемонстрирует недовольным свою справедливость.

И Алексея … казнят?

Холодный пот выступил на спине. Руки знакомо закололо, я зло рассмеялась. Чертово пламя! Вот и настал твой черед! От судьбы не уйдешь, не правда ли?! Ангел, смиренно принимая собственную смерть, скольких ты готов убить за него? Скольких сожжешь за Алёшу? Ты ведь знаешь ответ…

Всех.

Всех, кто встанет на твоем пути, Мария.

В нос ударил запах паленой плоти. Медленно выдохнув, я свела ладони за спиной и сцепила челюсти. Один, два и три. Я пьяна, и страхи мои – разлитый бурбон. Я смету осколки, вымою пол, и в голове моей станет чисто!

– Я не поеду в Париж, Клер, – хрипло сказала я мадам Дюбуа.

Слишком похож этот алкогольный бред на правду…

– И я, – тихо ответила она.

Я устало потерла глаза. Клер, безусловно, стоило вернуться во Францию. В России опасно, слишком накалилась здесь политическая обстановка. Кто знает, на кого падет следующий выбор гневной толпы?

Но нужны ли ей мои возражения?

Тяжело вздохнув, я посмотрела на неё. Мадам Дюбуа чуть улыбнулась, а затем поморщилась, ладошкой отгоняя от носа алкогольный смрад.

– Я … схожу в дворницкую, за ведром, – выдавила я.

Клер серьезно кивнула и ответила:

– А я пока соберу осколки.

Она скрылась в квартире, а я спустилась по лестнице вниз. Юркнув под арку, я подошла к желтому флигелю. Дверь была заперта, дворники снова дежурили по ночам, помогая полиции. Но ведро нашлось. Набрав воды из колонки, я вернулась в парадную. Клер ждала меня с метлой и совком наперевес и любезно придержала дверь.

Поднявшись наверх, я подоткнула юбку и вытерла липкий бурбон. Чистота успокаивала, жаль, никуда не делся аромат, что и заметил высунувшийся в щель перепуганный Василий.

– Теть Маш! – выкрикнул он и, увидев меня, выдохнул: – Я проснулся, а никого нет. И тут … воняет…

– Бутылку разбили, – пояснила я, улыбаясь ребенку. – Не переживай, иди умывайся, сейчас будем завтракать.

Он кивнул и послушно побежал в уборную.

Хорош страдать и бояться, Мария Михайловна! У тебя есть руки, ноги и голова, чтобы не только есть, но и что-то ею придумать! Вот и нечего киснуть!

– Еще кофе? – посмотрела на меня мадам Дюбуа.

– Да, только верну ведро, – согласилась я и, опомнившись, уточнила: – Простите за неудобства, милая Клер, но могу ли я оставить у вас вещи до вечера?

– Вещи? – она свела брови к переносице. – Думаю, пока Alex … – Клер замялась, – пока мой брат неизвестно где, самым правильным решением будет, если вы с мальчиком останетесь жить у меня. И нет, вы нисколько меня не ущемите! Василий прелестный ребенок и удивительно хорошо воспитан.

Она шагнула ко мне и, взяв меня за руку, накрыла мои пальцы второй ладонью.

– А видеть вас рядом, Мария, само по себе счастье для меня! – ласково улыбнулась мне женщина.

То ли я надышалась парами бурбона, то ли так и не протрезвела до конца, но я вдруг смутилась и, чувствуя, как заливаюсь краской, призналась:

– Вы мне очень нравитесь, Клер … сказать по правде, я тоже счастлива нашему знакомству. Но меня  не привлекают женщины. Меня в принципе никто кроме князя Милевского не привлекает… и мне совсем не хочется избавляться от предрассудков... Простите! – глядя в её широко распахнутые глаза, горячо воскликнула я.

Клер наклонила голову к плечу, и, прыснув, заливисто расхохоталась.

– Вы очаровательны, дорогая! Но не волнуйтесь, влечение должно быть обоюдным. Люди, интересующиеся лицами своего пола, вовсе не обязаны набрасываться на всякого в поле своего зрения.

– Разумно, – откашлявшись, ответила я. – И даже несколько отрезвляет. Во всяком случае, я чувствую себя глупо как никогда.

Она снова хохотнула, и чуть сжав мои пальцы, заявила:

– Не переживайте! Я утешусь тем, что мой дорогой Alex – счастливейших из мужчин. Раз уж вы заранее отвергли меня,  – лукаво улыбнулась француженка.

– Я – сторонник превентивных мер… – буркнула я, не зная куда деть себя от неловкости, осторожно забрала ладонь и потянулась к ведру.

– Мари?

– Да?

– Дайте-ка я вас поцелую.

От неожиданности я отпустила ручку ведра, та брякнулась о железо. А мадам Дюбуа закусила губу и, глядя на моё, по всей видимости, ошарашенное лицо, звонко рассмеялась:

– Только как сестру!    

Я не успела ответить, громко щелкнул замок этажом ниже: