Плевать на все с гигантской секвойи - Екатерина Вильмонт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далеко не все знают о переменах в его жизни, кое-кто неизбежно отсечется, будет на стороне Вики.
«Партия первой жены» – так называла это Татьяна Григорьевна. Вот, к примеру, его сестра уже вступила в эту партию, и что можно с этим поделать? Хорошо еще, что у Марины мало друзей, собственно, кроме Севы, их и нету. А тот вообще куда-то сгинул. Самому ему было в общем-то плевать, как говорится, кто не с нами – скатертью дорожка, но он боялся причинить лишнюю боль Марине. Туська тоже его огорчила. Она всегда раньше обижалась на мать, но сейчас безоговорочно приняла ее сторону, даже не пожелала познакомиться с новой семьей отца и встречалась с ним в кафе, держась более или менее нормально, пока речь не заходила о Марине и Мишке. Тут она замыкалась, поджимала губы и делала вид, что не слышит его.
– Миша, она просто ревнует, как ты не понимаешь, – говорила Татьяна Григорьевна, когда он жаловался ей. – Не беспокойся, это со временем уляжется, утрясется. Особенно если она сама уведет чужого мужа.
– Мама, что ты говоришь, Марина меня не уводила, я сам ушел.
– Миша, как ты не поймешь! И Вика, и Туська, и даже Линка всегда будут считать, что тебя увели, окрутили, на чем-то поймали… Это инстинкт самосохранения, не более того.
– Особенно у Линки, – хмыкнул он.
– Не обращай внимания, мало ли что бабы болтают, живи спокойно.
Слава богу, хоть мама на моей стороне, думал он.
Иначе было бы плохо. А маме всегда можно пожаловаться, не говорить же об этом с приятелями или, тем паче, с Мариной. А вот своим непроходящим страхом за Марину он не мог поделиться ни с кем. Она же дни и ночи пропадала на фирме, завершая работу. На десятое сентября было назначено торжественное открытие нового этажа. Марина не любила, когда он поднимался к ней, даже сердилась.
– Целому дураку полработы не показывают? – смеялся он.
– Не в этом дело, просто я боюсь, ты начнешь давать советы и можешь сбить меня с толку.
– Никогда не позволил бы себе давать профессионалу дилетантские советы, за кого ты меня принимаешь?
– Миша, ну пожалуйста!
– Я не буду ни на что смотреть, просто поцелую тебя. Когда ты рядом, я все равно ничего не вижу, не волнуйся, маленькая.
Как-то он столкнулся в лифте с Гусевым.
– Михаил Петрович, только сейчас заходил наверх, к Мариночке Аркадьевне. Она просто чудеса там сотворила. В таких офисах хочется не только хорошо работать, но даже и жить! Вы видели кабинет для переговоров в узком кругу? А булавинские апартаменты? Шедевр, истинный шедевр! Честно говоря, я даже не ожидал…
– Меня туда не допускают, – развел руками Михаил Петрович.
– Она и меня бы с удовольствием оттуда выставила, – засмеялся Гусев. – Думаю, скоро Мариночка Аркадьевна станет самым модным декоратором в Москве.
Михаил Петрович передал Марине слова Гусева и видел, что она довольна. В последнее время они не всегда вместе ездили на работу и с работы. Это его огорчало, он волновался, считая ее не слишком надежным водителем. В его жизни появилось много поводов для волнений, зато какой радостью было слышать истошный вопль Мишки:
– Ура! Папа приехал!
И выслушивать сообщения о событиях дня:
– Папа, ты знаешь, Сидор наплевал на Сидору с гигантской секвойи! Он завел себе трехцветную кошку, она у Салтыковых живет, хорошенькая. У них, наверное, будут котята Тетя Настя сказала!
– Кто такая тетя Настя?
– Тетя Настя Салтыкова! Она говорит, что котята должны получиться красивые… Папа, я вот хотел сказать… Мама, наверное, забыла…
– Слушаю тебя!
– Насчет собаки… Она мне еще весной обещала, когда дачу в наследство получила, что возьмет собаку…
– Видишь ли, сын, это довольно сложный вопрос…
– Почему – сложный?
– Потому что теперь у нас в доме кошка и кот.
– Ну и что? Кошки, между прочим, прекрасно уживаются с собаками, сам, что ли, не знаешь? Ты не думай, я с ней буду гулять сколько надо, я все сам буду делать… Ну пожалуйста, папа!
– Мишка, а ты уже решил, какого именно пса хочешь?
– Конечно! Золотистого ретривера! Папа, это такие собаки! Они добрые, умные, а красивые какие!
– Хорошо, я учту. Но давай договоримся. Мы заведем ретривера, но не сейчас.
– А когда? – Голос у Мишки упал.
– Ближе к весне.
– Почему?
– Понимаешь, мы с Сидором теперь тоже будем жить у вас, и надо нам всем как-то обжиться. Неизвестно ведь еще, как твоя Клипсидра будет вести себя в городе, на своей исконной территории, понимаешь?
Мне тоже надо привыкнуть к новому месту, и маме с Алюшей к нашему с Сидором присутствию, а тут еще маленький породистый щенок, который потребует массу хлопот, будет писать и какать на каждом шагу – Нет, я его сразу приучу к улице!
– Чудак-человек! Породистых щенков месяцев до шести-семи нельзя выводить на улицу.
– Почему?
– Потому что они могут легко подцепить какую-нибудь заразу. Поэтому мы сделаем так. Возьмем в начале февраля двухмесячного щенка, и к моменту переезда на дачу он уже достаточно подрастет, чтобы выпускать его в сад. К февралю уже и мы с Сидором приживемся в доме…
– Папа, ты разве у нас еще не прижился? – сочувственно глядя на новоиспеченного отца, спросил Мишка. – Тебе у нас плохо?
– Да что ты, Мишенька, мне так хорошо, как никогда раньше не было, но просто надо понять, как мы будем жить в городе, где разместить мои книги, где Сидор будет справлять свои надобности. Жизнь, сынок, надо устраивать удобно, чтобы всякие мелкие неудобства не отвлекали людей от главного.
– А что главное?
– Одним словом не скажешь… Но одно я тебе твердо обещаю – ретривер у тебя будет, только наберись немного терпения.
Мишка закрыл глаза, сделал очень глубокий вдох и немного погодя объявил:
– Уже!
– Что – уже?
– Терпения набрался!
До чего же золотой парень достался мне в сыновья. И тут же вспомнил: «Мать умрет, а сын тебе достанется!» Это становилось кошмаром его жизни.
Пятого сентября Михаил Петрович улетел в Роттердам.
– Боюсь, Маричка, твой триумф пройдет без меня, – огорченно сказал он. – Но я не могу не поехать.
– А ты надолго?
– Дней на десять, может быть. Сделаю все от меня зависящее, чтобы управиться побыстрее, но не уверен, что это получится. Прошу только об одном: береги себя, езди осторожненько и не выключай мобильник. Носи его всегда с собой, не оставляй где попало, как ты любишь.
– Хорошо, – засмеялась Марина. На самом деле ей хотелось плакать. От обиды, что день ее торжества пройдет без любимого человека, и от растроганности его заботой и такой явной, несомненной любовью, что она перед ней даже терялась. – .. Ее никогда никто так не любил, разве что Алюша. Отца она не помнила, а мать больше всех на свете любила себя. И Марина решила, что без Миши просто не пойдет на это дурацкое торжество. Она все сделает, а они пусть празднуют без нее. К тому же у нее и платья соответствующего нет. Не было времени этим заняться. Вот и хорошо, что зря не потратилась, туда абы в чем не придешь.
