Любовь старой девы - Дикси Браунинг

По одной программе прошла уже половина «Вот как», а по другой — четверть «Театрального шедевра». Рори смотрела обе передачи, совершенно разного уровня, и не видела в этом ничего несоответствующего, но даже если и видела, то ее это больше не волновало. И вдруг она услышала шелест шин по гравию, совсем рядом с домом. Из любопытства она подошла к двери. Рама с натянутой сеткой была на крючке, и она включила на террасе свет.

И вдруг сердце ее чуть не выскочило из груди. Не будь дурой, прошептала она. Кейн давно уехал, и от него не пришло ни слова. Да она и не ждала ничего. Свадьба отменена, так что у него нет причины возвращаться в Тобакковиль.

На улице было темно. Перед ее домом остановилась длинная, обтекаемой формы машина. Внутри горел свет. Прежде чем она успела что-то разглядеть, дверца машины распахнулась, и на фоне отдаленных городских огней появился силуэт знакомой высокой фигуры.

— Кейн, — прошептала Рори и так вцепилась в дверную раму, что у нее заболели пальцы.

— Рори? — Если бы она не знала его голоса, то могла бы подумать, что в нем звучит нерешительность. Но в голосе не было колебаний, только теплота и зов. Он воспринял ее шаги навстречу так, будто у него не было сомнений в том, что его ждут. И, не успев задать ни один из вопросов, иссушивших ей душу, она оказалась в его объятиях.

Тот же невероятно сладкий рот, о котором она столько мечтала, снова завладел ее губами. Те же сильные руки так сжали ее, будто он хотел всю ее втиснуть в свое стройное, крепкое тело. Два сердца снова забились в унисон, превращая желание в жажду, а жажду в безотлагательную потребность, которая моментально достигла силы тайфуна.

— Боже, как я скучал по тебе, — пробормотал он ей в ухо, подхватил на руки и внес в дом, а она даже не успела перевести дыхание для протеста. — Черт возьми, куда ты делась? Я звонил сотню раз, и какой-то идиот без конца повторял, что телефон отключен!

— Так и есть… Я переезжаю. Да. Правда, я сказала, что уеду к первому, но компьютер не понял, и меня слишком рано отключили.

— Неважно, я уже здесь. — Он поставил ее на ноги рядом с кроватью и снова принялся целовать. Это продолжалось долго-долго, потому что им надо было много сказать такого, чего не выразишь словами. Сначала яростно, а потом более нежно Кейн ласкал ее рот. Без слов он рассказал ей о своей тревоге, о глубоком одиночестве сердца, о страхе, заставлявшем думать, что все случилось только в его воображении, и о еще более ужасном страхе — что, вернувшись, он не найдет ее. — Я чуть не арендовал самолет еще раньше, чем чернила высохли на контракте, но студия смогла устроить мне через час прямой рейс. Боже, а какая гонка была из аэропорта в Гринсборо, хотя!..

Не в силах сдержать себя, Рори снова потянулась к его губам. Причины могли подождать, причины отъезда, причины возвращения. Она знала только одно: Кейн вернулся и, разумно это или нет, она любит его таким, какой он есть, каким был и даже каким когда-нибудь станет.

И он знал это, не нуждаясь в словах. Он целовал ее так, будто впитывал из губ самую ее душу. Он целовал ее нежно, будто стирал всю боль и сомнения, которые обрушились на нее, когда он уехал. И потом он прошептал ей в щеку:

— Я не говорил тебе, но ты знаешь, правда ведь? Моя записка… По-моему, я побоялся написать эти слова. Безумие, ух, в особенности у человека, зарабатывающего на жизнь писанием, верно?

Его записка? Какая записка? Впрочем, неважно. Ведь он вернулся, он здесь, он целует ее так, что она едва стоит на ногах. Он расстегивает ей блузку, и спускает с плеч, и…

— Кейн, что ты делаешь? — задохнулась она, когда он стянул с плеч, а потом и с рук атласные бретельки лифчика и столкнул его к поясу.

— Не можешь догадаться? Через семь дней ты уже забыла уроки?

Взяв в обе руки, как в чашу, ее груди, он наклонился и поцеловал розовые бугорки, а потом просто смотрел на них и на нее, будто никогда раньше не видел женщины.

— Как ты ухитряешься заставить меня терять голову? — прошептала она.

— Не знаю, — просто ответил он. — Не знаю и того, как ты заставляешь меня терять голову, почему я ни на единую минуту не забывал тебя с того мгновения, как увидел среди ночи, когда ты мыла террасу и вздыхала.

Он приподнял ее так, что голые груди вдавились в его твердую грудь, и снова целовал, медленно и очень нежно. Ничего больше от жизни ему не нужно, только быть рядом с этой женщиной и целовать ее со всей своей нерастраченной любовью, и одиночеством, и мечтами, которые накопились в нем за тридцать семь лет нелегкой жизни.

Но этого было мало, и они оба знали, что этого мало. И скоро одежда Кейна и Рори валялась на полу, а она лежала в его объятиях на пахнувших лавандой простынях в своей, собственной девственной постели.

На этот раз все было реально. Ни королевских размеров кровати, ни очарования декадентской ванны, ни вызванных вином фантазий.

Не было ни нервозности, ни неуверенности. Она раскрыла для него свои объятия, и он пришел к ней так, как она тысячу раз мечтала. Только на этот раз все происходило не в мечтах, а наяву, и они оба понимали свои чувства, не нуждаясь в словах. Слова светились в кофейно-карих глазах Кейна, когда он смотрел в янтарные глаза Рори и когда они сливались телами.

Она была плодом, созревшим именно для него. Она созревала для него всю свою жизнь и ждала только его, но узнала об этом поздно — еще немного, и они оба навсегда бы опоздали.

Чувствуя бедрами его жаждущую мужскую плоть, она скользнула вдоль его тела ниже и затеребила ее. Он знал о ней больше, чем она знала о нем, и вдруг ей захотелось рассмотреть все, что в нем есть.

Кейн вскинулся.

— Силы небесные, что ты вытворяешь со мной? — выдохнул он сквозь стиснутые зубы.

— Ты все видел, а я нет. Мне… любопытно. Ты против?

— Любовь моя, если ты хочешь зеркало на потолке и иллюстрированные руководства — пожалуйста. Только на это уйдет около недели, а я не смогу удержаться до тех пор, пока ты не закончишь свое образование.

Закрыв глаза и сжавшись, он терпел ее искушающее исследование, но чувство, которое вызывали ее маленькие твердые ладони, державшие его плоть, превосходило все, что он мог вынести. Опершись на локоть, он сполз чуть ниже, пока его пульсирующая восставшая плоть не оказалась между ее ладонью и мягким животом. Кейн молил всех богов, чтобы не расслабиться, прежде чем она удовлетворит свое любопытство.

В отчаянии он перекатился на бок и увлек ее за собой. Опустив руку вниз, он занялся собственным исследованием.

У Рори перехватило дыхание. Ее рука все еще лежала на его плоти, и Кейн чуть отодвинулся. Однажды в разгар боя его нагрузили тридцатимиллиметровой пушкой. Все проклятые передатчики молчали. И надо было тащить ее до самой базы. Такое чувство он испытывал и сейчас. Полностью нагруженный и готовый взорваться.