Эдера (СИ) - Гридасова В.

— Я предупреждала тебя, чтобы ты оставил свои грязные затеи против семьи Сатти! — напомнила Клаудия.

— Шлюха проклятая! — выругался Франц.

— А ты мошенник, и даже не очень хитрый, — парировала Клаудия. — Лейтенант, окажите любезность: уведите его отсюда немедленно.

— Ты мне за это ещё заплатишь, запомни! — бросил Франц уже с порога.

— Иди, иди, — подтолкнул его лейтенант.

Эдера ни на минуту не хотела отлучаться от больного сына, и все уговоры Марты и Андреа были напрасны.

— Если он умрёт, я тоже не хочу жить, — говорила она глухим, почти беззвучным голосом.

Все слезы, кажется, уже были выплаканы, а вместе с ними ушли и последние силы. Эдера стала похожей на тень, неподвижно застывшую у постели ребёнка.

— Нет, дальше так нельзя! — не выдержал однажды Андреа. — Эдера, ты слышишь меня? Очнись! Сейчас матушка Марта отвезёт тебя к Дальме, а с Валерио побуду я!

У Эдеры не осталось сил даже на то, чтобы сопротивляться, и Марта с Дальмой увели её к машине, поддерживая с двух сторон под руки.

— Валерио, малыш, — сказал Андреа, оставшись в палате с сыном. — Ты меня не знаешь. Но я — твой папа. Прошу тебя, открой глазки! Услышь меня!

В этот момент мальчик сделал слабое движение веками.

— Ты меня услышал? Дитя моё, радость моя! Ты отзываешься на мой голос?

Малыш чуть-чуть приоткрыл глазки, а затем резко их зажмурил и снова провалился в свой тяжёлый болезненный сон.

Когда Эдера утром появилась в палате, Андреа уже почти не верил в то, что видел воочию.

— Не знаю, может, мне померещилось, но он откликнулся, — говорил Андреа Эдере.

— Я думаю, что всё это было на самом деле, — уверенно заявила Эдера. — Ведь твой голос ему знаком! Он слушал его, ещё, когда был здесь, в чреве. И потом, когда родился. Я постоянно включала запись с твоим голосом.

— Эдера, ты обещала рассказать, как мы с тобой познакомились, как подружились. Я хочу побольше узнать о нас двоих.

— Не теперь, Андреа…

— Отчего же не теперь? — возразил Андреа. — Мы ничем не можем помочь Лало, кроме того, что будем сидеть рядом с ним и разговаривать. Пусть он тоже узнает кое-что о своих маме и папе. Может, ему станет от этого немного легче.

И Эдера рассказала Андреа счастливую и одновременно грустную историю их встречи, любви, разлуки и снова встречи.

Состояние Валерио между тем то улучшалось, то вновь ухудшалось. В один из таких критических моментов Андреа, не зная, что ещё предпринять, положил у изголовья сына образок, подаренный Мартой.

— Мадонна дель Джильо всегда оберегала твою маму. Может, она и тебя убережёт. Сынок, ты не можешь умереть, ты должен жить! Чувствуешь мою руку? В ней — жизнь. Если нужно, возьми мою жизнь, только не умирай!..

К утру мальчику стало вроде бы чуть полегче, и Андреа в полудреме откинулся на спинку стула.

— Андреа, как он? — волнуясь, спросила Эдера. — Спит? Зря ты уговорил меня уехать сегодня ночью. Я всё равно не сомкнула глаз.

— Ночью у него был кризис, а к утру наш Лало открыл глазки и посмотрел на меня как-то, я бы сказал, осмысленно.

— Правда? — обрадовалась Эдера. — Сыночек мой, радость моя! — она дотронулась до лобика мальчика и в ужасе отдёрнула руку. — Он холодный! Он умер!.. Ай!..

На крик Эдеры прибежал врач, и ему стоило больших усилий втолковать ей, что опасность, наоборот, миновала:

— Прикасаясь к мальчику, вы все эти дни ощущали жар. А сейчас температура, наконец, упала. И упала почти до нормы! Посмотрите, он стал ровнее дышать.

— Простите меня, доктор, — сквозь слёзы улыбнулась Эдера. — Спасибо вам! Валерио, сыночек, иди к маме! Прижмись ко мне, мой маленький. Ты слышишь, как стучит там, в груди? Это сердце, которое ты слышал, когда был внутри меня. Дитя моё, любовь моя, сыночек мой!

Буйство, которое продемонстрировала Леона при аресте, заставило полицейских передать её в руки врачей-психиатров. Но в клинике она тоже не сразу успокоилась, и какое-то время ей даже пришлось побыть в смирительной рубашке.

Именно в таком облачении, бледную, осунувшуюся, увидела Леону Марта, сердце которой сжалось от сострадания.

— Что, преподобная мать, пришла полюбоваться на результаты происков своей крестницы? — встретила её враждебно Леона.

— Я пришла в надежде утешить твою душу. Твой внук в опасности, но я верю, ты не хотела причинить ему вреда.

— А тогда почему вы держите меня здесь как арестантку?

— Потому, что твой ум болен. Ты одержима ненавистью, местью, высокомерием. Ты стремилась разрушить всё вокруг, но разрушила, прежде всего, саму себя.

— Я только защищалась! Это твоя крестница хочет отнять то, что всецело принадлежит мне! — заявила Леона.

— Леона, опомнись! Что тебе принадлежит? Душа Андреа и Валерио? Твоё высокомерие не знает границ. Ведь даже Господь, вручивший нам наши души, не притязает на них как на собственность.

— Ты говоришь красиво, — горько усмехнулась Леона. — Но у тебя нет детей. И тебе не понять мою боль.

— Я не рожала, это верно. Но я люблю всех моих монахинь, и Эдеру, и твоего Андреа. Все они — мои дети.

— Из нас двоих безумная — ты! — раздражённо заметила Леона. — Оставь меня. Я устала.

— Бедная Леона! Надеюсь увидеть тебя когда-нибудь в мире и в добром здравии.

— Да уйдёшь ты, наконец? — крикнула Леона. — Я ненавижу тебя!

Навестил Леону и Андреа, когда Валерио немного полегчало. Сыну она обрадовалась, стала говорить о том, как любит его, потом пожаловалась на врачей, которые обращаются с ней, словно с безумной.

— Я постараюсь вызволить тебя отсюда, — пообещал Андреа.

— Спасибо, милый, — растрогалась Леона. — Но ты должен знать, что Эдера и Валерио Сатти будут тебе препятствовать.

— Не думаю. Они добрые, — возразил Андреа.

— Не верь им, сынок. Эдера очень коварная. Она не гнушалась ничем, чтобы заполучить тебя в мужья, а главная её цель — прикарманить твои деньги.

— Мама, Эдера рассказала мне историю нашего знакомства, и я ей верю! — раздражённо сказал Андреа. — Прости, я должен идти, выздоравливай.

— Не забудь сказать врачам, чтобы они меня поскорее отсюда выпустили! — напомнила Леона.

— Не забуду, — грустно промолвил Андреа и добавил: — Ты говорила со мной о чём угодно, только не спросила, как чувствует себя мой сын…

— Я как раз хотела спросить, но ты вдруг собрался уходить, — попыталась оправдаться Леона. — Надеюсь, он поправляется?

— Да. Ему уже полегчало.

Когда врач сказал Эдере, что малыш полностью преодолел кризис, она тотчас же сообщила об этом отцу.

— Боже мой, какая радость! Какое счастье! — повторял Валерио, положив трубку. — Матильда! Скоро я увижу моего дорогого внучонка. И каждый день буду видеть, как улыбается моя доченька.

— Интересно, понравится ли Лало этот дом? — мечтательно произнесла Матильда.

— Ты называешь его Лало? — спросил Валерио.

— Да, так зовёт его дочка Чинции, Эдерина. И мне это имя нравится. А когда я произношу: «Валерио», то сразу же вспоминаю одного упрямца и ворчуна.

— Кто бы говорил! — рассмеялся Валерио. — Я представляю, как перепугается Лало, услышав твой голосище! Ребёнку надо будет специально объяснять, что ты — не чудище, которое пожирает детей.

— Будьте спокойны! Со мной он поладит! Все дети любят Матильду.

— Это правда, — согласился Валерио и добавил уже другим топом: — Знаешь, Эдера и Андреа просят, чтобы я позаботился об адвокате для Леоны. Они не хотят возбуждать против неё иск.

— Ох, — горестно вздохнула Матильда. — Я их, конечно, понимаю. Но вообще-то эту злодейку следовало бы засадить за решётку и близко не подпускать к людям.

— Матильда, её надо лечить, а не держать в тюрьме! Ты же видишь, что она в последнее время поступает как больной человек.

— Да. Она и прежде была змеёй, а теперь совсем свихнулась от злобы. Ну ладно, пусть лечится. Теперь, когда Лало выздоравливает, я могу, пожалуй, простить её, — великодушно согласилась Матильда.