Эдера (СИ) - Гридасова В.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но он утверждает, что должен сообщить вам очень важную новость о синьоре Леоне.
— Ладно, пусть войдёт, — разрешил Валерио.
— Я пришёл предупредить вас, — без обиняков начал Франц. — Леона Сатти затевает какую-то опасную интригу.
— Откуда вам это известно? — недоверчиво спросил Валерио.
— Она привлекла меня по одному делу. Хотела получить опеку над Андреа. Но затем почему-то передумала и попросила подыскать ей врача, который засвидетельствовал бы её сумасшествие.
— Простите, синьор де Марки, — раздражённо сказал Валерио, — но вы несёте чушь. Леона отказывается лечь в клинику, потому что не хочет, чтобы её считали душевнобольной. Я вы пытаетесь внушить мне прямо противоположное.
— Я сам был немало удивлён, когда услышал от неё это, — признался Франц.
— А по-моему, — вставила своё слово присутствующая здесь же Клаудия, — это вы вдвоём замыслили какое-то грязное дельце. Я только пока не поняла, в чём оно состоит. Будь добр, объясни!
— Напрасно ты мне не веришь, Клаудия, — обиделся Франц. Я как раз затем и пришёл, чтобы отмежеваться от Леоны Сатти в её опасных намерениях, которые мне тоже неизвестны. Если человек собирается объявить себя невменяемым, то — можно не сомневаться — речь идёт о готовящемся преступлении. А я не желаю быть к нему причастным. И предупреждаю вас: смотрите в оба за Леоной!
— Хотела бы я знать, что он задумал на самом деле, — сказала Клаудия, когда Франц ушёл.
— А меня интересует, что на уме у Леоны, — тяжело вздохнул Валерио.
Глава 19
Получая письма из Италии, Бетси чувствовала себя ещё более одинокой, чем прежде. Андреа писал, что любит её, скучает по ней и с нетерпением ждёт ответа. Ответа, однако, не было, и в последующих письмах всё отчётливее стала проступать обида на Бетси: как могла она так скоро его разлюбить! «Ничего, милый, — плакала над этими письмами Бетси, — пусть я в твоих глазах буду выглядеть предательницей. Я вынесу это! И ты меня когда-нибудь сумеешь забыть…»
Она запрещала себе даже думать об Андреа, но не только письма заставляли вспоминать о нём: вначале ей предложили поехать в Рим на конгресс экологов, а потом… Потом Бетси обнаружила, что она беременна!
Открытие это не ошеломило Бетси и не испугало, а лишь обратило её мысли из прошлого в будущее. Теперь, вспоминая Андреа, она представляла, будто это её подросший сын, ей нравилось, что он такой красивый и добрый.
Отправляясь в Италию, Бетси дала себе слово не встречаться с Андреа и не звонить ему. Но она не могла удержаться от соблазна хоть издали взглянуть на Эдеру.
— Это вы — владелица магазина? — спросила Бетси у продавщицы.
— Нет, — ответила ей Фабиола, — синьора будет здесь после обеда. Вам нужна именно она?
— Не обязательно. Я хотела бы примерить вон, то чёрное платье.
— Да, пожалуйста, — Фабиола провела покупательницу в примерочную.
— Немного маловато в боках, — сказала Бетси, возвращая Фабиоле платье.
— Это не беда! Мы можем выпустить пару сантиметров, — предложила Фабиола.
— Спасибо. Я оплачу покупку и зайду…
— Послезавтра! — подсказала Фабиола. — Но мы можем послать вам платье и на дом.
— Не стоит. Я сама его заберу.
Вознаграждение, полученное от Валерио Сатти, позволяло приобрести дом, и Манетти занялся подготовкой к этому событию с необычайной основательностью. Дом в его представлении всегда ассоциировался с просторной кухней, в которой хозяйничает добродушная женщина, похожая на Лючию, и в ожидании вкусного обеда по пятам за ней следуют трое-четверо розовых крепышей. Мечту о таком доме Манетти лелеял с юности, но долгое время ему приходилось довольствоваться лишь случайными тесными каморками, не говоря уж о тех печальных периодах, когда жизненное пространство вообще сужалось до размеров тюремной камеры. Однако жажда деятельности и неистребимая вера в справедливость, не покидали Манетти ни при каких обстоятельствах, за что он, вероятно, в конце концов, и был вознаграждён.
Теперь у него было всё, что необходимо нормальному человеку: хорошая работа, приличные деньги, любимая жена, даже дом он уже присмотрел… Не было только ребятишек.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Для кого-нибудь другого это могло стать серьёзным препятствием на пути к счастью, но не таков был наш Манетти! Прежде чем оформить покупку дома, он отправился в детский приют.
— Дядя, вы хотите завести себе сыночка? — подбежал к нему шустрый негритёнок, едва Манетти успел ступить во двор приюта. — Заведите меня!
— А разве сюда все приходят только за этим? — спросил Манетти, внимательно посмотрев на мальчика.
— Нет, — ответил тот с грустью, — не все.
— Но меня ты всё-таки почему-то остановил. Почему? На всякий случай?
— Нет, мне показалось, что вы идёте за сыночком.
— А ты не мог бы объяснить, почему тебе так показалось? — Манетти был явно заинтригован.
— Вы… волновались, — не совсем уверенно произнёс мальчик.
— Однако ты наблюдательный! — восхитился Манетти. — Из тебя мог бы получиться прекрасный детектив.
— Правда? — обрадовался мальчик. А вы — детектив?
— Слушай, да ты просто ясновидящий! — воскликнул Манетти. — Сколько же тебе лет? Как тебя зовут?
— Семь! Дженнарино! — с готовностью выпалил малыш, почувствовав, что разговор приобретает желанный для него оборот.
— Ты мне нравишься, Дженнарино! — восторженно заявил Манетти. — Пожалуй, я действительно хотел бы «завести» такого сыночка.
— Так заведите! — не растерялся Дженнарино.
— Пойдём, поговорим сначала с кем-нибудь из взрослых…
— Ой, какой симпатичный! — воскликнула Лючия, взглянув на фотографию Дженнарино. — Только чёрненький, а ты всё толковал о розовощёких.
— Лиха беда начало! — успокоил её Манетти. — Потом можно будет взять и розовощёкого. Ты знаешь, этот парень бежал из семьи, куда его продали, чуть ли не в рабство. Родителей у него нет. По крайней мере, о них ничего не известно. Меня предупредили, что усыновление — дело долгое, но если ты не будешь возражать, то я бы мог договориться, чтоб Дженнарино поселился у нас уже сейчас.
— Гаэтано, мне кажется, что ты договорился об этом, ещё не зная, соглашусь ли я, — Лючия укоризненно посмотрела на мужа.
— Ну… в общем… — замялся Манетти.
— Да не бойся ты, — рассмеялась Лючия. — Мальчик мне сразу пришёлся по душе. Посмотри, какие умнющие глаза! А какая улыбка!
— Значит, поедем за ним завтра же. А пока извини, я должен поработать.
Манетти стал раскладывать на столе чеки и денежные купюры, а затем, набрав какие-то цифры на калькуляторе, удовлётворенно сообщил Лючии:
— Здесь больше шести миллионов! А ещё недавно мне не доверили бы и пустой копилки.
— Это дневная выручка магазина?
— Да. Теперь по вечерам я буду забирать её. Для Фабиолы и синьоры Эдеры это неудобно, да и опасно.
— Гаэтано, я не могу на тебя налюбоваться, — Лючия поцеловала мужа в щёку.
— Подожди, — отстранил её Манетти. — Дай подумать…
— Что-то потерял? Сумма не сходится? — заволновалась Лючия.
— Нет, всё в порядке. Просто меня заинтересовал один чек. Элизабет Браун Фаэнца… Элизабет… — Манетти стал выдвигать ящики стола, где хранились разные бумаги и вырезки из газет. — Вот! Заметка о возвращении Андреа. Ну, точно: канадский эколог Элизабет Браун Фаэнца!
— Ничего не понимаю. Объясни, — попросила Лючия.
— Бетси, женщина Андреа. Она приехала в Рим!.. Пожалуй, надо предупредить об этом синьора Валерио.
За несколько дней пребывания супругов в Риме отношения между ними ухудшились настолько, что оба, не сговариваясь, стали искать помощи и совета у близких им людей. Эдера поехала к матушке Марте, а Андреа решился на трудный разговор с Валерио.
— Мне рассказывали, что ты — не только отец Эдеры, но и ко мне всегда относился по-отцовски.
— Да, мы с Серджио тебя очень любили. Я и сейчас тебя люблю как сына.