Песня орла - Мэрилайл Роджерс

Стоя в зарослях цветущих кустов, клонящих свои ветви под тяжестью розовых бархатных бутонов, Линет увидела, как отец, настигаемый конными уэльсцами, развернув Грома, помчался под защиту леса, и колени у нее задрожали. Неужели Бог услышал ее мольбы о спасении обоих? Пусть, пусть поле полно убитыми и ранеными, но оба живы и, может быть, даже невредимы!

Однако секундой позже девушка поняла, что слишком рано стала возносить свои хвалы, ибо глазам ее открылось ужасающее зрелище. Оставленный своими соратниками, умчавшимися в погоню за скрывшимися в лесу норманнами, Райс стоял на поле один, мрачно глядя куда-то вдаль. Но вот сзади из густых зарослей крадучись вышел один из отцовских бойцов, и в руке у него зловеще блеснул длинный кинжал.

– Райс! – взвизгнула Линет. – Берегись, Райс!

Черный плащ взметнулся подобно орлиным крыльям, когда принц невольно рванулся на крик и ушел от смертельного удара. А лезвие, разорвав одежду, лишь слегка задело плоть; мгновенно развернувшись, Райс, несмотря на задетое бедро, атаковал нападавшего. Норманн тут же уткнулся лицом в грязную землю, захлебываясь собственной кровью.

Девушка, забыв обо всем, ринулась к раненому, но, не заметив прикрытую травой одну из многочисленных мышиных нор, споткнулась, упала, и земля полетела у нее из-под ног. Охнув, она заскользила прямо к подножью холма, в разорванном платье, обнажившем бедра, и с комьями грязи, прилипшими к платью и к растрепанным косам, и – уже в который раз! – почувствовала на себе полуудивленный, полунасмешливый взгляд человека, к ногам которого она так упорно стремилась упасть.

– А как же клятва оставаться там, где я тебе велел? – Как человек, привыкший к битвам и крови, Райс не обращал на свою легкую рану ни малейшего внимания.

– Я не клялась! – С гневом и болью за все, только что пережитое, выкрикнула Линет прямо в лицо спасенному ей человеку. – Ты требовал ее, но я не клялась!

– И тем не менее ты должна была оставаться там. – Неожиданный гнев девушки удивил Райса, но удивление это тут же сменилось вновь поднявшимся в нем желанием, еще более жгучим, чем прежде, тем более что сейчас оно не сдерживалось никакими его обязательствами.

– Да неужели?! – Тон Линет стал таким же едким и насмешливым, как и у него. – Но ведь если бы я тебя послушалась, ты лежал бы сейчас мертвым!

Принц, как всегда, цинично хмыкнул, но все же в глубине его глаз затеплилась благодарность, когда он нагнулся, помогая Линет подняться, морщась при этом от причиняемой раной боли.

Сгорая со стыда от собственного хвастовства, девушка, понизив голос, пробормотала что-то вроде:

"Помогающие коноплянки полезнее павлинов", и поднялась, опираясь на протянутую руку. Взгляд ее тут же упал на глубокую рану, зияющую в разрезе его холщовых штанов, распоротых кинжалом.

– Что? – Райс прекрасно расслышал слова Линет, но все же решил добиться более подробного объяснения, однако Линет, почувствовав под ногами землю, лишь тряхнула головой, как бы говоря, что все это ерунда по сравнению с его раной.

– У тебя опасная рана. Еще немного, и может начаться жар, который, разойдясь по всему телу, в конце концов погубит тебя, – убежденно сказала она, и твердость ее голоса на какое-то мгновение прервала стоны других раненых, лежащих неподалеку.

Но Райс, стремясь упрочить шаткий барьер, еще кое-как стоявший меж ними и падающий на глазах от каждого слова девушки, сказал в ответ нарочито грубо и жестко:

– Мне? Что-то угрожает? Неужели ты думаешь, что разбираешься в ранах лучше меня?

Линет тяжело вздохнула и, краснея до корней волос, приподняла белое платье, оголив тем самым ногу, и своим маленьким дамским кинжалом отрезала подол рубашки. В руках у нее оказалась длинная полоса зеленого шелка.

– Да. Сейчас думаю. – И с этими словами, высоко держа в руке зеленую ткань, развевающуюся в ее руках, как воинский вымпел, она подошла к принцу, глядевшему на эти приготовления недоверчиво прищуренными глазами, но все же покорно усевшемуся на ближайший поваленный ствол.

– Ладно, сдаюсь, – согласился он, понимая, что Линет от своего не отступится, а умчавшиеся в погоню воины скоро уже вернутся и начнут собирать раненых, дабы отвезти их к многоопытной врачевательнице Юнид. Словом, чтобы не утруждать пустяковой раной добрую женщину, которой и без него предстояло тяжелая и долгая работа, принц решился отдать себя в руки Линет, удивляясь тем не менее, как это она собралась врачевать воина в полном вооружении.

Но Линет об этом не думала. Первым делом она спустилась к ручью и намочила небольшую часть шелка. Набросив сухую часть полосы себе на шею, она вернулась к Райсу, встала перед ним на колени и низко нагнулась, чтобы как следует осмотреть рану, ибо, подобно всем леди, живущим в замках, она была достаточно сведуща в лечении боевых ран и сразу оценила справедливость замечания Райса о незначительности раны. Однако сама она тоже не ошибалась: открытая поверхность раны немедленно требовала повязки.

Нежно отогнув края разорванных штанов, девушка приложила влажную ткань прямо к ране, а затем туго забинтовала ее.

Райс тяжелым взглядом рассматривал склоненную над его бедром густую массу каштановых волос и тонкие пальцы, ловко и бережно бинтующие раненую плоть. Пальцы эти были легки и прохладны, но жгли его жарким огнем желания, и Райс невольно выпрямился, стараясь скрыть слишком живую реакцию своего тела.

Линет, стоявшая между его колен, вздрогнула от этого движения и подняла взор к золотым искрам, сыпавшимся из черных бездонных глаз. Лицо Райса застыло, и лишь бьющийся на горле пульс выдавал смятение и призыв. Ресницы Линет упали на бледные щеки, чтобы Райс не прочел в них ответную нежную страсть.

Тогда принц решительно отвел ее руки и заставил девушку встать, поднимаясь и сам.

– Битва выиграна, и пришло время уходить.

"Уходить… – насмешливо подумал он. – Уходить от развалин Абергеля и бежать от невинности, бороться с которой больше невозможно".

К вечеру небо снова затянулось тучами, и в главном зале Рэдвеллского замка собралось невиданное доселе количество народа, начиная от простых мальчишек и заканчивая благородными воинами с сакским лордом во главе. Всех их привело сюда любопытство – какую кару придумал хозяин для провинившегося часового. Высокородные стояли посередине, оттесняя сервов к холодным каменным стенам и образуя в центре зала небольшой круг. Развязка приближалась.

– Ну! – громко и глухо провозгласил Годфри, заставляя всех умолкнуть. – Извиняйся же, если осмелишься! – И, наблюдая за несчастным, граф неожиданно с гордостью подумал о дочери, у которой хватило чести и такта не присутствовать при подобном зрелище.