Перекресток волков - Ольга Белоусова

— Ты говоришь об этом так спокойно…

Вновь и вновь рушились стены магазина, вновь и вновь я прикрывал собой беспомощное детское тельце. Стараясь отогнать эти видения, я зажмурился. Дьявол умер. А я никогда не убивал детей.

— Ненависть, настоящая ненависть, выедает все внутри. До последней капли, до последней мысли. Я слишком долго ненавидел. Я пуст. Я ничего не забыл, у меня просто нет сил для чувств.

— Пойдем обратно, — предложил Бэмби. — Холодает…

Я поднял голову. Солнце припекало как никогда.

— Все, больше никаких страшных историй, никаких откровений и легенд. Завтра, если тебе не станет вдруг хуже, мы отправимся к Северному озеру. Вот там-то тебе точно понравится…

Пока мы возвращались домой, Бэмби ни разу ни обо что не споткнулся.

— Ты возьмешь меня в город?

Мы сидели на берегу озера. Лиза болтала ногами в воде, разгоняя мелкую рыбешку и головастиков. Яркое июльское солнце высветило множество веснушек у нее на лице и плечах. Веснушки делали ее очень смешной.

— В город? — переспросил я.

— Не прикидывайся глухим! — порекомендовала сестренка, чувствительно ткнув меня кулачком в бок. — Ты обещал показать мне людей, — она довольно зажмурилась. — Люблю такое солнце… горячее, но не обжигающее… Вода теплая! Искупаемся, Ной?

Не дожидаясь моего ответа, Лиза скинула майку и шорты, разбежалась и нырнула. Я только и успел, что отвернуться раньше, чем она полностью обнажилась.

— Иди сюда, Ной! — крикнула она, выныривая уже на середине озера.

Помедлив пару секунд, я прямо в джинсах вошел в воду. Босые ступни увязли в иле. На плечо вдруг опустилась большущая стрекоза, передохнула и полетела дальше. Я улыбнулся ей и своим мыслям, оттолкнулся и поплыл, разгоняя суетящихся на водной глади жучков-плавунов. Плыть в джинсах, пусть и обрезанных до длины шортов, было очень неудобно, но и раздеваться в присутствии девушки не хотелось.

— Ну и чего ты? — ехидно поинтересовалась Лиза.

— А?

— Приятно тебе бултыхаться в штанах?

— М-м…

— Ной! — Лиза громко рассмеялась. Вода подхватила ее смех, унесла к берегу и дальше, в лес. — Ной! Ты меня стесняешься, что ли?

— Ты еще всему поселку об этом расскажи, — буркнул я и нырнул. Здесь было не глубоко, не больше четырех метров. В зеленой воде в такт течению медленно шевелились водоросли. Я сорвал красно-зеленую веточку, вынырнул и сунул ее в руки Лизе.

— Спасибо, — она воткнула веточку в волосы, перекувыркнулась через спину и вынырнула, отфыркиваясь.

— Ты похожа на русалку в веснушках, — заметил я.

— Это комплимент?

— Не-а…

Лиза обхватила меня за шею, потянула за собой вниз, в мутную зелень. Когда я, наконец, сумел вырваться из ее цепких объятий, она легла на спину и изрекла:

— Уверена, в городе ты был любимчиком всех девчонок…

— Не был, — почему-то с грустью возразил я и, снова нырнув, задержался у самого дна. Пальцы царапнули дно, зачерпывая податливый песок. По шее хлестнул рыбий хвост. Оглушающая тишина внезапно ворвалась в уши. Испугавшись, что она поглотит меня, я что было силы оттолкнулся от дна и рванулся вверх, к солнцу, ветру и моей смешливой кузине.

Лизы рядом не было. Я повертел головой, заставляя себя не поддаваться панике. И оказался прав. Лиза лежала на берегу, широко раскинув руки, и что-то мурлыкала себе под нос. Я выполз следом, упал на траву рядом с сестренкой, стараясь не смотреть в ее сторону, и сказал как можно спокойнее:

— Я тебя потерял.

— Угу, — пробормотала она довольно.

— Почему ты всегда так быстро меняешь решения?

— А почему ты всегда такой зануда?

Я не нашелся, что ответить. Никогда раньше меня не называли занудой.

— Бэмби еще спит, — сообщила Лиза, глядя в небо.

— Зря я его сюда потащил, тяжелый был переход.

— Тяжелый? — презрительно фыркнула Лиза. — С каких это пор семь часов ходьбы стали тяжелым переходом?

— С таких, когда в этом переходе участвует человек. К тому же человек, еще не окончательно оправившийся от волчьей лихорадки.

— Я не подумала об этом, — с раскаянием в голосе произнесла сестра. — Наверное, надо приготовить ему что-нибудь поесть, да?

— Надо, — согласился я. — И не только ему. Я тоже есть хочу. Займешься?

— Займусь. Только чуть позже, ладно? Солнце слишком уж соблазнительное..

Она перевернулась на живот, и я облегченно вздохнул, получив, наконец, возможность смотреть по сторонам.

— Лиза, ты не могла бы больше не купаться голышом?

— Почему? — спросила она.

— Потому что мы уже не дети…

Я почувствовал, что краснею. Хорошо хоть сестренка не смотрела на меня.

— Не буду, — сказала она, помолчав. — Твоему другу это, наверное, тоже не понравится?

Я подумал, что Бэмби-то уж точно это очень даже понравится. Но говорить ей этого не стал.

— У него девушки нет? — неожиданно спросила Лиза.

— Что? — разомлевший под горячим солнцем, я как-то выпустил нить разговора.

— Девушки у него нет? — терпеливо повторила сестра.

— У Бэмби, что ли? — догадался я. — Нет.

— Хорошо… — мечтательно пробормотала Лиза. — Хор-рошо-о…

— Эй-эй! Сестренка! Ты о чем? — насторожился я.

Лиза ничего не ответила. Да и не было нужды. Только слепой бы не увидел, что Бэмби ей нравится. И только дурак бы не понял, чем это все может закончиться. Бэмби я предупредил. А вот предупреждать Лизавету было пустой тратой времени. Потому как моя кузина всегда и на все имела собственное мнение.

— Так ты возьмешь меня в город? — спросила она через пару минут.

— Ну и кто из нас двоих после этого зануда?

— Не увиливай, братец! Ты обещал мне!

— Обещал, — согласился я. — А раз обещал, значит возьму.

— Хорошо… — она потянулась, переворачиваясь на спину. Я закрыл глаза и с угрозой в голосе сказал:

— Оденься! Если Бэмби сейчас проснется и увидит тебя в таком виде, ты не то что в город не пойдешь… ты у меня неделю сидеть не сможешь!

Зашуршала одежда.

— Ты — зануда. Диагноз окончательный и обжалованию не подлежит.

Я проигнорировал ее высказывания. А когда открыл глаза, на Лизе уже снова были шорты и майка.

— Доволен?

— На русалку ты больше не похожа, — ухмыльнулся я. — А вот на лесную ведьму очень даже. Правда, Бэмби?

— У тебя глаза на затылке, что ли? — поинтересовался за моей спиной человек.

Лиза засмеялась.

— Так он же волк! Он тебя по запаху чует… метров за двадцать…

Я тоже засмеялся.

— Ты громко ходишь, громко дышишь и не по-нашему пахнешь, Бэмби. Для того чтобы узнать тебя, глаза на затылке совсем не нужны.

— Угу.

— Не зацикливайся! Лучше иди, искупайся, вода отличная! А Лиза нам пока что-нибудь поесть сообразит.

— Из «чего-нибудь» только заяц и печеная картошка, — объявила Лиза. — Заяц на костре будет немного жестковат… На купание вам минут сорок. Э нет, Ной, ты сперва мне костер разожги! Что я, по-твоему, сама с ним возиться должна?

Бэмби послушно полез в воду, я так же послушно побрел в лес за дровами. В обществе Лизы мы вообще старались вести себя послушно…

Под моими ладонями плясали ласково веселые языки пламени. Лиза поворачивала на вертеле заячью тушку и мурлыкала под нос:

Я не жила в деревне, я — городская песня,В моем дворе асфальтом закатана сирень,Я вью гнездо из камня на оголенном месте,И головною болью я начинаю день…[5]

Ну и ну… Начинать день с головной боли… Врагу такого счастья не пожелаешь!

Бэмби развалился на траве, подставляя солнцу то правый, то левый бок. Я подбрасывал сушняк в костер, принюхиваясь к аппетитным запахам, и улыбался небу, лесу и своим мыслям.

— Все! — удовлетворенно заявила Лизавета часа через полтора. — Можно начинать жевать.

И мы начали. Картошка, хлеб и помидоры, запеченные на углях, таяли во рту. Заяц, естественно, оказался не просто «немного жестковат», а жестковат по полной программе. Впрочем, нас, оголодавших, это мало беспокоило. Мы рвали мясо зубами, глотали его ароматные куски, стараясь особенно их не разжевывать, и запивали холодной ключевой водой. Мы смеялись друг над другом, рассказывали дурацкие истории и старые легенды. Оказывается, у людей их очень много — гораздо больше, чем у нас.

Потом мы снова лежали на траве, сыто жмурились и мечтали каждый о своем…

— По небесному снегу стая алых волков — январские облака…[6] — мягко, нараспев произнесла Лиза. Она вообще часто говорила вот так, «вдруг» и невпопад.

— Что это? — переспросил я.

— Стихи.

Стихи были странными, о чем я ей тут же и заявил.

— Хоку называется… кажется, — неуверенно сказала сестренка. Предположительно, «хоку» должно было извинять их странность.