Право Света, право Тьмы - Надежда Первухина

— Беспокоиться стоит. Ведь убийство человека произошло позже, и значит, этот убийца еще не пойман.

Утром Зое позвонила Ольга:

— Ты уже знаешь?

— Что?

— По местному радио передали. Убийца найден. Тоже безумный оборотень, вроде того, что на нас напал. Его поймали, когда он на птицеферму залез. Два десятка кур успел растерзать, пока его обезвредили. Зоя…

— А?

— Откуда могут взяться безумные оборотни? Раньше у нас их не было.

— Раньше у Стаи был Вожак. Он метил город…

— Фу!

— Метил город, и чужаки не смели приблизиться. А сейчас полное безначалие. Мой отец только считается заместителем Вожака, но эта должность ничего не дает… Ох, подожди, Оля, дай я проснусь окончательно, я полночи не спала.

— Из-за чего?

— Федор объявил себя борцом с мировой нежитью. А я, как ты понимаешь, тоже попадаю в отряд ненавистной ему нежити.

— Зоя… Ты сказала ему о себе?

— Нет. Испугалась, подумала: может, он переменится. Успокоится, поживет немного в нашем городе, привыкнет. И не будет так болезненно реагировать.

— Да уж, реакция отменная. Надо же, в борцы его потянуло. Воин незримой войны. Я попрошу Арсения, пускай он с этим молодым человеком побеседует на темы войны и мира.

— Может, не надо?

— Надо. Сегодня после всенощной будем репетировать пьесу, вот Арсений и поговорит с твоим Федором.

— Оля, знаешь, я почему-то стала его бояться.

— Кого?

— Федора. Оля, можно я к тебе приеду? По телефону это как-то не расскажешь.

— Приезжай, конечно. Жду. Постных плюшек напеку, на огуречном рассоле. Меня Любовь Николаевна научила — сказочная вещь.

…Сказочные постные плюшки действительно были хороши. И на некоторое время примирили Зою с действительностью. Она передала подруге весь свой вечерний разговор с Федором, немного поплакала, съела полбанки абрикосового варенья и почти успокоилась.

— Я скажу ему правду, — решила она. — Отвергнет, так тому и быть.

— В конце концов, — поддержала девушку дьяконица, — не сошелся свет клином на этом Федоре. Можно подумать, уникум. Найдем мы тебе жениха, Зоя, не переживай! После Великого поста повезу я тебя, солнце мое, в свой родной город, в Сергиев Посад. Там молодых, неженатых семинаристов столько!

— Оля, и как ты себе это представляешь? — утомленно улыбнулась Зоя. — Некрещеная оборотниха и будущий священник. Ничего себе союз! Нет, видно, мне надо отказаться от своих абсурдных мечтаний. Родилась зверем — так и живи со зверями. Закон естества.

— «Бог, идеже хощет, побеждает естества чин», — напомнила Ольга.

— К сожалению, это не мой случай, — сказала Зоя, но в словах ее не было безысходной печали. — Ты на всенощную сегодня куда идешь?

— Я хочу пойти в собор. Там владыка служить будет. Архиерейский хор поет — просто душа с телом расстается.

— А я, как всегда, буду в нашем храме. Оль, ты знаешь, иногда стою и боюсь — как выгонят меня сейчас богомольные старушки, закричат: «Оборотень, нехристь! Вон из нашего храма!»

— Не имеют они права кричать. И храм не их, а Божий. Не старушки богомольные в храме хозяйки, а Бог. Это Его дом, люди в том доме гости. Мало ли кто к Хозяину в гости приходит! Дело других гостей на это вежливо не обращать внимания. Погоди… Раньше ты никогда мне такого не говорила. Тебя кто-нибудь в храме обидел?

— Нет. Но я боюсь, что после этого убийства, после разговоров о безумных оборотнях на меня и подобных мне будут смотреть не так.

— А вот это тебя волновать не должно, как и кто на тебя смотрит. Ты не гривенник, чтобы всем нравиться. Другое дело — переживать, чтобы новых несчастий не случилось. Вдруг эти безумные оборотни теперь валом в наш город повалят? К теплым местам.

— Нет, это исключено. Сегодня отец встретится с Вожаками кошколюдов и медведей. Они должны договориться о создании заслона. И образовании специальных патрулей, которые будут задерживать каждого подозрительного типа, являющегося в город.

— У тебя опять лицо мрачнее тучи. Давай лучше свои роли порепетируем.

— Погоди, Оля… А что, если он прав?

— Кто прав?

— Федор… Когда говорит, что надо вести беспощадную борьбу со злом, что нужно уничтожать таких, как я.

— Это не борьба со злом. Это тоже зло. Может, еще большее. Кто мы, чтобы брать в руки меч и судить о добре и зле? И кто те, собирающиеся судить нас? Этот Федор — он кто? Чудотворец? Великий подвижник? Аскет? Мудрец? Откуда у него духовный опыт и зрение, чтобы видеть, где добро и где зло? Какой особенной благодати он сподобился, что считает себя вправе судить о таких высоких сущностях?! По-моему, он просто подвержен греху самонадеянности. Сама же говорила, знамения ему виделись, откровения давались от Бога. Скажите, какой пророк Исайя! Не всякому знамению и не всякому откровению нужно верить. Этому Федору надо бы с нашим владыкой побеседовать… О, кстати! В ближайшее воскресенье владыка Кирилл проводит душеполезные чтения. Пригласи своего юного воителя и борца со злом.

Пусть он узнает архиерейскую точку зрения на эту проблему… А теперь —давай за роли. Завтра уже Введение, а у нас спектакль сырой!

— Да. Надо его подморозить.

— Ну, за этим дело не станет.

Праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы всегда приходил в Щедрый вместе с самыми суровыми морозами. Но морозы не останавливали богомольцев — на праздничную всенощную в храм тек и тек народ, топал валенками на паперти, оббивая снег, толпился у свечного ящика, пошумливал, судачил о том о сем.

Зоя пришла на службу загодя, встала, как всегда, в притворе, под написанной на стене иконой священномученика Власия. Этот святой почитался за покровителя всякого домашнего зверя, а Зое хотелось верить в то, что и она тоже зверь домашний. В руках Зоя держала книжечку — краткий богослужебный сборник, по нему она вычитывала, какие стихиры поются в эту праздничную службу. Зое хотелось тишины и мира душевного, хотелось настроиться на торжественный лад богослужения, чтобы сердце вдруг охватило, как в детстве, радостное, волнительное предчувствие-предвкушение скорого праздника и исполнения заветных желаний… Девушке было нелегко вспоминать разговор с Федором, а потом и позднюю беседу с вампиром — эти разговоры бередили душу, от них перехватывало дыхание и хотелось плакать. Чтобы не было слез под светлый праздник, посвященный тому, как благочестивые Иоаким и Анна ввели юную Деву Марию в храм, Зоя принялась шепотом читать стихиры:

— «Во святая святых Святая и Непорочная Святым Духом вводится, и святым ангелом питается, суть святейший храм Святаго Бога нашего…»

— Смотри, вон она стоит, — змейкой вполз в уши шепоток.

«Это не обо мне, — подумала Зоя. — Я всегда здесь стою. Я никому не мешаю».

— Нет, какое ж надо бесстыдство иметь, какую наглость! Смотри, стоит, будто ее это и не касается! Вот дрянь какая!

«Обо мне или не обо мне?»

— Когда же на них управа-то найдется, на окаянных! Уж и в храм повадились ходить! Эй, ты!

«Вот теперь это точно ко мне!»

Зоя подняла глаза от книги. Напротив нее стояли две старушки клинически благочестивого вида. В глазах старушек горел огонь священной ненависти.

— Что вам нужно? — тихо спросила Зоя. Старушка, явно изможденная круглогодичными

постами и оттого находящаяся в степени крайней гневливости, зашипела:

— Ни стыда нету, ни совести! Не пяль зенки-то бесстыжие! В церковь пришла! Нельзя тебе в церковь и носа показывать!

— Почему? — Голос Зои осип.

— Ты нехристь окаянная, бесовка проклятая, оборотниха! Вы людей убиваете-рвете, а потом в церковь приходите грехи замаливать!

— Я никого не убивала. — Голос Зои был так же тих, но в нем появился металл.

— Не убивала, так убьешь! — взвилась вторая старушонка. От ее вопля люди в притворе заоборачивались, заволновались — стало любопытно, кому же бросают такие обвинения. — Отродье адово, веры вам нет! Всех вас надо колом осиновым!

— Я вам мешаю? — спросила Зоя.

— Мешаешь! Да тебе и жить-то не положено, паскудница! Убирайся из храма, место святое не скверни!

— После тебя, как после собаки паршивой, церковь заново святить надо! — заявила старушонка-постница. — Убирайся!

— Послушайте! — закричала Зоя. — Какое вы имеете право так со мной поступать?!

— Потому что мы люди крещеные и православные, а ты нет! Ты вообще нелюдь! Убирайся!

Тут, видно, среди толпы пронесся слух, что из церкви гонят оборотниху. А так как город был здорово взбудоражен недавним убийством, то вопль «Убирайся!» подхватили многие.

Зоя беспомощно и затравленно огляделась. Вокруг были люди. Вроде бы люди. Но от них исходил запах каких-то очень жестоких и крупных хищников, изгоняющих пришельца со своей законной территории.

— Прошу вас! — воскликнула Зоя, и тут перепостившаяся старушенция не выдержала:

— Ах, будь ты проклята, анафема тебе! — и вкатила Зое пощечину.