Учитель фехтования - Артуро Перес-Реверте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дон Хайме услышал металлический скрежет. Ручка медленно повернулась, раздался тихий скрип открывающейся двери. Маэстро неслышно выдохнул, сделал глубокий вдох и снова замер, не дыша. Его указательный палец лежал на курке. Как только первая тень проникнет в холл, он выстрелит.
— Дон Хайме? — раздался вопросительный шепот. В его сердце проник ледяной холод, пробежал по венам и медленно сковал все тело. Он почувствовал, как пальцы слабеют, услышал стук упавшего на стол револьвера. Он поднес руку ко лбу, поднялся с кресла, оцепеневший, как мертвец. Этот чуть хрипловатый голос, легкий иностранный выговор мог прозвучать только из потустороннего мира: это был голос Аделы де Отеро.
Женский силуэт возник в голубоватом полумраке и замер на пороге гостиной. Он услышал легкий шелест юбок, затем снова раздался голос:
— Дон Хайме!
Он нашарил в потемках коробку со спичками. В дрожащем свете крошечного огонька тени заплясали на исказившемся лице маэстро. Дрожащими пальцами он зажег масляный фонарь и поднял его высоко над головой, чтобы осветить нечто, вселившее в его душу ледяной ужас.
Адела де Отеро стояла на пороге, сложив руки поверх юбки темного платья. На ней была соломенная шляпа с черными лентами, волосы были подобраны и уложены на затылке. Она казалась смущенной и неуверенной в себе, как непослушная девочка, которая молча просит прощения за то, что вернулась домой так поздно.
— Я должна вам кое-что объяснить.
Сглотнув слюну, Хайме Астарлоа поставил фонарь на стол. В его воспоминаниях возник образ другой женщины — неподвижной, изуродованной, лежащей на мраморном столе в покойницкой. Он подумал, что Адела де Отеро должна была объяснить ему нечто большее, чем «кое-что».
Дважды он попытался что-то произнести, но слова застыли у него на губах. Он стоял не шевелясь, опершись рукой о край стола, а гостья между тем сделала несколько шагов вперед, и полусфера света легла ей на грудь.
— Я пришла одна, дон Хайме. Вы можете меня выслушать?
Голос дона Хайме прозвучал глухо:
— Да, могу.
Она сделала еще шаг, и свет фонаря дошел ей до подбородка, потом до рта, осветил крошечный шрам.
— Это долгая история.
— Кто была та, убитая?
Повисла тишина. Губы и подбородок снова отступили во мрак.
— Потерпите, дон Хайме. Всему свое время. — Она говорила очень нежно, с мягкой хрипотцой, пробуждавшей в доне Хайме противоречивые чувства. — У нас столько времени впереди!
Дон Хайме боялся, что проснется, закроет глаза и, открыв их, обнаружит, что Адела де Отеро исчезла, что она и не приходила.
Гостья протянула в светлое пространство руку ладонью вверх, словно показывая, что ей нечего скрывать.
— Чтобы объяснить вам, дон Хайме, что произошло, я должна вернуться в прошлое, лет примерно на десять назад. — Ее голос казался далеким и отрешенным.
Дон Хайме не видел ее глаз, но представлял себе их пустыми, отсутствующими, устремленными в никуда. Однако позже, когда он вспоминал ту ночь, ему пришло в голову, что глаза эти были в тот момент совсем другими: настороженными, внимательно следившими за выражением его лица.
— В те времена у одной девушки приключилась удивительная любовная история. Да, маэстро: это была настоящая вечная любовь…
Она немного помолчала, словно подбирая слова.
— Вечная любовь, — продолжала она. — Я не стану рассказывать вам подробности, которые, скорее всего, покажутся незначительными и скучными. Скажу только, что этот чудесный роман закончился полгода спустя за границей, зимним вечером, на берегу реки, от которой поднимался сырой туман, закончился безутешными рыданиями и бесконечным одиночеством. Серая зимняя река притягивала девушку, манила к себе, и неожиданно ей захотелось обрести в ее водах то, что поэты называют сладким покоем забвения… Как видите, первая часть моей истории напоминает бульварный роман.
Адела де Отеро прервала свой рассказ и рассмеялась сухим невеселым смехом. Дон Хайме сидел не шелохнувшись и молча слушал.
— И тогда произошло нечто неожиданное, — продолжала она. — Когда опечаленная девица совсем уж было собралась броситься в туманную зыбь, в ее жизни появился другой мужчина… — Она помолчала; ее голос едва заметно потеплел; это было единственное мгновение, когда она смягчила свое холодное повествование. — Этот человек, движимый только состраданием и ничего не ждущий взамен, заметил несчастную девочку на берегу серой реки и вскоре излечил ее раны, вернул ей улыбку. Он стал ей отцом, которого она никогда не знала; братом, которого у нее не было; супругом, равного которому она так и не встретила… Представьте себе, этот удивительный супруг оказался настолько благородным, что ни разу не воспользовался принадлежавшим ему правом… Вы понимаете меня, дон Хайме?
Маэстро по-прежнему не видел ее глаз, но чувствовал, что Адела де Отеро пристально на него смотрит.
— Кажется, понимаю.
— На самом деле понять это довольно сложно, — произнесла она так тихо, что дон Хайме скорее почувствовал, чем расслышал значение слов. Повисла долгая тишина. Дон Хайме начал уже опасаться, что она не захочет продолжать свой рассказ; но через некоторое время ее голос зазвучал вновь:
— В течение двух лет этот человек занимался кропотливым трудом: он создавал новую женщину, совершенно иную, мало похожую на ту девочку у реки, которая дрожа глядела в воду. И по-прежнему ничего не требовал.
— Какое редкое самопожертвование!
— Не думаю, дон Хайме, не думаю. — Она на миг прервалась, словно взвешивая свои слова. — Не так все просто. Нельзя сказать, что им руководило чистое человеколюбие… вероятно, это была страсть творца, упоение властью, но не явное, а живущее где-то в глубине… «Ты самое прекрасное из всего, что я создал», — сказал он как-то раз, и, вероятно, сказал правду: он не жалел ни сил, ни денег, ни времени. В ход были пущены всевозможные средства: роскошные платья, уроки танцев, верховой езды, музыки… фехтования. Да, дон Хайме. Девушка по какому-то странному капризу природы оказалась одаренной фехтовальщицей… Но однажды служебные дела вынудили этого человека вернуться на родину. Он взял девушку за плечи, подвел к зеркалу и кивнул на ее отражение. «Ты прекрасна и свободна, — сказал он. — Посмотри на себя внимательно. Вот то, к чему я стремился». Он был женат, у него была семья и множество забот. Но, несмотря на это, он не собирался покидать свое творение на произвол судьбы. Перед отъездом покровитель подарил девушке дом, где она могла жить безбедно, и, находясь в далеком краю, следил за тем, чтобы она ни в чем не нуждалась. Так прошло семь лет.
Алела де Отеро помолчала и шепотом повторила:
— Семь лет.
Она подошла чуть ближе, теперь он видел ее фиалковые глаза, в которых мерцал свет фонаря. Маленький шрам по-прежнему казался таинственной улыбкой.
— Должно быть, вы, дон Хайме, уже догадались, кто этот человек.
Он растерянно заморгал и приготовился было возразить, однако внутренний голос посоветовал ему воздержаться от поспешных замечаний, чтобы не прервать ее монолог. Она покосилась на него, пытаясь понять причину его молчания.
— Девушка понимала, в каком она неизмеримом долгу перед своим благодетелем, — продолжала она минуту спустя. — В тот день, когда они расстались, она сказала на прощанье всего одну фразу: «Если когда-нибудь я буду нужна тебе, позови меня. Даже если мне придется спуститься в преисподнюю…» Уверена, маэстро, что если бы вы только знали мужество и преданность этой девушки, вы бы поняли, насколько ее слова соответствовали истине.
— Меня удивляет вовсе не это, сударыня, — признался дон Хайме. Она слегка улыбнулась и покачала головой, словно замечание ей польстило. Дон Хайме провел рукой по лбу, холодному как мрамор. Происходящее казалось ему долгим мучительным сном. — Итак, — продолжил он, — настал день, когда этот человек действительно попросил вас спуститься в преисподнюю…
Адела де Отеро взглянула на него пристально: замечание было метким. Она подняла руки и сблизила ладони, награждая его неслышными аплодисментами.
— Превосходное определение, дон Хайме. Замечательное.
— Я всего лишь повторил ваши слова.
— Все равно превосходное. — В ее голосе звучала ирония. — Спуститься в преисподнюю… Именно об этом он однажды меня попросил.
— Неужто так велик был долг?
— Неизмерим.
— И так неизбежна расплата?
— Девушка получила от этого человека все, что имела. И главное — все, чем она стала. Ничто не шло в сравнение с тем, что он ей дал… Однако позвольте мне продолжить. Человек, о котором идет речь, занимал видную должность в некой организации. По причинам, о которых вам несложно догадаться, он ввязался в политическую игру. В игру очень опасную, дон Хайме. Коммерческие интересы привели его к союзу с Примом, и тут он допустил серьезную ошибку — финансировал один безумный революционный проект, закончившийся полным провалом. К сожалению, его разоблачили. Это означало крах, катастрофу. Но положение в обществе и еще ряд причин помогли ему удержаться. — Адела де Отеро замолчала, а когда заговорила снова, голос ее изменился, в нем появились металлические нотки, жесткие и холодные. — И тогда он решил сойтись с Нарваэсом.