Долгая ночь (СИ) - Тихая Юля

А потом, резко перейдя на таинственный шёпот, подмигнула:

— Вы что теперь, этого?..

— Ливи!..

— А что Ливи? Дельный же вопрос.

Я закатила глаза и повела их на кухню.

Они приехали втроём: Ливи, Бенера и Пенелопа. Трис снова не было в городе, и она, как обычно, не сочла нужным никому об этом сообщить; к своему волку она всегда уезжала без предупреждения, а потом делалась такая злая, что не было дураков задавать вопросы.

— Она же недавно совсем ездила, — удивилась я. Трис не была человеком, стремящимся участить встречи с «возлюбленным». — Не рано ли?

— Да хрен их поймёт, — Ливи с интересом осматривалась в квартире.

— Я очень тревожилась, — прошептала Бенера и неожиданно крепко меня обняла, так, что чуть рёбра не хрустнули, — у меня была навязчивая идея, что твоя искра могла погаснуть.

Я неловко обняла её в ответ.

— Здравствуйте, — спокойно сказала Пенелопа. — Рада, что вы в порядке.

— Спасибо, — неловко ответила я.

И только спустя секунду поняла, что она говорила это не мне.

— Мастер Пенелопа Бишиг, — Мастер Дюме отвлёкся от кипящей на плите жестяной кружки с какой-то травой с резким запахом, чтобы церемонно склонить голову и показательно раскрыть испещрённые знаками ладони. — Это большая честь.

Его голос звучал очень хрипло, как будто ему было тяжело говорить. Наверное, он уже почти забыл, как это делается.

— Мастер Дюме вне Рода, — Пенелопа повторила его жест. На левой ладони у неё была небольшая татуировка с непонятными знаками, правая ладонь была пустой. — Честь только для меня. Вы можете не утруждать себя речью. Следует ли мне сообщить о вашем визите в Конклав?

Он покачал головой.

— Я уважаю ваше решение, — она кивнула. — Где я могу разместить своё сопровождение, чтобы не претендовать на контроль над вашим пространством?

Мастер Дюме выключил плиту, обхватил кружку через застиранное кухонное полотенечко в дурацкий цветочек и показал жестом: мол, идите за мной. Горгульи отклеились от Пенелопы и послушно потопали за ним след в след.

Сегодня их было две: нечто вроде крылатой собаки высотой по колено и крошечное, худое как скелет двуногое создание с клинками вместо кистей рук. Мастер Дюме предложил им встать в ванне, задёрнул шторку и прикрыл дверь. Я знала, что колдуны как-то делят между собой территории, даже если формально она никому из них не принадлежит, и с этим связаны бессчётные правила их внутреннего этикета, но наблюдала это нечасто.

На кухню мастер Дюме не вернулся: ещё раз кивнул и ушёл в дальнюю комнату.

— Вы находитесь под давлением и хотели бы, чтобы Конклав знал об этом? — невозмутимо спросила у меня Пенелопа, которая минутой раньше «уважала решение» мастера Дюме.

— Пока нет, — растерянно ответила я.

И хотела было спросить, при чём здесь Конклав, но вмешалась Ливи:

— Так всё, прекратите эти занудства! Малая, ты будешь чай? Кому плеснуть коньяка? Мне нельзя, но я почти не буду завидовать!

Я отказалась, Пенелопа тоже, а вот Бенера выманила у Ливи всю бутылку и отодвинула от себя чай.

— Ну, давай, — велела Ливи.

И я кое-как заговорила.

Девочки знали, что с моей парой есть… какие-то проблемы. Я доверяла им достаточно, чтобы рассказать и про ледяную реку, и про Ару, и даже про ласок, но нельзя сказать, что они воспринимали эту историю особенно серьёзно. Весь масштаб был ясен только Трис, и первую неделю она была в чистом ужасе и порывалась, кажется, то ли сообщить обо мне в полицию, то ли наварить декокта «Чистый разум» в промышленных количествах и подливать мне во все жидкости, даже в суп. К счастью, она всё-таки справилась с этой реакцией, хотя и косилась на меня странно.

— У мохнатых такие интересные проблемы, — добродушно сказала Пенелопа, когда я закончила.

И закурила прямо там же, на стуле, даже не открыв окна.

— Малая!..

— А. Точно.

Пенелопа закатила глаза, потушила сигарету в чае и принялась его пить, как так и надо.

Я ожидала, что разговаривать при ней будет неловко, и недоумевала, зачем вообще Ливи потащила её с собой, разве что посчитала, что меня нужно спасать с применением тяжёлого вооружения. Но оказалось, что Пенелопа не так плоха: она по большей части молчала, иногда уместно шутила и в целом вела себя умеренно развязно и доброжелательно. Чувство юмора у неё, правда, было своеобразное: оно ассоциировалось скорее с пацанами в трениках, чем с бесстрастной и бесстрашной Бишиг. И смеялась она то подчёркнуто интеллигентно, то громким грубым гоготом.

Бенера молчала, только встревоженно вцепилась в мою руку. Зато Ливи, похоже, перенервничала, и теперь отжигала: то так, то эдак подъезжала к живо волнующей её теме моей личной жизни.

— Ну так вы теперь это, того? И как он?

— Ливи!..

— Что Ливи? Ну что Ливи? Я о тебе же и беспокоюсь. Или ты так и собралась помереть непорченой? Это можно, конечно, но поверь моему опыту — будет очень жалко! Он у тебя что ли пугливый, в себе неуверенный и, как все мальчики, думает, что у него маленький?

— Ливи!! Он же на балконе заперся, вдруг ему слышно?

— Ой да ну и ладно, пусть слушает. Ты взяла с собой тот комплект с кружавчиками, который не хотела покупать ещё на первом курсе? Ты его надень, поулыбайся. Мальчик-то красивый!

И Ливи окончательно разошлась и принялась на скалке показывать, как правильно «челемякать бибу». К моему огромному удивлению, Пенелопа охотно участвовала в этом безобразии, и они на пару подбирали дурацкие сравнения, чтобы описать тактильные характеристики всяких там объектов.

— Ливи очень переживала, — тихо сказала мне Бенера. Обычно она, как все лунные, избегала телесных контактов, а сегодня вцепилась в мою руку и всё никак не отпускала. — Она обзванивала больницы, а я заглянула в глаза всех городских статуй.

— Я вижу, — шёпотом ответила я. И легонько коснулась плеча Ливи: — Всё хорошо. Извини, надо было… позвонить.

— Дура ты, — всхлипнула Ливи, резко позабыв про все бибы. А потом махнула рукой и повисла у меня на шее. — Дура!

И она, наконец, успокоилась. Задерживаться было неловко — поздно, а из-за всего этого ни Арден, ни мастер Дюме не ужинали; но мы посидели ещё с полчаса, болтая обо всякой теоретической ерунде, вроде кровных клятв, запретной магии и чёрнокнижников.

Они уже собирались, когда я не выдержала:

— Пенелопа! Что ты думаешь про смерть Барта Бишига?

— Кого?

— Барт Бишиг. Колдун, он жил в столице Кланов.

Она поправила кольчугу, надетую прямо поверх полотняной рубахи, а потом смягчилась — насколько она умела смягчаться.

— Ты ошиблась, но я понимаю твоё замешательство. Колдуна по имени Барт Бишиг нет уже тринадцать лет, с тех самых пор, как папа счёл допустимым отречься. Судьба Барта вне Рода лично мне безразлична, а Конклав испытывает облегчение и беспокойство.

Я смотрела на неё круглыми глазами, и Пенелопа сочла это вопросом:

— Облегчение, потому что колдун такой силы вне оков Рода представляет опасность для гармонии потока. Беспокойство, потому что колдуна такой силы не так-то просто убить, даже если он в камере, со скованными руками и кляпом во рту.

Я помотала головой, сбрасывая оцепенение.

— Папа?

— Давно и неправда, — фыркнула она. — Забей. Я не какая-то там принцесска, чтобы ныть из-за такой херни. Ливи? Пойдёмте, я вас развезу, пока соседка не сдала Марека в социальные ясли.

Пенелопа покрутила в руках ключи от автомобиля на крупной кольце, свистнула горгулий, и они уехали. Последней выходила Ливи, и она, натягивая сапоги, сказала:

— Позвони мне часа через полтора.

__________

* История о Пенелопе Бишиг, её отчасти вещих снах, «дикой» магии, службе во благо Рода, самопожертвовании, личных интересах и браке с человеком-из-за-гор, а также о здоровой диете горгулий будет рассказана в романе «Хищное утро». т1

xxxviii

Когда я позвонила, они рыдали там вдвоём, на разные лады: Ливи и Марек. И если с Мареком было понятно, что делать, — сунуть ему замученную плюшевую химеру, на голову повязать байковую шапочку и взять на ручки, что Ливи и проделала прямо в звонке, отчего он довольно быстро заагукал и запросился ползать по ковру, — то с ней самой было сложнее.