Скриптер - Сергей Соболев

Примечание. Водитель Mercedes Gelandewagen после ДТП скрылся с места происшествия, транспорт был брошен во дворе одного из домов по

Неглинной улице. Имя и фамилия владельца транспорта — известны, причастность выясняется, джип числится в угоне с 29.04 с.г.

Ну что ж, с конфигурацией данного события, с расстановкой персонажей он более или менее разобрался. Теперь можно приступить непосредственно к редактуре; Павел Алексеевич планировал отредактировать финал данного события и имел конкретный план действий.

Работать, кстати, становится все труднее. Некоторые толчки в самой служебной рубке были уже столь ощутимыми, что Редактору приходилось балансировать, перенося вес с ноги на ногу, подобно тому, как это делают бывалые моряки во время разыгравшегося шторма. Впрочем, рабочему процессу эти флуктуации пока не вредили; да и сам Павел Алексеевич слишком был занят своим делом, чтобы обращать внимание на заметно усилившуюся «качку».

В пространстве рубки, перекрывая сторонние шумы, прозвучал громкий голос Редактора:

— Часовщик, принимайте показания операционного времени!

Подсиненный луч фонарика переместился по столу. На короткое мгновение он выхватил из темноты чуть подрагивающий штырь маятника малой «пирамиды». Скользнул по циферблату раскрытых часов Павелъ Буре; затем лег на хронометр.

Петр Иммануилович расфиксировал крепежи всех коррекционных головок прибора для установки времени.

— Я готов!

— Месяц апрель… Тридцатое число… Тринадцать часов пятьдесят семь минут!

— Выставлено!

— Запускайте второй метроном! Остановка времени по моей команде!

Петр Иммануилович отвел в левое крайнее положение маятник большей по размером «пирамиды», чье титановое основание привинчено к столешнице, имеющей в действительности лишь напыление «под мрамор», сразу тремя крепкими, рассчитанными на воздействие мощных деформирующих сил струбцинами из сверхпрочного композитного металла.

Затем — без паузы — отпустил маятник, который качнулся в правое крайнее положение.

В рубке послышались ритмичные и несколько более громкие, чем у «малой» пирамидки, щелчки метронома.

И тут же прозвучал хрипловатый голос, принадлежащий самому возрастному члену их небольшой команды

— Предоперационное время — включено!

Павел Алексеевич произвел на рабочей панели необходимые манипуляции. Событийный ролик «ЧП_ENIGMA» открылся на последней минуте — синхронно с показаниями предоперационного времени.

И тут же, буквально уже в следующую секунду, началось то, чего Павел Алексеевич так опасался. Началось то, к чему он был готов, но к чему ни один редактор не может быть вполне готов по определению.

В рубке разнесся механический голос:

— Внимание, опасность! Внимание, опасность!! Измените конфигурацию на рабочем столе!!

…Тряска и шум стали столь сильны, что уже почти ничего не было слышно; потерялось само ощущение тверди под ногами; так что даже сложно понять, где низ, где верх, где пол, а где потолок…

Теперь уже Павел Алексеевич ощущал себя пилотом воздушного лайнера, который, завалившись в пике, стремительно теряя высоту, содрогаясь, жутко вибрируя каждой своей клеткой от диких перегрузок, несется — почти уже неуправляемый — к приближающейся с каждым мгновением земной тверди…

Щелчки метронома, перекрывая рев разыгравшейся стихии, а также громкие, требовательные, протестующие — и предупреждающие — реплики «антивируса» и всей в целом защитной системы, гулкими набатными ударами отдавались у него в ушных перепонках.

Само же время, казалось, основательно замедлилось; оно стало тягучим, тяжелым, медлительно-свинцовым. В один-единственный период колебания между двумя крайними положениями маятника метронома могла бы уместиться целиком вся огромная, начинающая разгон от горизонта тридцатиметровой высоты океанская волна, поднятая, вздыбленная ураганным ветром…

Редактор Третьего сконцентрировался на своей задаче. Он выделил левым маркером — вырезал из справочного окна — свернувший только что из Ильинки в Ветошный и начавший свой смертельный разгон до скорости примерно в полторы сотни километров в финальной фазе действа массивный джип.

Открыл окно буфера обмена, мгновенно открыл новый бланк, чтобы переместить туда фрагмент картинки с «гелендвагеном», вызвал режим «кодировка».

Напрягая голосовые связки, крикнул человеку, который находился всего в каких двух с половиной метрах от него:

— Стоп время!!!

В ту же секунду Петр Иммануилович остановил — положив правую руку на конус — маятник второго метронома.

— Операционное время выставлено! — своим хрипловатым голосом сказал Часовщик (хотя и не был уверен, что будет услышан). — Объявляю точное операционное время — месяц Апрель, Тридцатое число, тринадцать часов пятьдесят семь минут пятнадцать секунд!..

Едва Редактор поднес вторую десницу к «гелендвагену», намереваясь препарировать скрипт, как на чуть подернутом рябью лазоревом фоне возник черный квадрат нового — всплывшего — окна.

Ага, а вот и «черный ящик» появился!..

— Внимание, опасность! Внимание, опасность!! Вредоносный файл!!! Немедленно измените конфигурацию на рабочем столе!!!

Павел Алексеевич не собирался вскрывать этот «черный ящик», у него другая задумка. Тем не менее, он отметил про себя одну увиденную — пусть и мельком — деталь: где-то в глубине этого открывшегося тоннеля вспыхнули огненные искорки…

И еще (еще) ему показалось, что эти огоньки — адские уголья, иначе не скажешь — имеют некую форму, которая быстро меняется. Это было не хаотическое, но сформированное движение — закрученное по спирали.

То есть, можно предположить, что то, что он видит в открывшемся — вернее, видимом пока лишь частично — пространстве, представляет из себя некий вихрь, нечто вращающееся и вот-вот, кажется, готовое влететь, ворваться огнем, пламенем и осколками прямо в пространство служебной рубки Третьего канала…

Из невидимых динамиков, накладываясь на рев разыгравшейся стихии, отдаваясь в ушах, гремел механический голос:

— Внимание, опасность! Внимание, опасность!! Немедленно удалите вредоносный файл и закройте лишнее окно!!

Павел Алексеевич навел на «черный ящик» правую десницу; щелкнул левой на опцию «ЗАКРЫТЬ». Окно хоть и медленно, но закрылось… Уффф!

Но радоваться долго этой маленькой виктории не получилось. Стоило только Редактору подвести маркер под изготовленную для анализа, для препарирования и последующей редактуры картинку с захваченным в установочное окно «гелендвагеном», как вновь на экране всплыло аспидно-черное окно с разгорающимся где-то в его глубинах вихреобразным пламенем!..

Изображение заметно дернулось, как от мгновенного перепада напряжения; но и на этот раз картинки на экране и в целом заставку с рабочим столом не «сорвало», не закрыло принудительно.

— Внимание, опасность! Внимание, опасность!!

Павел Алексеевич решил — временно — не обращать внимания на весь этот дурдом, на шум, на толчки, на предостережения защитной системы; решил игнорировать их, абстрагироваться от них. А что ему еще остается делать?! Иногда, чтобы добиться нужного результата, приходится рисковать, приходится действовать на грани фола.

Редактор вновь навел десницу на заведенный им в установочное окно «гелендваген».

В открывшемся окне «идентификатора» появилось наконец некое изображение.

Картинка была весьма посредственного качества, размытая, нечеткая.

Но Павел Алексеевич все же успел зафиксировать взглядом, отложить в памяти эту увиденную им картинку: контуры некоего здания, некоего строения с готическими формами… показавшегося ему очень знакомым!

Он не успел произвести более никаких манипуляций по декодировке данного субскрипта, поскольку уже в следующую секунду произошло нечто неожиданное.

Случилось нечто, что его, редактора Третьего канала, сначала удивило, затем встревожило; и, наконец, потрясло — всего до основания, заставив теперь уже вибрировать и его душу.

Окно с готическим символом — закрылось! Но открылось — причем, в самом центре экрана — другое изображение.

Оно было размерами примерно метр на метр.

Сначала в этом окне появилась — соткалась как будто из золотистой пыльцы — стилизованная, похожая на статую в полный рост, человеческая фигура. Черт лица рассмотреть невозможно; но по строению тела, по фигуре, по тому даже, что он — или Он — облачен в тогу с золотой каймой и с пурпурной накидкой на плечах, понятно, что это не женский типаж.

Под «статуей», точно так же собравшись из невесть откуда прилетевшей золотистой пыльцы, появилась — полукругом — надпись: