Путешествие в Египет - Александр Дюма

Бонапарт прибыл в Суэц 26 декабря 1798 года; днем 27-го он осмотрел город и порт, затем 28-го решил пересечь Красное море и посетить колодцы Моисея; в восемь часов утра начался отлив. Бонапарт прошел по прибрежной отмели и оказался в Азии.

Пока он находился у колодцев, ему нанесли визит несколько арабских вождей из Тора и окрестностей, чтобы поблагодарить его за оказанное покровительство в торговле с Египтом; вскоре Бонапарт вновь оседлал коня п направился взглянуть на развалины большого акведука, построенного во времена войны Португалии с Венецией; война эта разразилась после того, как был открыт морской путь вокруг мыса Доброй Надежды, из-за чего торговля последних понесла огромный урон. Вскоре слева от дороги мы увидели этот акведук, по нему вода из источников должна отводиться в резервуары, отрытые близ морского берега, они были предназначены пополнять запасы пресной воды кораблей, проходящих по Красному морю.

Затем Бонапарт решил вернуться в Суэц, но, когда подъехал к берегу, уже стемнело. Вот-вот должен был начаться прилив, и ему предложили разбить палатку на берегу и заночевать здесь, но Бонапарт и слышать ничего не желал, он позвал своего личного проводника и велел ему прокладывать дорогу. Проводник, испуганный тем, что этот приказ исходил от человека, которого арабы почитали пророком, сбился с пути, и они шли на четверть часа дольше; не успели они пройти и половины пути, как первые волны докатились до ног лошадей; как известно, вода здесь прибывает с невиданной скоростью, к тому же в темноте было невозможно определить, сколько еще осталось до берега; генерал Каффарелли, из-за протеза неуверенно державшийся в седле, стал звать на помощь. Его отчаянные крики сразу же внесли сумятицу в небольшой караван; все бросились в разные стороны, и каждый направлял свою лошадь туда, где, по его мнению, находилась суша. Только Бонапарт продолжал невозмутимо следовать за своим проводником. Однако вода все прибывала, лошадь испугалась и отказывалась идти вперед; положение становилось критическим: малейшее промедление грозило гибелью. Проводник, отличавшийся высоким ростом и недюжинной силой, прыгнул в воду, посадил генерала себе на плечи и, держась рукой за хвост лошади, понес Бонапарта, как дитя. Через минуту вода уже была ему по грудь и продолжала прибывать с ужасающей быстротой. Еще пять минут, и судьба мира могла бы измениться из-за смерти одного-единственного человека. Внезапно араб радостно закричал: он достиг берега. Когда обессиленный проводник понял, что генерал спасен, он без чувств рухнул на песок. Караван возвратился в Суэц, можно сказать, без потерь; утонула только лошадь Бонапарта.

Вот что писал Бонапарт двадцать два года спустя на острове Святой Елены, вероятно сохранив на редкость отчетливые воспоминания о том дне: "Воспользовавшись отливом, я пешком прошел по Красному морю; на обратном пути меня застигла ночь, и я заблудился, а вода тем временем прибывала. Я подвергался смертельной опасности, рискуя погибнуть так же, как некогда фараон, чем дал бы прекрасное оружие против себя проповедникам христианства".

Мы тоже оказались на берегу моря, когда вода только что отступила, и момент был выбран как нельзя удачно. Мы свернули палатку, уселись на верблюдов и бросились в море; в самом глубоком месте уровень воды не превышал одного фута, вся переправа заняла сорок минут. В два часа мы уже ступили на землю Азии и, преодолев несколько песчаных холмиков, расположенных у самой воды, оказались в пустыне.

Как только наш караван достиг Синайского полуострова, он сразу приобрел какой-то воинственный вид; все это говорило о том, что мы попали в такие края, где законы природы торжествуют над законами, установленными людьми. Арабалла шел как разведчик в ста пятидесяти шагах впереди каравана, Бешара замыкал шествие, находясь на таком расстоянии, что уже никого не мог развлекать своими сказками и песнями. Так мы прошли около мили, когда Арабалла внезапно остановился и указал копьем на две черные точки, появившиеся на южном горизонте. Талеб приказал двум арабам присоединиться к Арабалле и выехать вперед; этот приказ был исполнен мгновенно: не произнеся ни слова, все трое тут же поскакали вперед и скрылись За качавшимися на ветру слева от нас пальмами, похожими на зеленый островок в пустыне. Караван остановился, и мы на всякий случай приготовили оружие, как вдруг Талеб испустил радостный крик и галопом бросился вперед; наши верблюды тоже припустили со всех ног и быстро домчали нас к зеленому островку, за которым виднелись две черные точки, превратившиеся мгновение спустя в двух всадников - друзей или недругов, этого мы еще не знали. И все же, наверное, друзей, потому что Талеб, отъехав от нас и достигнув маленького оазиса, спешился; наши дромадеры тоже опустились на колени, и мы оказались близ пяти очаровательных фонтанов, стоящих в тени десяти пальм со свежим нежнейшим кустарником у подножия. Мы достигли колодцев Моисея: именно здесь останавливались израильтяне и возносили благодарственный молебен. Тогда Мириам, пророчица, сестра Аарона, взяла "в руку свою тимпан, и вышли за нею все женщины с тимпанами и ликованием.

И воспела Мириам пред ними: пойте Господу; ибо высоко превознесся он, коня и всадника его ввергнул в море" 5.

Мы же, далекие от молитв, немедленно погрузили лицо и руки в древний источник и были еще всецело этим заняты, когда появились Арабалла и его спутники; за ними двигались двое всадников в черных одеждах - монахи с горы Синай; Талеб узнал их издали по одежде и поэтому испустил радостный крик и заставил нас мчаться галопом к колодцам Моисея.

Монахи слезли со своих дромадеров и сели рядом с нами; в пустыне существует либо дружба, либо вражда - здесь или делят палатку, хлеб, рис, или же обмениваются ударами копий, выстрелами из карабинов и пистолетов. У вновь пришедших не было враждебных намерений; мы же, едва узнав, что они принадлежат к монастырю, куда мы направлялись, крайне обрадовались этой удачной встрече; знакомство состоялось; монахи приветствовали нас по-латыни, а мы, как умели, отвечали им. Абдулла уже принялся за дело, и господин Тейлор предложил гостям разделить с нами трапезу; они согласились. Мы сели в тени пальм на чуть влажный песок и вскоре почувствовали безмятежность и благоденствие, которые не испытывали с самого отъезда из Каира. Настал час откровений, мы воспользовались этим и попросили наших гостей объяснить непонятное для нас явление: как двое беззащитных людей, без проводников и без оружия, из богатого монастыря не боятся путешествовать по пустыне, рискуя быть убитыми или ограбленными. Ведь первые же встречные арабы могут потребовать у них выкуп, и тогда не спасут ни возраст, ни принадлежность к религии, ни костюмы; мы выразили нашим благочестивым гостям восхищение их мужеством.