Оружие Возмездия - Олег Дивов

Знавал я деятеля, умевшего спать стоймя. Ему только нужна была точка опоры. Если он мог хотя бы одним пальцем за что-то зацепиться, то лошадь изображал отменно.

Механика-водителя дежурного тягача из оного дежурного тягача вышибали кувалдой. С точки зрения акустики все машины с легким бронированием – кастрюли. Хорошие кастрюли, прочные, кулаком не достучишься, сапогом тоже. А вот ка-ак дашь по борту кувалдометром!..

Содержимое кастрюли наружу так и прыгнет.

Я научился этому трюку у подполковника Миронова. Думаете, как еще он выколотил из запертой кашээмки те двадцать человек?

Сам я регулярно отрубался, стоя (точнее, сидя) помощником дежурного по части. Исключительно после обеда, когда до передачи дежурства оставалось несколько часов. Сижу за пультом, никого не трогаю, бац! – нету меня. Как утюгом по голове. И почему-то обязательно я должен был напустить слюней на пульт! Стыдоба. Когда я понял, что с проблемой внезапного отруба мне не справиться никак, то внес рационализацию. На пульте лежало несколько пухлых тетрадей и амбарных книг. Я из них сооружал стопочку, и… Заходят как-то два наших офицера, один меня о чем-то спрашивает. Я, полусонный, мучительно пытаюсь сообразить, чего ему надо. А второй говорит – да ладно, оставь парня в покое, видишь, он уже подушку себе приготовил!

Спали экипажами, батареями и дивизионами. Падали в самый неожиданный момент. Помню, очнулся на политзанятиях, конспектируя какую-то мутатень, которую нам вслух задвигали. Очнулся, потому что выписывал каракули уже на парте, а не в тетради… Собрания всяческие плодотворно у нас шли – передние ряды сидят прямо, делая вид, что внимательно слушают, а задние головами им в спины уткнулись и тихо сопят.

Но больше всего любили спать на посту. Некоторых молодых и несознательных, конечно, на этом деле ловили и наказывали. Мы, соответственно, добавляли им от себя. Опытный боец – не тот, кто может заснуть где угодно и когда угодно, а тот, которого не «спалят». И тот, который не допустит «палева» своих товарищей. Стоило дежурному по части отлучиться – тут же где надо раздавались звонки, и офицера повсюду встречали бодрые веселые лица.

Бывало и наоборот. Однажды, когда дежурный ушел проверять, как несет службу наш художник Витя, сам Витя позвонил в казарму. Представился прапорщиком Хуевым из санэпидстанции и пообещал, что утром явится комиссия проверять наши сортиры на наличие ботулизма.

Вернувшись в казарму, дежурный долго не мог понять, отчего такой страшный шухер и все по уши в хлорке.

Витя тоже удивился – он же по-русски сказал: прапорщик Хуев…

А я как-то летней ночью лежал на теплой бетонке у внутренних ворот парка. Смотрел на звезды, размышляя о множественности обитаемых миров. И услышал за воротами «бух-бух-бух» и «хрр-хрр-хррр». Ну точно, думаю, это крадется в парк толстый и одышливый капитан Мужецкий. Я встал. Топанье и хрюканье утихло. Недоуменно пожав плечами, я лег. Через некоторое время проверяющий выдал себя вновь. Я опять вскочил. Никого. Что еще за галлюцинация?!

И тут из-под ворот появился ёжик. Громко топая и деловито фыркая, он пробежал мимо и скрылся в глубине парка.

Я проводил его умиленным взглядом, и вдруг мне остро, болезненно, почти до слез захотелось домой.

ГЛАВА 14

Стояли по части с майором Кудиновым.

– У меня требование к помощнику дежурного одно, – сказал Кудинов, заступая на пост. – Чтобы пепельница была очень большая и всегда под рукой.

Я принес ему бачок для проявки фотопленок.

Кудинова в ББМ любили. Он, во-первых, был очень грамотный пушкарь, во-вторых, настоящий офицер, с «афганским» прошлым, а в-третьих, мог под настроение такое отмочить, что на его фоне самые изобретательные деды выглядели бледно.

Когда они с подполковником Мироновым садились играть в нарды, казарма сотрясалась от хохота. Эти двое постоянно мухлевали и громогласно издевались друг над другом. Общались преимущественно афоризмами. Вышли как-то покурить на свежем воздухе. Мирон с задумчивым видом сигарету разминает, Кудинов просит – дай мне тоже. Мирон ему машинально эту и сует, мятую. Кудинов берет, смотрит на нее и говорит: «Чтоб тебе жена такая же досталась!».

Однажды Мирон купил пластиковое ведро для мусора. И тут построение. Ну, стоит героический первый дивизион, Мирон во главе – щуплый, со смешным оттопыренным пузцом, из-под козырька громадной фуражки выглядывает хищная физиономия типичного поджигателя войны. Ведро он пристроил сзади, рядышком. Блаженно щурится, думает, сейчас выслушает порцию ахинеи от полкана и быстренько смоется домой. Команда «Смирно» доносится от дверей, раздаются тяжелые шаги командора, тьфу, командира… И народ обалдевает, потому что за спинами первого дивизиона крадется Кудинов. Хватает ведро и напяливает его Мирону на голову!

Полкан заметно удивился.

НЕПАША ПОПЕЛА

Действующие лица и исполнители:

Командир 2-го дивизиона майор Кудинов в роли майора Кудинова

Подполковник Майоров в роли непаши, которая попела на плотбище

Автор в роли помощника дежурного по части

Вот тут опытный литератор сделал бы «отсечку». Эпизод с ведром не надо дальше расписывать. Ну в самом деле, какая разница, что Кудинову неудобно показалось бежать назад, и он метнулся вперед, прямо на полкана, а за Кудиновым прилетело розовое пластмассовое ведро, а вслед за ведром, с индейским боевым кличем «Смерть уебанцам!!!», в проход выскочил разъяренный Мирон. Уже без щегольской фуражки, потому что та застряла в ведре.

Хотя полкан и не такое видал – он однажды, зайдя ночью в казарму, наступил на дрыхнущую собаку. Та убежала и спряталась под кроватями.

У нас тридцать две собаки в парке жило. Сначала явилась зимой в кочегарку беременная сука. Ее пригрели, она родила шестерых. К ним стали друзья приходить. Образовалась стая. Псы мелкие, зато веселые. Полкан на разводе говорил: «А те, кто заступают по парку – не забудьте взять на кухне для собак каши! Собаки бдительно несут службу войск! В отличие от вас!». Мы, видимо, пахли все одинаково – точнее, присутствовал в индивидуальном запахе каждого из ББМ некий типично самоходческий элемент, – потому что собаки отличали нас от ракетчиков, зенитчиков и десантников запросто. Ни один чужак не мог зайти в парк, чтобы его не облаяли.

Весело мы служили, в общем.

Потом один ненормальный убил с десяток собачек. Развлекся, пока наши на полигоне были. Тихий, смирный, доброжелательный молодой человек. Подманивал и рубил лопатой. Его за это до конца службы колотили ежедневно, и спал он в туалете – когда давали поспать, – но собак-то не вернешь. Какие уцелели, те ушли из парка навсегда. Жалко, я уже уволился. До сих пор жалко. Я бы молодому человеку придумал. Епитимью. А бригада взяла бы меня на поруки, если что.