Волчица, или дикая Лиза - Ирина Мельникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зинаида Тимофеевна, как злобная фурия, вылетела из столовой, и устремилась в сторону своей спальни, которая находилась на втором этаже. Следом появился Виталий. Лицо у него было красным и расстроенным. Катя поднялась из кресла. Отец заметил ее, подошел и попытался обнять. Но она оттолкнула его, и глянула ему в глаза с такой беспощадной ненавистью, на которую способны только дети, очень любящие своих родителей.
— Я тебе никогда не прощу, если ты женишься на ней, на этой противной Лизе! Дикой Лизе! — выкрикнула она, задыхаясь от недетского гнева: — Только попробуй к ней подойти, я сейчас же убегу из дома!
— Катя! О чем ты? — В отчаянии отец пытался удержать дочь, но она вырвала руку и опрометью бросилась по лестнице вверх, в свою спальню. Почти одновременно хлопнули, закрывшись, двери обеих комнат, и Виталий остался один. Он обвел растерянным взглядом прихожую, остановил его на продолжавшем раскачиваться кресле-качалке, и, развернувшись, направился в столовую шаркающим шагом чрезмерно уставшего пожилого человека.
Глава 11
Прошло две недели. Морозов пропадал на заводе, правда, исправно появлялся к обеду и ужину, а после опять уезжал почти до десяти, а то и до одиннадцати вечера. Срывался важный заказ, и требовалось предпринять много усилий, чтобы не проворонить, не упустить его в пользу западных конкурентов. С Лизой и сыном он виделся только во время коротких приемов пиши, по-другому этот процесс трудно было назвать. Начинался он с того, что Виталий быстрым шагом проходил в столовую, садился на свое место, кивком здоровался с домочадцами, спрашивал у Лизы, как Саша, затем обнимал и целовал сына, который неизменно присутствовал за столом, восседая, словно на троне, в своем высоком стульчике между отцом и Лизой. И заканчивался той же самой процедурой: Виталий благодарил за обед, и, поцеловав сына, покидал столовую.
Этих минут ему хватало, чтобы увидеть, каким славным: веселым и озорным растет его сынишка. Теща и Катя тоже, казалось, оттаяли, и уже души в нем не чаяли, наперебой рассказывая за столом о его проделках и шалостях. Вряд ли они так скоро смирились с пребыванием Лизы в доме, но после того неприличного скандала, которые Зинаида Тимофеевна и Катя устроили Виталию в день приезда Лизы и Саши, никаких неприятных вопросов не задавали, и тему ее отъезда не поднимали. Тем не менее, Виталий предпочитал лишний раз к теще не обращаться, да и в разговорах с дочерью выбирал нейтральные темы. Впрочем, они отвечали тем же. Что являло собой заметный прогресс по сравнению с первыми днями пребывания Лизы в семье.
Все было хорошо на первый, не слишком глубокий взгляд, но Виталий понимал, что короткие встречи с семьей не отражают реальной картины, той обстановки, которая сложилась в доме на самом деле. Ведь появление Лизы перевернуло весь уклад жизни его обитателей. И поэтому каждый час, каждую минуту ждал взрыва…
Морозов позволял себе лишь иногда и только украдкой наблюдать за Лизой. За столом она почти ни с кем не разговаривала, обращалась только к Саше, или к Зое. Она довольно ловко орудовала вилкой и ножом, пользовалась салфеткой, отказывалась от вина, и как выяснилось еще в больнице, никогда не курила. В простеньком домашнем платье, а чаще в джинсах и футболке, она выглядела очень милой и обаятельной, а короткая стрижка умаляла ее возраст лет этак на десять. И Виталию никак не удавалось вообразить ее в камуфляже, в тяжелых солдатских ботинках, разгрузочном жилете, со снайперской винтовкой в руках.
Более того, он не мог себе представить, как ей удалось преодолеть почти сотню километров по тайге, с ребенком на руках, без нормальной еды, одежды, в рваных кроссовках… Отбить атаку бандитов, уничтожить лагерь боевиков… Он никогда не видел ее в деле и не до конца осознавал, что она из себя представляет, И, верно, поэтому не мог свести воедино два образа: милой, красивой женщины, женщины-матери и жесткой, сильной Волчицы, бойца, воевавшего и уничтожавшего врага наравне с мужчинами.
Все эти дни он почти беспрерывно думал о ней. Вот и сегодня он ехал в машине и вспоминал, как она спустилась вчера вечером на первый этаж в тот момент, когда он вошел в прихожую. Как вспыхнули ее щеки! Лиза что-то смущенно пробормотала и почти бегом бросилась вверх по лестнице. Морозов проводил ее взглядом, который тотчас наткнулся на Катю. Дочь, ехидно улыбаясь, наблюдала за отцом и Лизой от дверей своей комнаты.
— Здравствуй, Катя! — Морозов сделал вид, что не заметил этой улыбки, и, поставив портфель с документами на столик в прихожей, принялся раздеваться. — Как дела? — спросил он Катю, опять же не обратив внимания на ее сердитую физиономию. Девочка не сбежала, как бывало раньше вниз, чтобы поцеловать отца, а продолжала стоять возле дверей, заложив руки за спину, и покачиваясь с пятки на носок.
— Почему ты не спишь? — спросил он, поднявшись по лестнице и остановившись рядом с дочерью. — Уже поздно! Тебе пора спать!
— Она разбила сегодня мамину вазу, — сказала Катя сварливым голосом, очень смахивающим на голос Зинаиды Тимофеевны, и Виталий понял, то, чего он опасался, случилось. — Она неуклюжая, как бегемот! — Глаза Кати гневно сверкали. — Бабушка и Зоя только и делают, что подбирают за ней Сашины вещи. Сегодня у бабушки поднялось давление. Ей пришлось перестирывать Сашины штанишки и колготки.
— С чего вдруг твоя бабушка занялась стиркой? — удивился Виталий. — И с каких трудов у нее поднялось давление, если Сашины вещи стирают на машинке? Она что же, стирала на руках?
— Ну да! — Лиза кивнула головой. — Бабушка сказала, что Лиза не простирывает Сашино белье, и взялась перестирать его сама.
Морозов покачал головой. Он прекрасно понимал, чем вызваны подобные попытки задвинуть Лизу на ее истинное место. Зоя, которая относилась к ней с симпатий, уже не раз торопливо шептала Морозову, что Лизу потихоньку-полегоньку заедают, но он не мог оставить завод, чтобы навести порядок в собственном доме, и выкурить, наконец, Зинаиду Тимофеевну — осиное гнездо контрреволюции в его доме. Причем, в этом гнезде поселилась его любимая дочь, и оттуда пыталась метать копья в Лизу наравне с бабушкой.
— Скажи, Катя, — отец взял ее за подбородок и развернул к себе лицом, — ты — добрая девочка?
— Не знаю, — дочь в изумлении уставилась на него. — Но я не делаю ничего дурного. Я не дразню собак и не мучаю кошек.
— Да, наверное, к собакам и кошкам ты — добрая, — сказал Морозов. — Я помню, как ты тащила в дом всех подряд: брошенных котят, безродных щенят, хомячков, морских свинок, от которых хотели избавиться родители твоих приятелей. Выходит, щенков, котят и хомячков можно жалеть, спасать, нежно за ними ухаживать? Но почему ты так безжалостно относишься к Лизе? Она спасла нашего Сашу, но так получилось, что у нее нет семьи, которая могла бы ее поддержать, нет дома, где она могла бы жить, нет работы, потому что она всю жизнь была солдатом, и умеет только воевать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});