Злые игры. Книга 2 - Пенни Винченци

Глава 33

Малыш, 1985, начало весны

Малыш сидел в кресле и слегка потел. Ему казалось, что осмотр длится феноменально долго. Теперь вот врач принялся изучать его глаза, внимательно исследовал вначале один, потом другой, непрерывно бурча что-то себе под нос и время от времени произнося «гм-гм». У Малыша вдруг возникло сильное желание скорчить ему рожу.

— Так, ну что ж. Ничего серьезного… будем надеяться. Наверное, вы просто слишком переутомились. Чересчур много работаете. И не будем забывать, что у вас был ведь инфаркт… когда?., два года назад. Давайте-ка я запишу вас на эту неделю к невропатологу, и пусть он вас хорошенько проверит. Когда, вы сказали, вы стали временами замечать такое онемение? Пару месяцев назад, да?

Выйдя от врача, Малыш медленно и без цели двинулся по Харлей-стрит; самочувствие его после консультации вроде бы немного улучшилось. В конце концов, врач знает, что говорит. Если бы у него было действительно что-то серьезное, что вызвало бы у врача настоящие опасения, его бы в тот же день уложили в больницу. Врачи всегда действуют именно так. И чем дольше они сами с тобой возятся, тем меньше оснований считать, что у тебя что-то серьезное. Да в общем-то никаких серьезных симптомов у него и нет. Если бы у него и вправду дела были плохи, то после такого долгого осмотра его бы просто не отпустили. Все это продолжается у него уже несколько месяцев, и за это время ему определенно не стало хуже. Ну, может быть, если и стало, то только самую малость. Всего-навсего изредка возникающее в правой руке какое-то онемение, окоченение, так что трудно бывает достать ключи, вставить их в замок. Настоящая-то его проблема в другом: просто после инфаркта он стал ипохондриком. А работает он действительно очень много, особенно сейчас, перед предстоящим в апреле открытием лондонского отделения «Прэгерса». Слишком много. И жизнь у него сейчас нелегкая. Малыш поднял руку, подзывая такси, и отправился в свою контору на Сейнт-Джеймс-стрит.

Подумав о предстоящем открытии отделения, Малыш тут же вспомнил и об Энджи, и о той ссоре, что произошла между ними накануне вечером. Малыш тогда высказал ей претензию, что не чувствует с ее стороны той поддержки, которая ему необходима, и что ее собственная работа могла бы в нынешних обстоятельствах хотя бы отойти на задний план. Она теперь обеспечена, никакая работа ей не нужна, и не столь уж многого он от нее просит. На что Энджи ответила ему, что просит он как раз очень много, что ей нравится ее работа, что для нее она так же важна, как для Малыша его паршивый банк, который, кстати говоря, он всего лишь получил в наследство, а не создал сам; и вообще, хотела бы она знать, чем это и как она теперь обеспечена? Мэри Роуз категорически отказывается дать Малышу развод, и потому она, Энджи, сейчас ничуть не ближе к тому, чтобы стать миссис Прэгер, чем десять лет назад. Но теперь у нее двое детей, о которых она обязана думать, и она отнюдь не собирается ставить под угрозу свое благополучие, соглашаясь на полную зависимость от мужика, кем бы он ни был.

Малыш возразил, что он не какой-то мужик, а фактически ее муж, отец ее детей и вправе поэтому претендовать хоть на какую-то поддержку с ее стороны. Энджи ответила, что если он ждет от нее поддержки, то и сам мог бы для нее что-нибудь сделать, например, передать ей часть своих акций «Прэгерса». Возможно, тогда бы она смогла почувствовать себя чуть более обеспеченной.

Она уже не впервые высказывала ему эту идею, и Малыш, тоже уже не впервые, ответил ей, что о подобном не может быть и речи, что мысль эта только плод ее разгоряченного воображения и не более. В ответ на что Энджи послала его на три буквы и отправилась спать в комнату для гостей.

«Неудивительно, — подумал Малыш, — что меня постоянно изнутри что-то гложет».

Его секретарша, симпатичная девушка по имени Кейти Прайор, обладательница весьма вдохновляющих ножек, уже дожидалась его с большим кофейником свежезаваренного кофе («Главной вашей обязанностью будет научиться варить кофе, я не могу пить эту быстрорастворимую гадость», — предупредил Малыш, принимая ее в свое время на работу) и с несколькими сообщениями.

— Звонил доктор Куртис. Спрашивал, сможете ли вы прийти в пятницу. И еще звонила ваша жена.

— Моя жена? Это… — Малыш смущенно смолк.

— Звонок был из Лондона, мистер Прэгер, — поспешила ему на помощь Кейти.

— Хорошо. Соедините меня с ней. Она должна сейчас быть у себя на работе. Номер у вас есть, милочка, да?

— Да, мистер Прэгер. Ой, и еще звонил какой-то мистер Соамс-Максвелл. Сказал, что хочет с вами переговорить.

— О боже, — произнес Малыш.

Энджи говорила с ним крайне холодно. Сегодня вечером ее не будет дома. Она надеется, что Малыш не возражает. Малыш почти так же холодно ответил, что нет, нисколько, и предупредил ее, что на уик-энд он улетает в Нью-Йорк, на очень важное заседание правления банка.

После этого он позвонил Соамс-Максвеллу.

— Малыш! Привет! Спасибо, что перезвонили. Я хотел спросить, не могли бы мы встретиться?

— Не думаю, — устало ответил Малыш. — А о чем вы хотели поговорить?

— Н-ну… меня немного беспокоит Макс. Я не хотел тревожить из-за этого его… Александра. Конечно, может быть, мне придется в конце концов пойти и на это. Но я подумал, что, возможно, вначале лучше поговорить с вами. Давайте встретимся где-нибудь в баре, я угощаю.

— Спасибо, — ответил Малыш, — я могу выпить и на свои.

— Ну что ж, придется звонить Александру. Шарлотта говорила мне, что он сейчас не очень здоров.

— А когда вы разговаривали с Шарлоттой?

— Несколько дней назад. Я стараюсь все время быть в курсе событий. Конечно, я бы мог поговорить и с Георгиной. Она, наверное…

— Нет, — перебил Малыш, вспомнив, как смертельно побледнела Георгина и какими огромными, испуганными и несчастными глазами смотрела на него в то утро после дня рождения Александра, когда она и Шарлотта рассказывали ему, что им удалось узнать о Вирджинии. Он обязан заботиться об этих детях! Все-таки это дети его сестры. — Нет, не надо. Давайте встретимся. Где вы предлагаете?

— В «Американском баре» в «Савое». Где же еще?

Малыш дошел из своей конторы до «Савоя» пешком. Второй раз за день он почувствовал, что ему не хватает свежего воздуха и физических упражнений. Он приходил в ужас от этих встреч с Соамс-Мак-свеллом и боялся их. Предстоявшая была уже третьей. И дело было не только в том, что человек этот вызывал у него крайнюю неприязнь как сам по себе, так и тем, что сумел загнать их всех в угол; но от одной мысли, что у Вирджинии могла быть с ним близость, Малыша в прямом смысле слова начинало тошнить. Вначале он яростно, вопреки всем фактам и доказательствам, сопротивлялся; они сидели в «Савое» — Соамс-Максвелл настаивал, чтобы все их встречи происходили только там, — и Малыш убеждал его, сам стараясь поверить собственным словам, что ничего не известно точно, нет никаких доказательств и потому нет никаких оснований чего-либо с них требовать. В ответ на что Соамс-Максвелл подался к нему и с сочувственной улыбкой произнес: