Ночные Хранители (СИ) - Аберто Ева

— Что?

— Камень Земли, — она вдохнула, закашлялась и повторила — это камень Земли. Эрик, мы должны быть там. Скорее.

Я подскочил и заметался по лагерю, оглушенный словами неожиданно Василисы. Потом опомнился, стукнул себя по лбу и на полной скорости влетел в палатку, растолковывая Касс и ее брату. Кассандра, заслужив мой взгляд, полный обожания, встала, что-то велела Джейду и вышла из палатки. Послышался шорох одеял и тихие протесты. Василиса, опираясь на плечо подруги, встала и они двинулись к выходу в пустошь. До меня донеслось:

— Догоняйте.

Солнце медленно перекатилось по небу и, прекратив наконец светить в глаза, мягко грело спину. Зверь рычал только раз, когда мы, спустя час ходьбы, остановились, споря из-за направления. С того момента прошел еще час, наверно; мы шагали в абсолютной тишине, иногда почему-то шепотом ругаясь на песок, слепивший глаза.

Из-за холма, устланного покачивающимся вереском, показался еще один. Второй холм был ниже, ярко выделяясь на сером фоне пустоши своими черными боками. Вся возвышенность состояла из мокрой глины, должно быть, скользкой. Мы в растерянности остановились перед холмом, гадая, что теперь.

Тут Василиса оттолкнулась от Касс и внезапно быстро и бодро зашагала вперед, остановившись только у самого холма. Она любовно пробежала пальцами по иссяня-черной глине и выудила на свет камень Воды. Я задумался, гадая, что она делает, и любуясь на камешек, посылавший солнечные зайчики на все вокруг.

Холм затрясся.

Где-то в его недрах зародился звук — мощный, глубокий и сильный.

Сверху посыпались комья земли, но Василиса осталась на месте, только подняв камень повыше.

Я протер глаза, вздрогнул, опустил и понял веки — пришлось признать, что холм действительно шевелится. Шевелится так, словно оттуда рвется наружу кто-то огромный. Мои руки, опущенные в карманы, нагрелись так, что казалось, достать их — и увидишь, как от пальцев валит пар.

С верхушки холма полетели камешки и обрушилась целая лавина песка. Кассандра ахнула и схватила меня за руку под неодобрительный взгляд брата. Уж кто-кто, а чертов Джейд был спокоен, что твоя рыба в море. Я представил себе два белых глаза рыбы-Джейда и с силой мысленно их ударил.

Василиса зачем-то завела руку с камнем за голову. Теперь камешек был точно над ее затылком.

В следующий момент стало ясно, зачем. С верхушки холма оторвался огромный валун и полетел прямо на Хранительницу; в каких-то сантиметрах от ее головы он наткнулся на невидимую преграду и мягко скатился вниз, к ногам девушки.

За первым камнем последовали целые куски холма. Внутри, медленно выбираясь из обломков, зашевелилось кожаное нечто. Я сглотнул.

Раздался рык и остатки камней разлетелись в стороны, приминая вереск. Рык повторился.

Звук, вязкий и крепкий, затек в уши, заставляя тело трястись в страхе. Зверь рычал, умело играя голосом; звук словно перекатывался тяжелым шаром, сбивая все на своем пути. Низкий, благородный голос не оставлял сомнений. Я с трудом открыл глаза и, вздрогнув, уставился на Василису.

Похоже, девушку все же сбило с ног, но теперь она поднималась, протянув руку с камнем Воды по направлению к зверю. Я хотел получше рассмотреть того, кто хранил, очевидно, Землю, но мое внимание приковал камень в руках Василисы.

Теперь он потерял свое привычное обличье. Вместо куска гальки, теплого и округлого, в девичьей ладони плескалась вода. Она не вытекала между пальцев, словно резвясь в горсти. Вода бросала блики на лицо и волосы Василисы, бесстрашно задевая ими и круп зверя.

Я наконец поднял на него взгляд. Поднял и обмяк в объятиях Кассандры — Хранительница Воды абсолютно спокойно стояла перед драконом.

Черные крылья смиренно лежали на земле, но мне стало тошно от одной мысли, какую тучу пыли дракон поднимет, если ему вздумается взлететь. Морда его блестела на нас умными глазами размером с мой кулак, ноздри медленно расширялись и сужались. Зверь тяжело дышал, уставившись на девушку перед ним. Где-то за его спиной взлетал и падал хвост, выбивая из вереска мелких птиц и сурков; я пробежался взглядом по черным шипам, даже не считая их, и снова посмотрел на Василису.

Кажется, девушка что-то шептала. Она в забытьи перелила воду из одной ладони в другую, любуясь на нее, и заговорила громче, уверенная, что дракон ее понимает. Скажи мне кто-нибудь такое раньше, я бы его пристрелил, но сейчас мне оставалось лишь ждать.

Василиса вдруг подняла глаза на зверя и расправила плечи. Похоже, Хранительница поняла, как нам добыть камень Земли.

Девушка улыбнулась и вылила воду, в которую обратился ее камень, себе под ноги. Я услышал, как Кассандра разочарованно вздохнула и оттолкнулась от меня, готовая подбежать к Василисе. Джейд тоже напрягся; волшебство развеялось.

Но тут послышался грохот, и мы во все глаза уставились на дракона. В воздухе снова повисла тишина, перемешанная с чем-то магическим. Зверь ложился на землю.

Сначала угомонился хвост и послушно обвил тело дракона. Он немного взмахнул крыльями, расправляя их и пугая нас до смерти; жилистые и утыканные шипами, такие же иссяня-черные, как и весь дракон, они улеглись, укрыв его спину. Потом подкосились задние лапы и передние; наконец дракон припал грудью к земле и стал снова похож на холм.

Василиса тоже опустилась на колени. Нам почти не было видно, что происходило перед ней.

***

Лихорадка куда-то делась. Впрочем, по сравнению с драконом, улегшимся передо мной в смиренной позе, это было совсем не важно. Я подумала, что и мне не помешает сесть на землю; я опускалась медленно, завороженная мокрым пятнышком на растрескавшейся земле. Вода будто знала, куда падать — камень Воды смочил идеальный круг, по середине которого проходила трещина в сухой глине.

Я уже думала, что придется попробовать другой способ, когда трещина наконец разошлась — сначала медленно, словно совсем не двигаясь, но она открыла небольшую ямку в земле. Я протянула руку и достала сначала свой камень, а потом камень Земли.

Говорят, что Хранитель не сможет держать камень чужой Стихии в руке — он почувствует нестерпимо жгущий жар. Похоже, древняя магия решила, что мы захотим выкрасть друг у друга камни; не знаю, правда, что до других Хранителей, но мне бы со своим камешком справится.

Возможно, я толком и не Хранительница и жар на меня подействовал в пол силы — но я ощутила только мягкое тепло, когда взяла камень Земли. Где-то в груди сладко защемило и перехватила его поудобнее. Потом подумала и накрыла второй ладонью.

Меня порядком встряхнуло, и я решила, что лихорадка возвращается, но камень Земли так настойчиво пульсировал в руках, что это идея была тут же отметена.

Кровь словно развернулась и потекла по венам в обратную сторону. Сердце забилось в истерике, легкие сжались в попытке снова дышать. Я закашлялась, в ужасе глядя на руки, которые сжимали камень Земли и никак не могли его выпустить.

Впрочем, в следующую секунду все прекратилось, и я беспрепятственно разжала пальцы. Камешек невинно выкатился на глину под ногами и остановился в паре сантиметров от камня Воды. Идеально, чтобы его разглядеть.

Он был серый, со вкраплениями коричневого. Где-то по углам он истерся, и там выступала белая пыль. Одна из граней раскололась и в трещине виднелись причудливые узоры, которые нарисовали там прожорливые жучки, выбравшие камень Стихии своим домом.

Я взяла оба камня в руку и снова задрожала. Но теперь дрожь была легкой и теплой, я с удовольствием отдалась ей. Камни толчками отдавали мне свою силу, соперничая в том, как много могут подарить. Я улыбнулась и в блаженстве прикрыла глаза, абсолютно забыв о драконе, который снова обратился в глинистый холм. Так вот это как, чувствовать мощь.

Камень Огня

«Существуют на свете всего четыре степени страха. Четыре — этого достаточно, чтобы сойти с ума. Четыре: страх перед происходящим вокруг, страх перед лицом врага, страх перед своими друзьями и страх перед самим собой. Страх перед обстоятельствами прост — это то, что можно в большой степени контролировать, а в остальном положиться на веру. Страх перед лицом врага хуже, но тоже сносен — врага можно убить. Страх перед собственными друзьями — почти безвыходный, но от него можно закрыться внутри, в конце концов, оставить друзей с миром. Хуже всего — страх перед самим собой. От него не спрятаться и не сбежать; от него не поможет любовь или надежда. Пожалуй, страшащегося себя спасет власть, но только если он использует ее с умом и только если рядом найдется тот, кто не испугается силы.»