Погода массового поражения - Дитмар Дат
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
наниди машет мне, пока я выкашливаю воздух, попавший мне не в то горло, она берет меня за локоть и тянет в укрепление, в под
цепь маленьких пачечек, как дрожжи в тоненьких обертках, связанная толстым кабелем, какой я только у компьютеров видела: «бери», она встает рядом с убитым, в руке оружие, я слышу, как идут собаки, ближе быстрей
«чтозззшзачем…»
«бери, и приклеивай, видишь, тут снизу, там липучка — приклеивай к стене через каждые пять шагов, разматывай провод, это катушки, правильно, так. do it now. давай иди».
то есть в туннель, в освещенные запасным питанием сумер
двое уже впереди, между пиками, наниди попадает в обоих, они валятся навзничь от ударов по бедрам, по животу, несмотря на защитную одежду, «да, это я умею, но когда они все будут здесь, весь гарнизон, будет уже поздно».
«хорошо, да, прекрасно, я уже бегу, ты довольна, да?» стена гладкая, я креплю на нее первый пакетик и не решаюсь надавить на него — если это взрывчатка, то тогда, при
они все стреляют, охранники и охотники, наниди тоже, может, нам обратно наружу, там где она стоит? это нам не по плечу, тем более мне, хромоножке, следующую на гладкую голую стенку, следующая, еще одну.
блин, ну что за морока, как тут теперь вывернуть, я такого даже у тезофских скотчей никогда не
«сколько?»
«что?»
«fuck, клавдия, сколько у тебя еще?»
«четыре».
«о’кей, наклеивай… damn it…» что, пардон, здрасьте, на нее нашло?
«наниди?»
«yes, ah piss eggs… scumsuck rrs!»
«нани…»
«ну что?!»
«ты ранена!»
«shit, по. чего тебе?»
«ты что-то хотела насчет наклеивать, я… ты хотела мне что-то сказать, я не стала клеить дальше».
«ah, swell, as if… клей по две вместе, о’кей?»
«но ты говорила, только по оной каждые…»
«по две, по две и всё! всё, хватит! заканчивай!»
начинается такая молотильня, будто тут дьявольская дискотека и великаны, работающие вышибалами, от оглушительного баса не могут больше
и я ведь знаю, что здесь стоят двигатели, совсем официально, мощностью в 3200 л.с., я ж об этом обо всем читала, бум, бум, бум. наниди стоит рядом со мной в полутьме: «установила?»
«как, ну да, ясное дело, и в конце, вот, видишь, каждый раз по две…»
дверь закрыта, я слышу, как о нее ударяются пули, отскакивают, рикошет, молотильня ускоряется, разгоняется: бум-бум-бум, бум-бум-бум.
«наниди? мне страшно».
«ah shut up[145], пошли, здесь, давай, нет, что ты делаешь?», она хватает меня за шиворот, когда я сворачиваю не туда, тащит рывком назад, «в другую сторону», я не понимаю, как она может здесь ориентироваться, здесь все извивается, нет простых перекрестий, только скрещенные щупальца как на, какая там форма, что, может, это свастика это
при всем желании, легкие полны игл, мне очень жаль, но никак, она дает мне пощечину, я вздрагиваю, «move it! move it, bitch!»[146], и в ее взгляде ненависть, решимость, что я вмиг понимаю, что если застряну здесь и она со мной, если я здесь, правда, свалюсь и сдамся и все пошлю, когда она уже думает, что мы на финишной прямой, то она меня тогда зашибет, то она меня прикончит без всякого сожаления, то она
вот дерьмо больно так же можно
ни ногой, ни ступней двинуть не
на землю, как так на землю, что это? как она, я больше не могу вспомнить план, схему, а нет же, полозья, сани из темного железа, мы ложимся на них плашмя, она бьет двумя ногами, отталкивает нас от стены, мы вращаемся, скользим, падаем наискосок, завинченные в резьбу
плита, обрыв, скользко, она хватается за верх, решетка? каркас, стена с крестовыми стремянками.
«наверх, теперь наверх, get up!» я больше не могу думать, у меня больше нет мыслей от сплошных ай и ой, я только больше не хочу, чтобы на меня рычали, орали, хватит, прошу, лучше просто убей меня своей саблей
конец я не могу сорри я не
брешь.
мерцание, затем открытое пространство: снежное поле.
мы обогнули решетку, как так может быть? я бы нас с другой стороны искала, я не понимаю топографию. без разницы, вот и наши козлы, наш планер.
наниди задыхается, хрипит, только когда она помогает мне подняться на ноги и тянет меня через открывшийся проем наружу, я понимаю, что она смеется.
«we did it. shit, we really pulled it off»[147], отчасти сгорбленные и будто пьяные, отчасти загнанные, на своих двоих добираемся до планера, до того как первые взрывы
я слышу даже запах, слышу звук, как та молотильня дважды перебивается, становится аритмичной, наниди хватает меня за разорванную ногу, сжимает ее, адская боль: «эй! ты чего делаешь, дура?» «i need you here, focus, сосредоточься, work with me here, сядь прямо, руку туда, перекрести… сделай пальцы вот так. alright, держись… hold on», гром гремит в земле, она трясется, она давится чем-то, она подбрасывает нас так, что мы быстро, всё быстрее
Часть третья
заструги
XII
050572всё всегда в любую погоду
оцепенение: вот стоит та самая штука, наш планер, хотя она и пыталась мне объяснить, я никогда не смогу понять, как он работает, он отдыхает, под плащом из струпчатого инея, вышел из строя, давно ли? три месяца — батарея села, думаю я и так и сказала, но наниди просто покачала головой: «батарея, пффф. если б все было так просто», но и от этого не легче: не будет больше безумных полетов вблизи вершин.
рюкзаки тяжелые.
в путь.
надеюсь, в самом деле переберемся через ледник, есть перевал, говорит наниди, но в стороне от шоссе, она хочет до валдеза, там порт, по ее мнению, туда уже, после того как мы долго были в тени, точно отправили людей, чтобы при случае ее забрать, так якобы договаривались.
белые с прожилками пальцы льда, отверделые пласты снега, прислонившиеся к деревьям, жаль, что нет фотоаппарата, она не понимает, почему я бреду так медленно, почему эта идея — валдез — пришла ей в голову только сегодня?
возможно, фантазия из рода скрытых желаний, сложный способ сдаться: она манит меня на гору, где мы можем вдвоем замерзнуть или сорваться в пропасть, потому что для нее это, я ж ее знаю, конечно, лучше, чем отступить, отрекись от всего, мой крах
вдали, как танкеры в море, стоят серые опрокинутые монолиты: «фата моргана», остерегает наниди, у которой теперь один только кончик носа торчит из одежды, я оставила меха в укрытии и ношу свое старое полупальто, которое было на мне в день смерти муруна. руки глубоко в обоих карманах; в правом я что-то нахожу, как странно: едва видна полустертая надпись «kiss me», аккуратная, чистая трубочка из металла, тушь внутри давно затвердела в угольный карандашик, и то же самое с моей ярко-красной «fun». снимаю колпачок, вывинчиваю некогда заботливо заостренную помаду и ставлю все это в снег; красная свечечка без огня.
«что ты там делаешь? времени нет. хватит украшать местность».
прощай, маленький тюбик губной помады, храбро стоишь ты на своей
она не хочет обсуждать, что я видела в haarp. однажды я все же задаю ей вопрос, в глубоких дебрях: «наниди, это была… галлюцинация? что космическое излучение узором…»
«они уже вечность на это смотрят и ищут законы природы, закономерности, you could call it… намеренное самоограничение, если они не ищут ничего разумного в этом излучении, то все, что они найдут, они могут расценить только как природное и только так потом объяснить, замкнутый круг», petitio principii[148], сказал бы мурун.
«но с другой стороны, они же и радиотелескопами вслушиваются в…»
«да, поиск внеземных цивилизаций, и все такое, old hat. но что законы природы и разумное сообщение — одно и то же, если существует разум, которому природа обязана своими законами…»
«значит, есть такой разум? я это правда видела?» «много есть всякого, что разумно, но не человек», говорит она и стряхивает с плеч снег, который маленькой лавиной с ветвей
падает от легкого прикосновения с ветки как переспелый плод, лежит камнем в снегу: никогда не думала, что совы могут замерзать.
«может», предполагает наниди, поправляя меня, «она не замерзла, а просто умерла, от старости», я где-то — этого я не говорю вслух, мы идем дальше — читала, что древние греки воспринимали смерть совы, которая была для них геральдическим знаком афинской мудрости, как злое предзнаменование приближающегося безумия и дурное предвестие скорой
050578трансаляскинский нефтепровод в долине всегда в поле зрения, «вдоль него, три, четыре, дневных перехода, и нельзя терять его из виду, он — наш указатель», как раньше в вестернах, когда шли по рельсам.
идитарод: собаку бы нам, пятнистую и верную, чтобы нас сопровождали не только вороны, перегоняли вороны, летящие, свистя и каркая, к городу у нутка-зунда в
