Дикое золото - Александр Бушков

– Константин Фомич, – твердо сказал Бестужев. – Не мое это дело – вести дискуссии о политике и экономике. Я – практик, если можно так выразиться. Никто не подозревает вас. Не по доброте душевной, а исключительно из ясного осознания того, что для в а с это был бы излишне сложный путь поиска финансов на партийную деятельность.

– Ну, спасибо и на том… – гаерски раскланялся Иванихин. – Не подозреваете, и то ладно…

– Константин Фомич, вы способны говорить трезво и серьезно?

Иванихин прищурился:

– Неужели похоже, что я перед вами комедию ломаю?

– Не похоже. И все равно…

– Бросьте, – сказал Иванихин веско. – Обычная утренняя доза, не влияющая на мозги. Как для британца – чашка с овсянкой…

– Ну хорошо, – сказал Бестужев. – Константин Фомич, у меня есть определенный план. Я не могу гарантировать, что он принесет триумф, успех. Но шансы велики. Могу я рассчитывать, что вы исполните все мои просьбы и сохраните полную секретность?

– Можете, – кивнул Иванихин, глядя строго. – Если это поможет их взять. Возьмите их и приволоките, и я, право слово, Таньку за вас выдам… э, нет, это уж меня занесло, мы, черт возьми, не в русской сказочке, где Ваньке-дураку обещают полцарства и царевну в придачу… Но все равно, благодарность моя будет безгранична.

– А черт с ней, с вашей благодарностью, – в тон ему сказал Бестужев. – Вы, главное, пообещайте в точности следовать моим инструкциям, не отступая ни на йоту. Дело в следующем…

…Поручик Польщиков, заведующий приисковым жандармским пунктом, сильное подозрение, был из неудачников. Из тех, что перешли в Отдельный корпус в расчете на карьеру, но прежнее фатальное невезение потащилось следом, как сказочное Лихо Одноглазое. Бывают такие люди – меченные вечным невезением.

Дело даже не в том, что ему было не менее сорока, – возраст для поручика, мягко говоря, юмористический. Весь его вид, манера держаться, приниженная, грустно-покорная, откровенно унылая, поневоле вызывали в памяти образ Акакия Акакиевича – разве что в данном случае вместо чиновничьего вицмундира носившего военный мундир с голубыми кантами и синюю фуражку. Он даже не заискивал перед гостем из столицы, как порой бывает с обойденными чином провинциалами, – просто-напросто держался с пришибленной, устоявшейся тоской. А меж тем Бестужев, прочтя несколько составленных поручиком материалов, увидел там и неплохие аналитические задатки, и четкое знание службы. Беда только, что все эти качества нимало не помогут продвинуться, если нет в человеке некоей искры, таланта, толчка…

– Федор Иваныч, – сказал Бестужев, отпив предложенного чаю. – У меня отчего-то такое впечатление, что вы любите в огороде копаться…

– Угадали, господин ротмистр, – сознался печальный Польщиков, равнодушно глядя в окно на подступавшую к самому дому тайгу. – А чем же здесь еще заниматься в видах скоротания скуки? Знаете, меня уж и супружница пилить перестала за то, что завез в эту глушь. Это, понимаете ли, характеризует степень привыкания… Сопьюсь я здесь, – поведал он неожиданно.

Бестужеву и жаль его было, и наличествовала легонькая брезгливость удачника, молодого веселого хищника к бездарно промотавшему лучшие годы упряжному коню. Бывает такое: и сочувствуешь человеку искренне, и в то же время радуешься втихомолку, что сам, слава богу, не в пример более благополучен, ведь все мы эгоисты в душе…

– Ну, не прибедняйтесь, поручик, – сказал он уверенно. – Читал я ваши отчеты – весьма толково, говорю искренне. Наблюдение ведется грамотно, освещение с помощью негласных сотрудников наладили весьма даже неплохо для такой глухомани…

– А караваны тем временем грабят, – сказал Польщиков уныло. – И ничем тут агентура не поможет…

– У вас есть свой взгляд на события?

– А разве вам интересно?

– Безусловно, – кивнул Бестужев. – Вот, например, возьмем это анонимное письмо по поводу Гнездакова… Как по-вашему, имеет оно хоть малейшее соответствие с реальностью?

– Никакого, – неожиданно твердо сказал Польщиков. – Во-первых, у него мозгов не хватит задумать такое предприятие. Лука – мерзавец, на коем пробы ставить негде, каторжанская морда, варнак, но он, господин ротмистр, и не умен вовсе, а всего лишь хитер. Это – вещи разные, ум и хитрость. За всеми этими налетами, коли уж вам угодно знать мое мнение, проглядывает чей-то острый и отточенный городской ум. По-ученому выражаясь, интеллект. А Лука – тварюшка примитивная. Обсчитает, утаит, взятку примет, перехватит горсть шлиха у вольных копачей, сам втихомолку промывочку сделает на чужих землях, силком задерет подол глупой бабенке – вот и все его свершения. Отсюда вытекает «во-вторых»… Лука три раза топтал каторгу и больше туда не хочет. А следовательно, осторожен, как волк, от коего, я полагаю, непосредственно и произошел вопреки теориям английского господина Дарвина… Не пойдет он в подметки к кому бы то ни было в столь опасном и шумном деле, как грабеж золотых караванов. Не станет, как выражается каторжный народ, «волохать на барина». Понимаете? Неплохо я успел изучить сего гада. И уверенно вам говорю: то, что можно применительно к нему именовать жизненной философией, ни за что ему не позволит идти в сообщники к тем, как бы заманчиво ни было… Еще и оттого, что за Иванихина он держится мертвой хваткой, поскольку господин Иванихин – единственный его якорь спасения на этой земле. Выпади он из доверия – либо устукают в тайге те, кому он давненько поперек горла стоит, либо сам хозяин… У Иванихина, знаете ли, это просто. Подалее, верст на полсотни к востоку, у него возле озера Чебаркуль даже собственная и личная тюрьма есть-с для инородцев, подземелье, камнем обложено…

– А вы куда смотрите?

– Эх-хе-хе… – вздохнул Польщиков. – Согласно существующему порядку, потребны либо улики, либо жалобы. Улик не найдете, а жалобщиков отчего-то не бывает… Нет, не Гнездаков. А кто – судить не берусь. – Он вдруг с нескрываемой обидой вскинул на Бестужева унылые глаза. – Не в моей компетенции-с…

– Как вы думаете, они могут напасть завтра?

– Запросто-с. Золото – вещь дикая и хмельная. Это как с алкоголием – втянуться легко, а вот вылечиться трудно. Тем более – семнадцать пудов, а охрана необычно слаба. Я бы посоветовал подождать, когда с прииска «Благодатный» вернутся казачки. По моему мнению, риск чересчур велик. Жаль, не располагаю властью задержать караван…

«А ведь ты это искренне говоришь, – подумал Бестужев. – Нет, не ты, не ты… Есть вещи, которые таким, как ты, и в голову не придет сделать. Не ты…»

– Что вы имеете в виду под компетенцией? – спросил он напористо. – Как раз в вашей компетенции все, связанное с данным делом.

– Это я так обмолвился…

– Вздор, – сказал Бестужев твердо. – Вы не обмолвились – это у вас накипевшее прорвалось. Федор Иваныч, я ведь не паркетный шаркун, я сыщик и, говорят, неплохой… Что за странные намеки насчет компетенции? Что у вас накипело? Я требую ответа. Требую, – жестко подчеркнул он. – Полномочия мои такое право дают. В чем сложности?

Помолчав немного, Польщиков вдруг махнул рукой:

– А, семь бед – один ответ. Дальше не пошлют, а если и пошлют, будет то же самое… Господин ротмистр, я, вполне возможно, работал бы эффективнее, не отбирай у меня часть полномочий и прерогатив град Шантарск…

– А конкретнее? Я требую, поручик.

– Дальше Кушки не пошлют, больше пули не дадут… – Польщиков резко выпрямился, что применительно к нему, очевидно, означало самое эмоциональное выражение протеста. – Господин ротмистр, когда по территории, подведомственной моему участку, регулярно разъезжают сотрудники губернской охраны, когда они под носом у меня вербуют агентуру, а то и перевербовывают, причем сверху рекомендуют не чинить ни малейших препятствий, такое может означать одно: то ли мне перестали доверять, то ли считают нужным мою компетенцию резко ограничить. Протестовать не могу-с – против субординации…

– Кто ведет работу на вашем участке? Поручик!

– Есть такой купец…

– Ефим Даник?

Польщиков согласно опустил ресницы:

– Мало того, что документы выправлены по всем правилам, губерния подтвердила его полномочия… Понимаете мое положение?

– Кто подтвердил?

– Сверху, – показал поручик в потолок пальцем.

Бестужев видел, что более детального ответа ни за что не добьется, – у тихого бунта есть свои пределы, и они как раз только что были достигнуты…

– С какого? – все же переспросил он.

И ответа не дождался, поручик без надобности принялся ворошить бумаги на столе.

– Ладно, – сказал Бестужев. – Анонимку на Гнездакова не выкинули?

– Как можно? Зарегистрировано-с, срок хранения не истек…